Мальчик из Фракии
Шрифт:
За спиной кагана молча стояли военноначальники. Рядом с могущественным Баяном – лишь магистр армии Иллирика Иоанн. Скрестив сильные руки над животом укрытым парчой халата, Баян напевал негромко любимую песнь степи. Золото нитей играло лучами на его одеждах. Низкий лоб, на изуродованной пеленанием голове покрывали тонкие морщины. [138] Изогнутые черные брови вместе с редкими усами и бородкой придавали лицу выражение ласкового коварства. Кончики губ кагана опускались вниз вместе с кончиками темных усов. Черные густые косы едва тронутые сединой ниспадали
138
Авары пеленали головы младенцев, так, что форма черепа в результате изменялась; делалась более приплюснутой.
– Великий, – обратился к Баяну Иоанн, теребя тонко завитую седую бороду. – Как ты поступишь с рабами? С пленниками, которых возьмешь?
Каган молчаливо повернул голову. 80 000 солидов платила ему ежегодно империя за свой покой и право считать каганат союзником.
– Им не будет никакой пощады! – грозно произнес широкоплечий германец, показав животный оскал командира отборной пехоты.
– Я не тебя спрашиваю, Вернар, а твоего господина, – важно ответил магистр, красиво поиграв пальцами в золотых перстнях. Уста римлянина сложились в почтительной улыбке.
Баян тоже улыбнулся, приподняв мешковатые щеки.
– Не горячись, Вернар, – с добродушной хрипотцой произнес властелин степи. – Мой друг Иоанн, наверное, спрашивает о выгоде для себя?
– Империя нуждается в рабах, – поклонился магистр, прижав руку к закрытому доспехом сердцу в знак искренности. – Мы с радостью их купим. Лишь бы цена не оказалась чрезмерной. И, еще… Владыка, цезарь просит освобождать без выкупа всех римлян. Они невинны в скифском мятеже и беззаконье.
– Христиан я отпущу, в знак нашей дружбы, – ласково согласился Баян. Качнул темной головой. – Но месть священное дело.
– Слава тебе, великий! – ответили хорватские князья.
Баян улыбнулся. Страх перед непредсказуемостью вод понемногу оставил его. Римляне знали свое дело: с их помощью Дунай переставал служить неодолимой преградой.
Чайки низко опускались над водой.
«Подчинение мира начинается со спокойствия спины. Если спина человека защищена, если бессмертное солнце согревает ее, а не ранят ее предательские стрелы, можно продолжать путь. Мой малый путь: защитить спину до новой зимы. Если склавины приклонят колени, как приклонили их венеды и хорваты, значит я поведу войско на юг. Мой великий путь: взять все богатства, что разбросаны под небом», – думал Баян. Даврит много хочет для себя, но плохо понимает законы установленных свыше дорог. Его судьба станет уроком для непокорных.
Каган вздохнул. Много добычи предстояло взять, много жен предстояло раздать приближенным. Самых лучших жен он оставит себе.
– Великий Баян, посмотри как твои люди довольны. Они счастливы иметь такого государя, а империя рада иметь такого друга. Пусть вечные времена закрепят наш союз.
– Тебе, Иоанн, я всегда буду только другом. Не сомневайся! Ни духи, ни люди не заставят меня позабыть добрых услуг.
Радостные крики донеслись до слуха владыки степи. Воины приветствовали своего предводителя, столько раз приводившего их к победе. Корабль кагана подходил к берегу. Кружа на низкорослых конях, авары и булгары поднимали свои мечи заточенные лишь с одной стороны. Пехотинцы многочисленных племен взметали вверх копья, луки, дротики и боевые топоры. Там где заканчивалась одна река – состоящая из пресной воды, начиналась другая – людская река новой войны.
Вести о походе аваров встревожили Даврита. Неожиданно каган повел главные силы не через карпатские проходы, а по землям Византии. Союз между империей и Баяном нес большую опасность.
Свалились из седел усталые гонцы. Взмыленные кони опустили головы, мотали ушами. Вздрагивали длинные гривы. С болью дышали лошади и люди. Пыль дорог, казалось, металась в горячих легких.
«Что делать?» – вопрошали взоры суровых вождей.
Камень мозаики стонал под ногами мерявшего его человека. Удалившись в свои покои Даврит размышлял. Воеводы собирались на экстренный военный совет.
«Беда князь!» – застыла в ушах главы союза племен. Нервы натянулись как струны. Рукоять меча накалилась в руке. «Возможно ли, что римские псы все-таки обвели меня?» – спрашивал он себя. Скрипел зубами и сапогами. Рушились великие планы.
На совете Даврит молчал. Слушал. Потом поднялся над резным столом. Переливом кольчуг отозвались опытные мужи. Пришло их время выслушать. Метнулись огненные глаза князя. Острее стал кривой нос.
– На аваров, братья! Перун с нами! – проревел союзный глава. Поднялась острая как топор ладонь. Махнула от львиной головы. Рассекла воздух. Сузились голубые глаза.
– На аваров! – ударили вразнобой голоса.
– Всех кого сумеем, соберем, – сказал Борислав.
– Готы ждут, твоя земля – наша земля. В этом клялись, – произнес седой Эрманрих. Посмотрел сурово.
Кивнул Феодагат. Качнулась золотая цепь на его груди.
– На аваров! Слава Перуну! – прокричали вожди.
Закипел в сборах лагерь. Потянулись к новым переправам пешие и конные силы. Вновь с пригорка смотрел Даврит на своих закаленных людей. «Нет Баян, не тебе владеть нами, а нам тобой. Разобьем аваров, вернемся в Византию», – шептал ему непокорный нрав.
И вновь высоко сияло солнце над горами и простором полей.
Быстрым маршем князь склавин повел свои силы на защиту дома. Пересекая Дунай, Даврит узнал: авары недалеко, почти не встречая сопротивления медленно разорял Баян равнинные земли. Закипела кровь в жилах склавин. В нескольких стычках князь отбросил врага, проложив себе путь дальше на север.
Пролились летние дожди. Через грязь поскакали княжеские посланцы к союзным племенам, на север к Всегорду и Ждану. Потянулись дни в ожидании добрых вестей. Но пополнить измотанных в марше людей оказалась некем. Вместо новых сил, Даврит лишился части старых: защищать родные селения ушли многие ополченцы. Всегорд не успевал привести своих воинов на помощь.
Баян перехитрил склавин. Лишь на время он распылил конницу, лишь первое время уклонялся от сражения. Напугав общины грабежами, он обратно собрал войска. Разведчики сообщили ему: тысячами ополченцы уходят в родные селения. Нужно было теперь не упустить князя. «Пусть только подлый Даврит не спрячется в лесах! Голубое небо, помоги мне, твоему верному сыну!» – молился каган в роскошном шатре. Уста его едва шевелились. Ладони соединялись покорно. Черная голова касалась в поклоне войлочного пола. От огня подрагивали на желтом шелке бессмертные тени.