Мальчик из поднебесья
Шрифт:
– Точно!
– обрадовался штурман.
– Ты как Шерлок Холмс, только небесный.
Володя даже не улыбнулся.
– Сесть, кажется, негде...
– Пятачка свободного нет.
– Куда забрались!
– изумился Володя, делая круг.
– Посреди неба живут.
– Людей не вижу, - сообщил штурман.
– Ушли. Можем и мы улетать. Со спокойной совестью.
– Поспешим, а кому-то это жизни может стоить, - сказал Володя.
Он сделал еще круг, еще... И тут из хижины вышел мальчик.
Володя спустился
Людей на борт поднять не удастся. Хорошо, хоть взяли два мешка провизии.
– Сбрасывай!
– приказал Володя.
Обратно летели молча.
– Прости, - сказал штурман.
– Да я и сам уж собирался разворачиваться.
– Володя покачал головой.
– Это о нас с тобой сказано: поспешишь - людей насмешишь. Только тут было бы не до смеха.
4
Асефа выставил перед бабушкиной постелью банки, пакеты, коробки, коробочки.
Бабушка Десета приподнялась на руках и смотрела на чудо, упавшее с неба. Чудо было едой - жизнью.
– Что можно взять?
– спросил Асефа, и бабушка показала на самую блестящую банку, которая больше всего приглянулась и ему, и сестренке.
В банке оказалось сгущенное молоко.
Сначала бабушка Десета попробовала сама, потом дала по ложке Асефе и Таиту и приказала вскипятить воду.
На первый раз полакомились сладким чаем, а вечером сварили суп из мясных консервов.
Прошла неделя. И за эту маленькую неделю Асефа отвык от голода, от многих недель голода. Но теперь его мучил страх. Он стал подсчитывать, сколько банок и коробок съедено и на сколько им хватит оставшейся еды. Еды было много, но четыре банки сгущенного молока уже опустели, и большая банка с мясом, и коробка с крупой.
Асефа стал как старичок. Ложась спать, ворочался, ночью просыпался.
Однажды, поднявшись до зари, пошел за водой.
Далеко внизу, на земле, все еще была ночь, а небо уже пробудилось. Оно зрело, как апельсин, только очень быстро. Сквозь темную синеву проступала зелень, сквозь зелень - золото.
Прямо перед мальчиком торопливо, из последних сил горела прекрасная большая звезда. Асефе показалось, что она просит у него помощи. Он протянул руки, чтоб взять ее с неба, но свет все прибывал и прибывал. Золотой апельсин созрел, и звезда исчезла.
У Асефы радостно сжалось сердце.
"У тебя все будет хорошо!
– говорило оно.
– Живи не страшась!"
Он пошел к каменной чаше с водой. Сначала напился, потом опустил в нее лицо. И вдруг почувствовал на плече холодные жесткие коготки. Асефа замер, но не пошевелился. Посмотрел на отражение. На плече у него сидела голубая птица с синими крыльями.
– Ты вернулась!
– сказал ей и погладил по перьям.
"К удаче", - подумал он и сел на скамейку, с которой было видно землю, уходящую в неведомые дали, и небо. Небо, словно котенок, укладывалось к нему на колени.
– Что там?
–
Птица молчала.
– Нам надо к людям, - сказал он ей.
– Еда все равно кончится.
Потрогал и помял пальцами жгутики мускулов на руках и ногах.
Бабушку не оставишь - значит, ее надо нести и еще надо нести воду, без воды - смерть, и еду, без еды - тоже смерть.
Он вздохнул, пошел спать. Спал, как маленький, чуть ли не до полдня. Добрый сон - копилка силы человеку.
Прошла еще неделя.
5
– Асефа!
– позвала бабушка Десета.
– Послушай меня и послушайся. Еда, упавшая с неба, вернула силы и тебе, и Таиту. Возьми с собой бурдюк воды, сумку с едой, и отправляйтесь к людям. Дорога в Лалибелу долгая. Взрослые одолевают ее за пять дней. Пройдешь ее с сестренкой за семь.
– А как же ты, бабушка?
– спросил Асефа, и ему было страшно посмотреть в лицо старой Десете.
– Я прожила большую жизнь и даже пережила свою милую дочь Уоркнешь. Я останусь здесь. Пищи мне хватит надолго, до возвращения мужчин.
– Хорошо, бабушка, - сказал Асефа.
– Я пойду подумаю.
Он думал на скамеечке возле родника.
Нужно взять два бурдюка воды, еду и отнести все это далеко вперед. Главное - не лениться, тогда и просыпаться утром не страшно.
Так и сделал. Наполнил два бурдюка водой, взял банку мясных консервов, две банки сгущенки, коробку с галетами и отправился в путь.
Спускаться с горы - не в гору лезть. Груз даже прибавлял ему шагу. И все же он скоро выбился из сил. Поэтому первый бурдюк оставил, может быть, слишком близко от дома. Зато второй опустил на землю на закате.
Когда вернулся домой, бабушка была в тревоге. Асефа поел плотнее, чем всегда, и крепко уснул.
Утром разбудил Таиту и сказал ей, что пора собираться в дорогу.
Из маминой одежды бабушка сшила Таиту платье, а Асефе рубашку. Они надели новую одежду. Таиту взвалила на плечо торбу с едой. Асефа повесил на пояс мешочек с фляжкой воды, и они пришли к бабушке.
Бабушка поняла, что настало время проститься с внуками, и заплакала. Но Асефа поднял ее, иссохшую, старенькую, посадил на спину и понес. Бабушка сердилась, просила оставить ее, не губить свои молодые жизни, но Асефа шел и шел, и пот заливал ему глаза.
Останавливаться для отдыха приходилось много чаще. чем думал Асефа. И каждый раз, на радость им всем, прилетала и садилась ему на плечо голубая птица с синими перьями.
Только к вечеру дошли до первого бурдюка. Теперь идти стало еще тяжелее, пришлось и бурдюк нести. Ноша пришлась на долю Таиту, но она не жаловалась. Согнулась под тяжестью пополам, но ведь брату было еще тяжелее.
6
Дорога заняла куда больше семи дней. Она ведь шла не только с горы. но и в гору.
Вода кончилась на берегу соленого озера.