Макароны по-флотски (сборник)
Шрифт:
– Смогу, однако.
– Ну, вот и отлично. Вот и отлично. Будешь сегодня на стрельбах из зушки по светящимся аэрозондам бить. Сможешь?
Лицо Бельдыева потеряло осмысленное выражение. В глазах как будто выключили свет.
– Аэрозонды, шарики… светящиеся.
– Сарики – это понял я. А с картошка на зучка можно? – усомнился боец, откладывая в сторону недочищенный корнеплод.
– Можно?! Можно Машку за ляжку и козу на возу, Бельдыев. Не можно, а нужно! Ты, что сюда приехал – картошку чистить или Родину защищать?
Бельдыев задумался. Лейтенант, насторожившись,
– Неважно, не думай об этом Бельдыев. Не напрягайся. Значит, сбить сможешь? Чтоб всё потухло?
– Угу.
– Ну, Бельдыев, – расчувствовался лейтенант – если ты сможешь… – лейтенант всем телом подался навстречу солдату. – Если ты сможешь,… Я… я… тебе отпуск!.. Десять суток дам… На родину, домой поедешь. Хочешь домой, Бельдыев?
При словах отпуск и домой – глаза Бельдыева в первый раз за время разговора оживились, блеснув желтоватым огнём:
– Дамой? – Недоверчиво переспросил он.
– Да! Домой, домой поедешь! … Но только смотри у меня, чтобы потушил все светящиеся шары, все до одного. Усёк?… В смысле, понял, Бельдыев?
– Всё поняла я…Зачем многа гаваришь?.. Усёка.
– Ну, вот и славненько, Бельдыев, вот и славненько. В 24.00…
Свет опять погас в глазах Бельдыева.
– В 24. 00!.. М-м-м, ну, когда все стрелки кверху встанут. Чтоб был на позиции. Отставить картошку. Брось эту отраву. Разойдись… Это твой шанс, Бельдыев, готовься, – и лейтенант в первый раз за сегодняшний день улыбнулся.
Ровно в 24:00 генерал сидел в кресле на почетном месте перед широким обзорным окном наблюдательного пункта. Степенно откинувшись на спинку кресла, он отхлёбывал приторно сладкий чай из гранёного стакана в серебряном с вензелем подстаканнике и посасывал ломтик лимона, обильно обваленного в хрустящем тростниковом сахаре. Гундос сидел позади генерала, внимательно следя за всеми движениями начальственной персоны. Внизу, прямо перед наблюдательным пунктом, располагалось стрельбище. Слева, метрах в трёхстах, на небольшом возвышении зенитная пушка ЗУ-23. По краю стрельбища, как раз перед наблюдательным пунктом, был вырыт окоп. В окопе копошились солдаты, готовясь к стрельбе из автоматов и другого стрелкового оружия. Перед ними, на расстоянии нескольких десятков и сотен метров – аккуратные фанерные мишени – в рост, в полроста, движущиеся и стационарные…
– Сейчас включат подсветку, – полушепотом пояснил майор, слегка наклоняясь к генеральскому уху.
Эту подсветку для мишеней установили только неделю назад, она была гордостью майора, и ему не терпелось продемонстрировать её начальству: – Это наша собственная техническая разработка, товарищ генерал… Всё своими руками…
Генерал на четверть оборота повернул голову и подозрительно принюхался. Но услышав последнюю фразу, удовлетворённо кивнул, предвкушая захватывающее зрелище. Генерал любил стрельбы, а ночные – в особенности. Он находил что-то поэтически феерическое в том, как трассеры пуль разрезают темноту ночи. Можно просто воевать, и можно воевать красиво.
У майора отлегло от сердца – генерал в хорошем настроении! Звезда подполковника, считай, почти в кармане…
– Всё готово, тащ майор, – наклонился к уху Гундоса просунувшийся в дверь лейтенант, – можно начинать…
– С зушкой всё в порядке?
– Так точно! – шепотом отрапортовал лейтенант – Нашел наводчика.
– Подготовленного?
– Обижаете, тащ.
– Ай, молодца! – прошептал майор и наклонился к уху генерала. – Разрешите начинать, товарищ генерал?
– Всё под контролем, майор?
– Так точно, товарищ генерал, иначе у меня и быть не может!
– Ну, смотри, – снисходительно усмехнулся генерал и дал ленивую отмашку. – Начинайте…
Лицо Гундоса приняло деловое серьёзное выражение:
– К выполнению боевого упражнения Ночные стрельбы – приступить! – отдал он команду по полевому телефону.
Внизу, в окопе, засуетились, забегали фигурки в камуфляжной форме. Генерал подался вперёд поближе к окну. Глаза майора с волнением следили за взглядом генерала: вот его взгляд пробежал по стрельбищу и остановился на зенитной позиции. Там, около зушки, виднелись фигурки наводчика и двух заряжающих Нехорошее предчувствие вдруг глухим урчанием отозвалось в животе майора.
– Кого на зушку определил? – сдавленным шепотом спросил майор собиравшегося было уйти лейтенанта и откусил кусок зелёного яблока
– Бойца одного подготовленного… Имеет опыт стрельбы… – таким же сдавленным шёпотом ответил лейтенант. – Надо бы потом отпуском поощрить тащ… Разрешите идти?
– Как фамилия?
– Бельдыев, по-моему…
Гундос поперхнулся. Привстав на стуле, он потянулся рукой к вороту лейтенанта, но, покосившись на вперившегося в окно генерала, опомнился и убрал руку:
– Урою, – прохрипел он…
Лейтенант скривился, как от нестерпимой зубной боли. Он вдруг явственно вспомнил, почему фамилия скромного бойца показалась ему такой знакомой. Это был тот самый боец, кличка «оленевод», про которого ему с таким смаком рассказывали старожилы, когда он полгода назад только-только прибыл по распределению из училища в эту чертову часть. Лейтенант вспомнил всё: и простреленный кукурузник, и совхозное поле, и лётчика, и то, за что Бельдыева сослали на картошку…
Белый, как полотно, майор тяжело плюхнулся на стул и обречённо посмотрел на часы: 00:09. Схватив дрожащей рукой бинокль, он устремил свой взгляд вдаль, туда, где в трёхстах метрах слева от наблюдательного пункта, между двух заряжающих, тёмная фигурка устроилась за зенитным орудием. В темноте перед окопами вспыхнули яркие огни подсветки мишеней…
Усевшись на сиденье зенитного орудия, Бельдыев любознательно, с уважением, водил пальцем по граненым насечкам стальных рукояток, трогал оптический прицел и, выпятив нижнюю губу, одобрительно качал головой. Он с детства уважал серьёзное оружие. Это у него от папы– охотника. В его голове крутились три слова: отпуск, дамой и шары. Стрелки уже перестали быть ровно кверху, а обещанных огней всё не было. Бельдыев напряженно вглядывался в темноту. Он был предельно сосредоточен. Он помнил, зачем он здесь. Всё имело смысл. Когда справа, метрах в трехстах от него, около наблюдательного пункта, вспыхнули, наконец, огни, он был готов.