Макс
Шрифт:
Чтобы не взорваться от распирающих меня эмоций, отжимаю клапан, открывающий выходной люк. За ним океан. Как же мне хочется оказаться такой же стойкой, как Ангел. Стойкой и выносливой.
Люк открывается, и я вижу первый темный отблеск ледяной воды.
Представление начинается.
72
Искусственное давление в водолазной камере вытолкнуло меня наружу. Знаете, что самое смешное? Инстинктивно в последний момент я стараюсь вдохнуть поглубже — весь воздух с собой унести, что
А может, не вспоминаю, а просто из меня вышибло мысли, все до единой. Потому что как раз в этот момент до меня доходит, что значит холод на такой глубине. Обожженная холодом, ору что есть мочи, но, сами понимаете, изо рта рвется одно только бульканье. Зато в следующий момент осознаю, что меня пока не раздавило, и устремляюсь на свет.
Я что, уже умерла и плыву к райским огням? Или это лучи прожекторов субмарины растворились в толще воды? Ответ приходит сам собой. Если бы я умерла, я бы не превратилась в сосульку и подводный холод не пробирал бы меня до костей. Данное умозаключение слегка обнадеживает.
Но даже если я пока жива, плыть на такой глубине страшно трудно, точно в замедленной съемке бессильно барахтаешься в застывающем желе — ни вперед, ни назад. Радости от этого мало, и я пытаюсь прикинуть, на сколько меня хватит?
В мутной воде все еще плавает густая взвесь, поднятая со дна взрывами. Моргаю, напрягая глаза. Дура я дура, надо было надеть маску, а не скакать очертя голову на белом морском коне. И тут я вижу его, морское чудище. Ох, да оно не одно — их здесь тьма тьмущая, сгрудившихся вокруг самого страшного и самого здорового, ничуть не меньше нашей подлодки. Оно вперило в меня свой красный глаз и слегка развернулось.
Птицы за работой, — говорит мой Голос.
— Чего? — Я так оторопела, что даже остановилась.
Птицы за работой, — повторяет Голос.
До чудища мне остается каких-то двадцать футов. Как и в прошлый раз, вижу его страшные тошнотворные кошмарно раздутые нарывы и красные язвы. Все в нем перекошено, точно двухлетний ребенок сикось-накось собирал его из конструктора для малолеток.
Птицы за работой, — еще раз повторяет Голос. — Они нам помогут.
В этот момент чудище пошевелилось и выпустило Ангела.
Я рванула вперед изо всех сил со скоростью… улитки. Глаза у Ангела закрыты, и она не плывет, а неподвижно висит в воде. Сердце у меня сжимается. Я изо всех сил руками и ногами взбиваю воду.
Ангел моргает, улыбается чудищу, поворачивается и видит меня. Лицо у нее расцветает, она протягивает ко мне руки и плывет мне навстречу. Хватаю ее, прижимаю к груди и, счастливая, наконец понимаю, что она жива и что я смогу еще ей хорошенько наподдать.
— Макс! — Она обхватывает меня за шею. Ее булькающие слова доносятся до меня как с того света. — Макс, я тут Гору все объяснила. — Она показывает в сторону громадного чудища.
— Чего? Кому?
— Они не виноваты, — булькает Ангел. — Они генетические выродки. Такие же, как мы. Они разумные. И очень умные. Они атаковали рыбацкие траулеры, потому что длинные сети калечат их детенышей.
Челюсть у меня отвисает, но я тут же ее захлопываю, потому что мне в рот норовит вплыть прозрачная креветка.
— Они созданы в результате генетических мутаций, вызванных радиацией. Но та же радиация их убивает, — торопливо объясняет мне Ангел, и крошечные пузырики поднимаются у нее вдоль шеи. — Они ненавидят мистера Чу, и я им сказала, что он наш главный враг. Так что мы теперь заодно. А главное, — ее голубые глаза сияют даже на дне океана, — главное, они знают, где доктор Мартинез.
73
— Гор говорит, это совсем недалеко. — Ангел, все еще с мокрыми волосами, сидит завернутая в полотенце и прихлебывает горячий чай. Я сижу рядом с ней, тоже мокрая, тоже в полотенце, тоже с дымящейся чашкой чая в руках. С той только разницей, что я не разговаривала с морскими чудищами-убийцами. Что ж, у каждого свой потолок.
Медленно движемся в темноте. Лобовые огни потушены. Как иначе подкрадешься на шестисоттонной субмарине к подводному бункеру мистера Чу.
Взгляд Ангела уходит куда-то в себя:
— Это близко. Берите левее. Теперь медленно. Двигайтесь совсем медленно.
Капитан отдает команду и берет очки ночного видения. Те самые, которые Газзи клянчит уже сто лет. Если бы капитан был попрозорливее, он бы все их хорошенько пересчитал, прежде чем нас на субмарину пускать.
— Здесь, — говорит Ангел.
Чуть в стороне вырастает огромный прозрачный купол. Точно кто-то покрыл им футбольный стадион и бросил в океан на глубину тысячи футов. Как из фильма про Джеймса Бонда. Надо сказать, конструкция эта очень умная. Ее, видно, так делали, чтоб она с морским дном сливалась. Если бы мы не знали, что Чу где-то здесь прячется, да если бы у нас биноклей и очков ночного видения не было, мы бы прошли рядом и ничего не заметили.
Подходим ближе. Мне теперь видно, что он вовсе не весь прозрачный. Сверху металлический, а в середине — ряд стеклянных окон. Три герметических входа могут впускать и выпускать подводные лодки. Значит, у мистера Чу имеется глубоководная флотилия. Он что, с каким-то морским флотом связан или сам так богат, что свой собственный флот держит?
— Отсюда Гора почти не слышно, — расстроенно говорит Ангел. Она поднимается и сбрасывает полотенце. — Мне надо снова выйти наружу.
У меня имеется миллион тонн доводов, почему ей никуда не надо выходить. Но мы полностью зависим от наводки морских монстров. Они, кстати, зовут себя крелпами.
В итоге приходится смириться с неизбежным. Включая и то, что мне самой неминуемо придется вылезать в океан вместе с Ангелом.
— Ладно. — Я тоже снимаю полотенце. — Я с тобой.