Магия без правил
Шрифт:
– Спасибо можно бы и сейчас сказать, – сухо прервал ее размышления цыган.
Вот еще! Заговаривается мальчишка – с каких пор таборные бродяги взяли себе манеры господ гвардейских офицеров? Но самое неприятное, что он прав! Кто бы он ни был, бесчестно отказывать своему спасителю в простой благодарности.
– Спасибо, – тихо-тихо промолвила графиня.
– Ай, солнце на землю упало – гордая панночка простому рому спасибо сказала! – насмешливо протянул цыганенок… и вдруг физиономия его стала настороженной.
Людей еще не было видно, но графиня уже слышала приближающуюся к ним перекличку
– Это за мной!
Цыганенок согласно кивнул:
– Дворня панночку ищет, – и вместо того, чтоб поехать навстречу, повернул коня с дороги на малозаметную лесную тропку.
– Ты куда меня везешь? – подозрительно вопросила Татьяна.
– На базар продавать, – отводя нависающую над тропой ветку, буркнул он. – А не купят такое сокровище, так задаром отдам, еще и доплачу, лишь бы с рук сбыть.
– Не бойся, купят! – немедленно изобиделась графиня. Ввечеру, почитай, полгубернии явится ее торговать. – Почему свернул с дороги? Отвечай немедленно!
Наглый цыган неожиданно смутился, заерзал и нехотя выдавил:
– Да повидать вас тут кой-кто хочет…
– Она? – мгновенно позабыв о пререканиях, слабеньким голосом спросила графиня.
– Она, – кивнул цыганенок, сразу поняв, о ком речь.
Они помолчали. Впереди замаячили знакомые строения. Пустив коня в объезд заднего двора, цыганенок повез панночку к старой конюшне.
– Там? – жалобно спросила Татьяна.
Ставший необычайно серьезным мальчишка молча кивнул, помог панночке сойти с седла и потянул скрипучую створку.
– Ты мне только скажи… – панночка нерешительно остановилась перед темным входом. – Она не видение? Она на самом деле есть? – выпалила Татьяна.
Мальчишка усмехнулся:
– Она говорит, что это нас на самом деле нет, – сказал он и подтолкнул графиню внутрь.
Позади зацокали копыта – вороной жеребец направился к стойлу так просто и привычно, словно оно было ему родным.
В старой конюшне было полутемно – свет пробивался сквозь узкое окошко под потолком да в щели рассохшихся дощатых стен. Пахло пылью и лежалым сеном. И кровью. От брошенных в сено двух неподвижных тел остро пахло свежепролитой кровью. Татьяна попятилась, с ужасом глядя на распростертых перед ней пана Владзимежа и Томашека.
– Не бойся, – сказал у нее за спиной тихий голос. – Они всего лишь спят. Я им ничего не сделала. Ну, почти ничего…
Татьяна медленно обернулась. Позади нее стояла черноволосая. Облачение из мешковины вблизи производило впечатление еще более пугающее и странное. Все оно было грубо размалевано черными крестами да желтыми языками пламени, средь которых пестрели многочисленные грязно-алые пятна – графиня содрогнулась, понимая, что сие действительно кровь. Странность картины усиливалась тем, что в тонких пальцах черноволосое видение сжимало… шляпку. Модную шляпку нежно-абрикосового шелка, вышедшую не иначе как из мастерских петербургских, варшавских, а то и парижских модисток. Розовые ленты волочились по грязной прелой соломе.
– Привет, – странно поздоровалась черноволосая и неуверенно улыбнулась. Татьяна невольно вздрогнула и тут же вздохнула с облегчением – сейчас зубы ее были совсем обыкновенными, никаких клыков. – Ты… Ты меня помнишь? – дрогнувшим надеждой голосом спросила черноволосая.
– Ах, безусловно, как бы я могла вас забыть! – Татьяна ответила именно так, как ее всегда учила мама. С намертво вбитой маменькиным воспитанием любезно-радостной интонацией и положенной светской улыбкой на устах.
Изумрудные глаза вспыхнули невозможной, запредельной радостью. Черноволосая издала дикарский, крайне неприличный для девицы вопль… И ринулась на Татьяну:
– Ура, ты помнишь! Танька!
Крайне скандализованная Татьяна с удивившей ее саму быстротой отпрянула в сторону:
– Кто дал вам право обращаться ко мне подобным образом? – она гневно выпрямилась, возмущенно воззрившись на черноволосую. – Наш род идет от варягов, что прибыли на Русь с князем Рюриком! Мой батюшка был полковником, кавалером императорских орденов! А вы позволяете себе кликать меня, будто крепостную девку? Я вам, сударыня, не Танька и не Манька! Вы можете звать меня графиней, или Татьяной Николаевной, или, если вам угодно, Татьяной – мы ведь, кажется, одного круга? – на самом деле графиня не была в этом уверена, но желала быть снисходительной. – Однако же я настоятельно требую, чтоб вы не позволяли в мой адрес холопских кличек! – закончила она уж с меньшим запалом, просто потому, что с каждым ее словом радость, полыхавшая в глазах черноволосой, медленно гасла.
– Извини, – пробормотала та. – Буду звать как ты хочешь. Просто ты сказала, что помнишь меня. Я Ирка Хортица. Можешь так Иркой и звать, я на этот счет не заморачиваюсь. – Она поглядела на Татьяну печально, как на тяжко больную.
Графиню раздражил этот взгляд, и она сухо ответила:
– Весьма рада знакомству. Однако же я вас действительно помню. Я видела вас во сне, и еще вы являлись мне в спальне и на лестнице. Вы ведь… – она замялась, – невеста упыря?
– Кто? – вскричала черноволосая так свирепо, что графиня невольно перетрусила. Не хотелось бы разделить участь пана Владзимежа с сынком, хоть черноволосая и говорит, что они всего лишь спят.
– Что за наезды, я не врубаюсь? Какой-то дохлый упырь в женихи набивается, а меня кто-нибудь спросил, согласна я или нет? – продолжала кипятиться панна Хортица.
Татьяна не слишком понимала ее слова – кто куда наезжает, кто и что рубит?.. Девица выражалась странно, однако ж кипящие в ней чувства были графине весьма созвучны.
– Меня пан Томашек с батюшкой тоже не спросили, – невольно вздохнула она.
– Этот, что ли? – хмыкнула черноволосая, совершенно непочтительно пиная бесчувственного паныча. – А когда он был просто инклюзником Тимом, к тебе вроде не клеился?
– Не понимаю, о чем вы, – графиня устало присела на перевернутую старую поилку. – Ежели б один пан Томашек моей руки домогался! А то… Понаедут сегодня вечером – все, у кого сыновья да деньги найдутся.
– Ничего себе, – ошеломленно пробормотала панна Ирина. – Эпидемия какая-то… А тебя ж старый пень вроде тоже обмел?
– Не вполне понимаю, о каких пнях вы изволите говорить, но моя беда в богатом наследстве, что досталось мне от покойных родителей, – вздохнула Татьяна.
Цыганенок, до той поры молча чистивший своего вороного, вдруг отбросил скребок и ехидным тоном сообщил: