Макото. Том первый
Шрифт:
Шесть женщин и один мужчина, который лежал поверх остальных. Он и принял на себя подавляющее большинство выстрелов. Которые превратили его тело в кусок кровоточащего мяса. Не тронутой осталась только голова. Его спокойное лицо было повёрнуто в мою сторону. Потухший взгляд был устремлён на меня. От этого зрелища защемило в груди. Я точно знал этого человека, и он был мне очень дорог. Слёзы потекли из глаз, оставляя на щеках кровавые дорожки.
С трудом проглотив ком, вставший в горле. Я старался больше не глядеть, на закрывших мня собственными телами людей.
Бой, звуки которого я слышал после появления в этом месте,
Все были одеты в одинаковую темно-синюю экипировку, с замысловатым гербом, вышитым на левой стороне груди. На гербе были изображены минимум три единорога, ещё одна неизвестная для меня тварь, корона и какие-то ещё украшательства. Подобные гербы я видел лишь у высшей аристократии.
Практически все они были без оружия, лишь двое держали в руках автоматы. Неизвестной для меня конструкции.
Назвать себя специалистом в оружейном деле я не мог, но кое-какие знания имелись. В ВШР, помимо управления псионикой нас обучали обращаться с различным оружием. Мотивируя это тем, что если наш энергетический запас иссякнет во время боя обычный пистолет сможет спасти нам жизнь. В принципе, я был полностью согласен с этим, но вот как-то не сложилось у меня с огнестрельным оружием. Стрелять я конечно научился, только делал это каждый раз сквозь силу. Не знаю почему, но стоило мне взять в руки оружие, как хотелось сразу выбросить его а после чего отрубить себе руки, чтобы больше никогда не прикасаться к этой мерзости. И столь странная реакция была только на огнестрел. Холодное оружие, наоборот, всегда притягивало меня. Ещё живя в детском доме, я начал собирать разнообразные ножи: от самых дешёвых перочинных до настоящего боевого ножа, подаренного мне одним отставником. Я помог ему в одном довольно щепетильном деле и получил в качестве оплаты своих услуг его нож.
Это меня так колбасит из-за смены тела? Моя жизнь в опасности, а я начал размышлять о ножах.
Люди в синей экипировке продолжали приближаться. По мере того как они подходили на их лицах начинали появляться улыбки.
Первый вошедший в комнату и вовсе расхохотался, пнув первое подвернувшееся тело. Его смех отбойным молотком ударил по моим барабанным перепонкам. Боль, что казалось покинула моё тело вернулась вновь. Из горла невольно вырвался крик. Зона маны продолжала работать лишь благодаря огромному количеству энергии, что я влил в неё при создании.
По ощущениям тело начало разрываться на куски. Болело всё, словно к каждому нервному окончанию был подведён оголённый провод под напряжением.
Было очень трудно сосредоточиться, но что-то нужно предпринимать, долго такой боли я не выдержу. Дико не хотелось умирать, только начав жить заново.
Меня корчило на залитом кровью полу, судороги пробегали по всему телу. С каждой новой судорогой я ощущал, что-то неправильное, что-то лишнее в своём теле. Постаравшись как можно сильнее отгородится от боли, я сосредоточился на зоне маны. Чем больше я вглядывался, тем отчётливее различал свечение, пробивавшееся сквозь тонкую, детскую кожу. Его интенсивность нарастала с каждой секундой. Мою правую руку просто взорвало. Ослепительный луч света вырвался из неё, превращая всё на своём пути в пепел. После этого последовало ещё три подобных выплеска света. Боль
Словно по какому-то наитию, я зачерпнул столько пси-энергии, сколько неспособен был удержать, ещё ни разу. Мой мозг уже должен был превратиться в дымящуюся кашу, но я продолжал черпать ещё больше энергии. У меня есть всего один шанс, не знаю откуда, но абсолютно уверен в этом.
Я впитывал энергию до тех пор, пока вновь не стал замечать набиравшее силу свечение. Вместе с ним вновь пришла боль. Только на этот раз меня удерживала прорва энергии, что я успел собрать. Как только свет был готов вырваться из моего тщедушного тельца, я обрушил на него всю мощь накопленной энергии.
Две стихии встретились с оглушительным грохотом. Ударная волна от их соприкосновения очистила от мёртвых тел пространство вокруг меня на несколько метров. Свет был чертовски силён, но накопленной мной энергии было гораздо больше и она одержала верх, загнав свечение обратно в моё тело..
Благодаря зоне маны я наблюдал, как направленная мной энергия проникает в маленькое тельце, находит и укрывает собой свечение, образовывая некое подобие защитного купола. С последним заблокированным очагом света пропала и боль. Моих сил хватило только осмотреться вокруг. Разруха стояла страшная. Лучи света вырывавшиеся из моего нового тела уничтожили всё на своём пути. Четыре чёрных, обугленных полосы, каждая сантиметров по тридцать уходили далеко за пределы зоны маны.
Я увидел как в ужасе убегает, совсем недавно смеявшийся над мёртвыми человек с единорогами на груди. Ему в спину били молнии, огненные шары, прилетали пули, но не причиняли никакого вреда, обтекая словно вода и растворяясь в воздухе. На пределе дальности зоны манны я увидел, как в убегающего врезалась волна тьмы, сбивая его с ног. За волной показался человек в чёрном. В руках он держал меч, окутанный тьмой. Он двигался столь стремительно, что я не мог уследить за его движениями. Чёрным вихрем он налетел на упавшего, и они покинули радиус охвата зоны маны.
На этом силы покинули меня окончательно.
– Отец! Лопухиных больше нет! Клан теперь полностью принадлежит нам! – с радостными криками ворвался в кабинет главы рода Шуваловых его сын Филипп. Его радость мгновенно улетучилась, стоило ему взглянуть на отца. Который развалился в своём рабочем кресле. Штаны были спущены, а на полу перед ним сидела голая девица, державшая член отца во рту.
– Свидетели остались? – сухо спросил глава рода. Удерживая голову молоденькой девчонки возле своего паха.
Поняв, что от неё требуется она продолжила ублажать своего хозяина, который даже не постеснялся своего сына. Впрочем, так было всегда, сколько себя помнил Филипп.
– Несколько человек из Чёрной сотни и выродок Лопухиных со своим цепным псом. – ответил Филипп, и опустил взгляд в пол, боясь смотреть отцу в глаза.
Совсем рядом с лицом парня пролетела огненная струя, начисто спалив волосы с правой стороны, оставляя после себя страшные ожоги. После чего она с треском врезалась в дверной косяк, оплавляя металл. Следующая струя ударила парню в грудь. В место, где был вышит герб, мгновенно спалив ткань и добравшись до кожи. Боль от ожогов заставила Филиппа упасть на колени, но он не проронил ни звука.