Магия белых ночей (сборник)
Шрифт:
И толкнула меня в плечо. Видимо, чтобы я как можно сильнее прониклась гостеприимством этого города.
– Простите, – я поправила сумку и шагнула в сторону, получила тычок в бок от бегущего к дверям походника с огромным рюкзаком и подумала, что ещё немного – и расплачусь.
С неба сыпалась мелкая морось, машины в пробке еле ползли и переругивались гудками, небо было серым. Просто серым, без всяких там облаков. Как будто кто-то натянул над городом ткань самого грустного цвета.
Хотя…
– Куда ты убежала? – тётя Стелла, которая задержалась на перроне, наконец догнала меня и положила руку на плечо.
– Сюда, – буркнула я, не понимая, чего мне сейчас больше хочется: огрызнуться и сбросить ладонь или повернуться, обнять Стеллу и расплакаться. Хотя… В конце концов, я уже не маленькая девочка.
Тётя вздохнула. Так, как будто всё поняла.
– Идём, – сказала она. – Не стоит вызывать такси, на метро доберёмся быстрее.
– Куда нам? – спросила я.
– В Купчино.
И это слово мне ничего не сказало. Абсолютно. Оно казалось таким же тёмным и грустным, как дождливое небо.
– Хорошо, – я пожала плечами.
И мы зашагали… куда-то. Последние пару недель я чувствовала себя маленьким утёнком, который способен передвигаться по миру только вслед за мамой-уткой, потому что сам впервые выбрался со двора. А мир вдруг оказался слишком большим, слишком странным, слишком чужим.
Что же. Побуду утёнком.
Когда мы уже заходили в метро, кто-то схватил меня за рукав:
– Простите!
Я вздрогнула, прижала к себе рюкзак, в котором, если задуматься, не было и не могло быть ничего ценного, и подняла глаза. Очень внимательно, прищурившись, на меня смотрел мужчина, которому точно не место было в этой толпе. Даже утёнок, не знающий жизнь, сразу понял бы: такие люди на метро не ездят. Они передвигаются на роскошных машинах, летают на личных самолётах, прогуливаются по дорожкам парка вокруг собственного… ммм, дворца как минимум. Но этот всё же стоял в вестибюле метро. И смотрел на меня.
– Йолли? – спросил он. – Это ты?
– Нет… – прошептала я, хотя на самом деле на мгновение мне почему-то захотелось ответить ему «да». Потому что это имя было таким смешным, колючим, веселым… Совсем не как мир вокруг. Пусть даже я знала, что меня зовут по-другому.
– Так! – послышалось у меня за спиной, Стелла взяла меня за локоть и потянула к себе за спину. – Девушка спешит.
– Так уж ли она спешит? – насмешливо переспросил мужчина, подняв бровь.
– Так, что тебе не угнаться, – выплюнула Стелла, а потом добавила нечто совсем неуместное: – Кыш! Пошёл отсюда!
Я ожидала, что мужчина оскорбится или возмутится… Но он просто хмыкнул, развернулся и через секунду растворился в толпе. Будто его и не было.
– Кто это
– Мошенник, – твёрдо ответила Стелла. – Может, обобрать тебя хотел.
И я поверила.
Потому что нужно хотя бы кому-то верить, если сама похожа на утёнка, который ничего не знает.
Потому что ничего не помнит.
Три недели назад я открыла глаза и увидела под ногами мокрые камни и волну, которая уже подбиралась, чтобы залить носки ботинок шипящей пеной.
– Ой, – сказала я, отскочила в сторону, чуть не упала, раскинула руки и подняла голову. Чтобы увидеть его. Маяк.
Маяк, полоску камней, ведущую к нему, море, небо и… услышать крики чаек.
Первое, что я достоверно помнила в этой жизни.
И больше – ничего.
Ни как меня зовут, ни кто я по профессии, ни кто мои родные, ни то, что это за город, ни какой сейчас на дворе день и год… Чистый лист. Tabula rasa. Наверно, стоило бы испугаться, но я просто стояла и смотрела на маяк, а в душе было пусто-пусто. Как будто кто-то вырезал дыру в моей груди, и сейчас внутри лишь свистел ветер и слышались звуки прибоя.
Испугалась я позже, когда наступил вечер, стало холодно, я вернулась на берег и поняла, что понятия не имею, куда идти и что делать. Хорошо, что у меня сохранились знания о мире. Я понимала, что море называется морем и вода в нём наверняка мокрая и холодная. А если споткнуться и упасть, то ушибёшься. Хорошо, что остались какие-то бытовые понятия и городские рефлексы, отвечающие за безопасность. Например, откуда-то я знала, что дорогу нельзя переходить на красный свет. Но всё, связанное лично со мной…
Воспоминания напоминали осколки разбитого стекла. Разноцветную стеклянную мозаику. Когда я пыталась вспомнить что-то конкретное, нестерпимо начинала болеть голова. На ум приходили только разрозненные образы.
Я маленькая, гуляю с кем-то из взрослых, и мне покупают в кондитерской пирожное. Пирожное называется буше, оно мягкое, сладкое, в шоколадной глазури, я откусываю кусочек и щурюсь от удовольствия.
Я потерялась в большом магазине, оглядываюсь по сторонам, ищу маму, но её нет, и мне становится всё страшнее и страшнее.
Я иду по берегу реки, над головой по ярко-синему небу летят облака, дует ветер, ужасно мёрзнут уши, но я упорно не достаю из кармана и не надеваю шапку, потому что весна!
Я держу кого-то за руку и улыбаюсь до ушей, но прячу улыбку за тёплым шарфом, потому что иначе он догадается, что… Что я влюбилась?
Когда на улице стало совсем темно, я сдалась. Подошла к полицейскому, который стоял и, кажется, скучал на перекрёстке, и сказала:
– Простите… Кажется, я потеряла память и не знаю, куда идти.