Маковое Море

Гош Амитав

Во благо самого Бена его списали с корабля в ближайшем порту, которым оказался Порт-Блэр — британская исправительная колония на Андаманских островах. Служба у тюремного капеллана стала для парня школой наказания и милосердия, в которой он обрел веру и получил образование. «У проповедников рука тяжелая, мой мальчик, они вложат в вас слово божье, даже если для этого придется вышибить вам все зубы». Полностью исправившись, Бен отбыл в Атлантику, где какое-то время служил на «обезьяннике», курсируя между Америкой, Африкой и Англией. В девятнадцать лет он оказался на корабле, на борту которого в Китай плыл известный протестантский миссионер. Случайное знакомство с преподобным

переросло в крепкую долгую дружбу.

«Вот так оно там устроено, — рассказывал лоцман. — Друзья познаются в Кантоне. Китайцы держат бесовских чужеземцев в факториях за городскими стенами. Ни один чужак не смеет покинуть отведенную полоску земли и пройти через городские ворота. Некуда прогуляться или съездить. Даже чтоб сплавать на лодчонке, надо получить официальное разрешение. Никаких женщин; только сиди и слушай, как менялы подсчитывают монеты. Одиноко, словно мяснику в постный день. Некоторые не выдерживали, их отправляли домой. Кто-то ходил на Свинюшник, чтобы снять баядерку или надраться сивухи. Но не таков Бен Бернэм: когда не торговал опием, он шел к миссионерам. И чаще всего в американскую факторию — набожные янки были ему больше по вкусу, нежели коллеги из компании».

Преподобный замолвил словечко, и Бенджамин устроился клерком в торговую фирму «Магниак и компания», предшественницу «Джардин и Матесон»; отныне Бернэм, как всякий иностранец, торгующий в Китае, делил свое время между двумя полюсами в дельте Жемчужной реки — Кантоном и Макао, отстоящими друг от друга на восемьдесят миль. В Кантоне купцы торговали зимой, а все прочие месяцы жили в Макао, где компания располагала широкой сетью пакгаузов и фабрик.

«Бен Бернэм торчал в порту на разгрузке опия, но он не из тех, кто удовольствуется месячным жалованьем в чужой ведомости; парень мечтал стать полноправным набобом, у которого персональное место на калькуттском опийном аукционе». Как многим чужеземным купцам, ему помогли церковные связи, поскольку миссионеры имели тесный контакт с торговцами опием. В 1817 году Ост-Индская компания выдала Бернэму документ свободного предпринимателя, и ему тотчас улыбнулась удача в виде группы новообращенных китайцев, которых надлежало сопроводить в колледж баптистской миссии в Серампоре. «А кто лучше Бернэма справится с задачей? Глядь-поглядь, а он уже ищет место под контору в Калькутте и, что интересно, находит. Шельма Роджер дает ему ключи от дома на Стрэнде!»

Бернэм перебрался в Калькутту с тем, чтобы участвовать в опийных аукционах Ост-Индской компании, однако первый финансовый успех ему принесла иная торговля, в которой он поднаторел еще в юности. «Как говаривали в старые добрые времена, из Калькутты вывозят только дурь и душегубов — опий и кули, если угодно».

Первой удачей Бернэма стал контракт на перевозку каторжников. В то время Калькутта была главным перевалочным пунктом, из которого индийских узников отправляли в островные тюрьмы — Пенанг, Бенкулен, Порт-Блэр и Маврикий. Мутные воды Хугли уносили в Индийский океан тысячи воров, убийц, грабителей, мятежников, охотников за головами и всяческой шпаны. Их рассеивали по острогам, куда британцы упекали своих недругов.

Набрать команду было непросто, поскольку мало кто желал поступить на судно, перевозящее головорезов. «Бернэм взялся за дело с того, что вызвал приятеля по "обезьяним рейсам" Чарльза Чиллингуорта — капитана, слывшего лучшим надсмотрщиком, ибо еще ни одному рабу или каторжнику не удалось сбежать из-под его опеки». В струе перевозок, хлеставшей из Калькутты, Бен с помощью друга намыл себе состояние и вошел в китайскую торговлю на том уровне, о котором даже не помышлял: вскоре

он обзавелся собственной приличной флотилией. К тридцати годам он вместе с двумя братьями создал фирму, ставшую ведущим торговым домом с представительствами в таких городах, как Бомбей, Сингапур, Аден, Кантон, Макао, Лондон и Бостон.

«Вот вам чудеса колоний. Юнга, лазавший в клюзы, превращается в высокородного саиба, как дважды рожденный. ^[21] В Калькутте перед ним открыта любая дверь. Обеды у губернатора. Завтраки в форте Уильям. Ни одна роскошная дамочка не посмеет отказать ему в визите. Он отдает предпочтение Низкой церкви, но, будьте уверены, епископ всегда ему рад. Наконец, в жены он берет благороднейшую мисс Кэтрин Брэдшоу, генеральскую дочь».

*

21

Дважды рожденный — представитель одной из трех высших индийских каст, в которых мальчики проходят обряд, символизирующий духовное рождение.

Натура Бена Бернэма, сделавшая его набобом, полностью проявилась в осмотре шхуны, которую он облазал от форштевня до кормы и от кильсона до утлегаря, подмечая все, достойное похвалы или упрека.

— Какова милашка на ходу, мистер Рейд?

— Великолепна, сэр. Плавна, как лебедь, и шустра, как акула, — ответил Захарий.

Мистер Бернэм улыбкой оценил его восторг:

— Добро.

После осмотра шхуны судовладелец выслушал доклад о полном тягот походе из Балтимора, перебивая его въедливыми вопросами, и пролистал вахтенный журнал. Закончив перекрестный допрос, он объявил, что вполне доволен, и хлопнул Захария по спине:

— Молодца! Учитывая все обстоятельства, вы отлично справились.

Однако хозяина беспокоили команда ласкаров и ее вожак:

— С чего вы решили, что этот прохляла заслуживает доверия?

— Прохляла, сэр? — нахмурился Захарий.

— Так здесь называют араканцев, — пояснил Бернэм. — От одного этого слова местные туземцы приходят в ужас. Говорят, нет хуже пиратов, чем банда прохлял.

— Серанг Али — пират? — Захарий улыбнулся, вспомнив свое первое впечатление о боцмане, теперь казавшееся нелепым. — Да, сэр, этот человек немного смахивает на дикаря, но он такой же пират, как я. Если б Али намеревался угнать «Ибис», он бы это сделал задолго до того, как мы бросили якорь. Я бы не смог ему помешать.

Бернэм вперился в Захария:

— Стало быть, вы за него ручаетесь?

— Да, сэр.

— Что ж, ладно. Однако на вашем месте я бы за ним приглядывал.

Мистер Бернэм отложил журнал и занялся корреспонденцией, накопившейся за время плавания. После того как Захарий передал прощальные слова мсье д'Эпинея о гниющем тростнике и отчаянной нехватке кули, письмо маврикийско-го плантатора вызвало его особый интерес.

— Как вы насчет того, чтобы вскоре опять сгонять на Маврикий? — почесывая бороду, спросил мистер Бернэм.

— Опять, сэр?

Захарий рассчитывал, что на переоснастку «Ибиса» уйдет пара месяцев, которые он проведет на берегу, и внезапная перемена планов застала его врасплох.

Видя его замешательство, судовладелец пояснил:

— В первом рейсе опия не будет. Китайцы баламутят, и пока они не поймут всю выгоду свободной торговли, я не пошлю груз в Кантон. До тех пор судно будет занято привычным для себя делом.

— То есть опять станет невольничьим кораблем? — перепугался Захарий. — Разве английские законы не запрещают работорговлю?