Малахитовый лес
Шрифт:
– Что «давай, давай», Умбра? – смятённо спросила она.
– Ругайся на меня.
– С чего ты решил, что я буду ругаться? – спросила Агния и скосила взгляд на Репрева: он валялся на спине, раздувая рёбрами грудь, и оглушительно дышал, как выброшенная на берег рыба, с носа и губ уже спадала синева.
– Ты ведь всегда на меня ругаешься, когда я тебя не слушаюсь.
– В этот раз сделаем исключение, – с мягкой твёрдостью произнесла Агния.
– Как у тебя получилось? Как ты снял с меня это взбесившееся копьё? Как?! – с трудом произнося слова между глубокими, с сопящими хрипами вдохами, спрашивал Репрев у Умбры, глядя на своего спасителя полными благодарности, увлажнёнными
– Как… как-то, – с запинкой ответил фамильяр. – Я услышал в голове голос.
– Голос? – удивлённо и испуганно переспросила Агния, вздрогнув.
– Да, голос, знакомый голос, – отчего-то смущённо подтвердил он.
– Но чей – ты не знаешь?
Умбра завертел головой: нет.
– И что же он тебе сказал?
– Голос сказал мне… – Умбра приложил палец к носу и поднял голову к небу, будто выискивая там точную формулировку того, что поведал ему голос, – …он сказал: чтобы снять копьё, нужно расхотеть его. А я его и не хочу, я хочу, чтобы мой папа не умирал.
– Но откуда в твоей голове взялся этот голос?
Агнии ответил, вольно или невольно потеревшись о её ногу полосатым боком, Алатар:
– Иногда, очень редко, Зелёный коридор может не только путать, но и давать подсказки. А может быть, это был не Зелёный коридор, и Умбра слышал голос самого артифекса.
– Ладно, будем надеяться, что он больше не потревожит нашего Умбру. Если только голос не решит снова нам помочь… – ласково произнесла Агния; она трепала дракончика, которого называла своим сыном, по лысой чешуйчатой головушке, сунув руку под его жёлтую шапку с помпоном, и всё повторяла: – Умбриэлюшка мой! Ох, Умбриэлюшка! Заставил ты меня поволноваться! Больше никогда так не делай. Или… делай, но осторожно. И желательно под моим присмотром, понял меня?
К Умбре нерешительно подступил Репрев. Умбра протянул ему палец с кольцом, и Репрев, высунув на сторону язык, недоверчиво и с безотчётной тревогой поглядел на кольцо. На том и сошлись: обладателем копья-кольца теперь стал отважный дракон Умбриэль.
– А за меня ты, значит, не волновалась, да, Агния? – насупился Репрев, вернувшись, кажется, к своему прежнему состоянию вечного брехуна. – Мне чуть шею не переломало! Моя жизнь висела на волоске!
Но вместо ожидаемого утешения Репрев услышал от Агнии очередную гневную тираду:
– Ты, ищейка недоделанная, вот к чему приводит твоя любовь к раскопкам всего и вся, твоя жажда заграбастать всё, что плохо лежит, присвоить себе всё, всё, всё! А если бы, не приведи артифекс, твоё копьё напало на Умбриэля? Об этом ты не подумал? Нет? А я скажу почему: ты никогда не думаешь, когда ты видишь что-то, что не принадлежит тебе, твои алчные глаза перестают видеть всё вокруг, ты лишаешься способности мыслить здраво! Это трижды проклятое копьё должно было остаться лежать на дне ручья, но нет, ты, как всегда, не смог удержаться от соблазна!
– Перестань, а? – остановил её Репрев. – Ты не задумывалась, что, может быть, так я познаю мир?
– Поглядите на него – познаёт мир! Я бы поняла, будь тебе столько, сколько сейчас Умбре! – дрожащий голос Агнии чуть-чуть – и сорвался бы в слёзы, но между ней и Репревом встал Алатар, растянувшись во всю длину гармошкой и скручивая в кружок кончик хвоста.
– Друзья, не ссорьтесь! – вежливо попросил бенгардиец. – Все опасности Зелёного коридора кроются не внутри него, а в нас самих, он стремится рассорить нас, настроить друг против друга, разлучить! Мы, наоборот, должны объединиться, стать сплочённее. Чтобы выйти из него победителями, нужно одержать главную победу – победу над собой. Каждый должен научиться понимать и принимать другого таким, какой он есть, чёрненьким, беленьким, и прежде всего научиться сглаживать острые углы.
– В нас углов: сгладить – не перегладить! – весело отозвалась Агния, и все рассмеялись, вмиг позабыв о разногласиях.
– А Репрев на самом деле кое-что познал: копьё – это такая же диковинка, как и искренник, – сказал Алатар. – И кому-то из нас суждено будет познать, какой в нём, в копье, заложен смысл. Вполне возможно, что это будешь ты, Репрев.
– Нет уж, такое познание не по мне! – нервно рассмеялся Репрев. – Пусть оно достанется кому-нибудь другому, но с меня хватит.
На десятый день, как и говорил Алатар, искатели добрались до болот; они брели в полумраке, а за ними сиротливо и послушно плёлся свет от самодельных фонариков – светящихся в темноте лоскутов комбинезонов, обмотанных у каждого вокруг запястья, кроме Алатара и Репрева – им тряпички повязали на шеи. Свет пробирался через обволакивающий стелющийся туман, через переплетённые ветви деревьев, пухнущие от воды, вдоль мясистых стволов, через поломанные неосторожным зверем прутья, в полутьме напоминавшие скрюченные пальцы хрестоматийной старухи-ведьмы, тянущиеся к ногам и лапам искателей. И каждый без исключения опавший листочек отбрасывал свою косую тень. Папоротники с зазубринами, как крокодильи хвосты, били по стволам деревьев, и чудилось, будто лес плещется, словно река. И на сморщенной коре елей, и на гладковыбритой юношеской коре сосен бронзовели и булькали тёмно-зелёными пузырьками лишайники. Валежник, мирно покоясь во мхах, показывал клыки на местах своих изломов. На осиротелых пнях фонариками росли на скрюченных ножках грибы: в их лампы кто-то будто поместил молочную дымку тумана. Иные из них ровно держали спину, иные по-старушечьи горбились, а у некоторых и вовсе не было никаких ножек, одно тело, и они, словно тронутые пожаром, высмоленные, сплюснутые по краям, булыжниками врастали в сосны.
Искатели шли по лесу, вымощенному изумрудном мхом. Лапы Алатара тонули в нём, выжимали из него всю влагу – она просачивалась между пальцами и, прихлёбывая, оставалась лужицами в оттисках тигриных следов. Бенгардийцу нелегко давался этот путь: порой ему приходилось подставлять спину, чтобы помочь другим перебраться через поваленные, отправившиеся на вечный покой деревья с выдранными, похожими на щупальца спрута или длинные косы мёртвой царевны корнями. Агния осмотрительно сняла со спины тигра Умбриэля, и теперь дракончик шагал рядом с ней, держась за руку, с сожалением поглядывая в сторону Алатара, и даже, кажется, время от времени вздыхал.
Сердце Астры нередко за эту ночь вырывалось из груди при одной мысли: как это – почувствовать себя в полном одиночестве в ночном лесу, и не где-то там, а в Зелёном коридоре? Где никто не придёт на помощь, сколько ни аукай, ни кричи. Астра старался держаться рядом с Алатаром и Агнией, чтобы быть под защитой одного и не терять из виду другую.
Горящие одиноким и нагоняющим неизъяснимую тоску светом ядовито-зелёные шары поднимались откуда-то из земли, зависали, дрожа, в воздухе, вдруг срывались и вмиг исчезали за деревьями или бесследно растворялись в ночи.
– Что это такое, Агния? – любознательным голоском спрашивал Умбра, тыкая пальцем на летающие вокруг оранжевые, как апельсины, шары. – Маленькие привидения, да? А мы можем их поймать в банку?
– Что ты заладил: в банку, в банку!.. – сердилась Агния. – Правильно говорит Астра: всё ты хочешь поймать и посадить в клетку, чтобы только твоё было…
– Это не призраки, Умбра, – умиротворённым голосом сказал Алатар. – Это блуждающие огни – всего-навсего газ, который частенько здесь, на болотах, выходит из недр земли на поверхность в виде сфер. Поверь мне, бояться нечего.