Мальчики и девочки (Повести, роман)
Шрифт:
Бабушка села на сундучок, беспомощно положила на колени усталые руки. Усатая родинка уныло сползла вниз: бабушка собиралась заплакать. Санька стоял, прислонившись к двери, и с независимым видом помахивал портфелем, а на душе у него кошки скребли. Он уже давно заметил, что когда бабушка садится на сундучок и начинает плакать, она становится совсем маленькая. И тогда ее хочется пожалеть.
– Баашк, ну, хочешь, я на этот ботинок даже наступать не буду? Я могу на одной ноге допрыгать до школы.
– Иди уж, воробей, – махнула бабушка рукой. –
Мать у Саньки умерла. Об отце бабушка вспоминала редко и всегда одинаково: «А чтоб он пропал». Санька же не вспоминал отца, потому что никогда его не видел. А когда у него спрашивали, говорил: «Это ж обыкновенно – иметь отца, каждый дурак сможет. А попробуй, как я. Я сам по себе». И некоторые мальчишки завидовали его независимости. Они не знали, как Санька порой тоскует от того, что у него нет ни отца, ни матери. И бабушка стала такая старенькая. Нет, ее нельзя расстраивать.
Санька поджал ногу с ботинком, в котором бабушка обнаружила дырочку, и на одной ноге заскакал по ступенькам во двор, а со двора на улицу. Соседская собака Орфография удивленно остановилась и недоверчиво покосилась на мальчишку.
На улице везде было солнце. Оно золотило купол музейной церквушки, пускало зайчики в окна береговых домов, заставляло весело щуриться и вообще вело себя так, словно никаких занятий в школе не было.
Зебрик уже давно сидел на камне против главного входа в церквушку и в сто первый раз перечитывал надпись на фронтоне:
Архитектурный памятник второй половины XVIII в…
Ему эта надпись смертельно надоела, но глаза продолжали читать:
Архитектурный памятник второй половины XVIII в. охраняется законом
Глаза у Зебрика всегда что-нибудь читали: объявления о продаже охотничьих собак, обмене квартир, приеме на работу, вывески государственных учреждений и предупреждения автоинспекции в стихах. А все оттого, что Зебрик с самого раннего детства носил очки. Он утверждал, что все дело в очках. Стоит их только надеть, как глаза сами начинают читать. И тогда им только подкладывай, как дрова в печку: романы Дюма, Фенимора Купера, историю, зоологию, арифметику – все, что попадется.
Зебрик по секрету рассказывал, что стихи он учит наизусть в очках. А как снимет, так не может запомнить ни одной строчки.
В классе, конечно, никто не верил в волшебные стекла, и Швака тоже. Но что ему оставалось делать, если он получил уже вторую двойку, а все никак не мог заставить свои глаза выучить стихотворение Никитина? И Швака, на всякий случай, попросил на один день чудо-очки. Но как он их ни надевал: и на кончик носа, и на лоб, волшебные стекла не помогли. Он просто сквозь них ничего не увидел. Буквы расползались, и вместо того, чтобы учить, он так в очках и заснул.
Архитектурный памятник второй половины XVIII в…
Зебрик снял очки. Но надпись на фронтоне была сделана такими крупными буквами, что глаза и без них продолжали читать:
Архитектурный памятник…
Если какая-нибудь вывеска влезет в голову, от нее потом весь день не избавишься. Это Зебрик очень хорошо знал. Он стал злиться на Саньку. И что так долго собираться?.. Надел ботинки, рубашку, взял портфель – и пошел.
Чтобы не видеть этой вредной вывески, Зебрик зажмурился… Но и с закрытыми глазами он видел отчетливо все буквочки.
Архитектурный памятник…
Тьфу!.. Бесполезно!..
Зебрик обреченно надел очки – и сейчас же увидел своего дружка.
Санька прыгал на одной ноге в сторону реки, далеко огибая песчаную лысину, на которой стояла церквушка.
Зебрик сделал вид, что не заметил друга, поднял голову к небу и сосредоточенно уставился на облака.
Санька подпрыгал на одной ноге и сел рядом на камень. Отдышавшись, сказал:
– Ну, теперь все!
– Что все?
– Будем, как все люди. Из других Гагарины и Андрианы Николаевы получаются, а из нас с тобой что?..
– Что? – спросил Зебрик.
– Не знаешь, а моя бабушка знает. Оболтусы, вот что. Все, начинаем новую жизнь.
Зебрик недоверчиво посмотрел на друга:
– И в школу сегодня пойдем?
– Пойдем, – вздохнул Санька.
– А что?.. Я люблю ходить в школу, – обрадовался Зебрик. – У меня с собой есть книжка, знаешь, какая интересная?.. Я ее за четыре урока до половины прочту.
Санька безнадежно вздохнул. Трудно, ох, как трудно начинать новую жизнь.
– Тебе-то что? – сказал он. – А меня она опять спросит. Господи! – бабушкиным голосом взмолился Санька. – И зачем только выдумали немецкий язык? Скоро на Марс лететь, а в школе всё немецкий учить заставляют.
– Интересно, – задумался Зебрик, – трудный на Марсе язык или нет? Может, трудней немецкого?..
– Пускай! – махнул Санька рукой. – Если б марсианский учить, я бы его с утра до ночи учил. А по воскресеньям бы слова повторял.
Из соседнего переулка вприпрыжку выбежала девчонка из параллельного пятого «Б». Ее звали Леночка Весник. Санька знал все про эту девчонку. Он у нее брал книжки читать и защищал ее от мальчишек.
Леночка была вообще гордостью школы. Она каталась на фигурных коньках, и один раз ее даже показывали по телевизору.
Весник была маленького роста. Таких девчонок в школе сразу начинают звать или пуговицей, или кнопкой, или капелькой. Санька ее заметил еще в первом классе. Первого сентября и вообще осенью Леночке не дали никакого прозвища. А зимой она пришла однажды в белой шапке с маленьким помпончиком, и ее сразу прозвали Капелькой. Белая шапочка, короткое коричневое пальто – и Леночка стала совсем похожа на надкусанное эскимо.