Мальчишка из 22-го
Шрифт:
Оглянувшись, Осинин издал сиплый возглас и вскинул автомат. Куцов резко пригнул ствол вниз: человек без оружия.
Несколько мгновений солдаты и юный незнакомец стояли, вглядываясь друг в друга. Потом лейтенант вышел из-за щита пушки и отрывисто спросил:
– Кто такой? Как сюда попал?
Лицо сержанта побледнело, странным прерывающимся голосом он медленно проговорил:
– Я отстал от своих… разрешите… остаться с вами?
– А где оружие? – все так же резко спросил Белов.
Незнакомец на секунду замешкался, стал вдруг краснеть.
– У
– Как это нет?! Бросил?!
– У меня… не было. – Незнакомец опустил голову, у него горели уши.
– Во дает! – сказал Осинин и покосился на Куцова. – Говорит вроде по-русски, а акцент фрицевский. Может быть, это фашист переодетый? Разведчик? Ну-ка, руки вверх, Ганс, или как там тебя!
– Я не разведчик, – не оборачиваясь в его сторону, сказал странный сержант. – Меня зовут Дан.
Белов хмыкнул. Поведение юноши казалось лишенным элементарного правдоподобия. Кто он? Немецкий разведчик? Не похоже. Стал бы разведчик краснеть и молоть чепуху… Парнишка, случайно переодевшийся в форму сержанта? Убежал от мамы на войну? Тоже не очень похоже…
– Курченко, обыщи его, – велел Белов, наблюдая за действиями незнакомца. Тот вздернул голову, но обыскать дал себя безропотно.
Курченко покачал головой:
– Гол как сокол. В карманах ничего.
– Так, – усмехнулся лейтенант. – Приключений захотелось? Сколько тебе лет?
Дан смутился, снова краснея, мучительно, до слез.
– Восемнадцать…
– Что-то мало верится. Придется доставить тебя… – Белов не договорил.
– Танк! – крикнул Куцов из своего укрытия.
В дальнем конце лощины показалась тупорылая пятнистая машина и с ревом покатилась вперед.
– Ложись! – рявкнул лейтенант. – Помозков, возьми его под свое командование, пусть подает снаряды. Бронебойным – заряжай!.. Да, как твоя фамилия, малый? Уж больно знакомая физия у тебя…
– Белов моя фамилия, – отозвался новоявленный помощник, неумело отползая за ящики со снарядами.
– Не нравится мне все это… – пробормотал Куцов и положил на бруствер тяжелые руки.
– Мне тоже, – протянул Осинин, думая о своем. – Что, у него на морде написано, что он свой? Сомневаюсь я. А лейтенант ему сразу поверил, видал? Он, конечно, ученый и все такое прочее… а ну как ошибся? Возьмет этот приблудный да подаст сигнал фрицам…
– Помолчи, – буркнул Куцов. – И без твоего нытья на душе муторно…
Первый «тигр» был разведкой. Он остановился, поворочал башней, выискивая цели на гребнях холмов, никого не обнаружил и тихонько пополз дальше, останавливаясь через каждые полсотни метров.
– Нервничают фрицы, – усмехнулся Белов, поглядывая на однофамильца и все больше убеждаясь, что не нюхал пороха этот парень. – Чуют свою смерть.
Старшина сделал глотательное движение и расстегнул ворот гимнастерки. Поймав взгляд лейтенанта, криво улыбнулся:
– Понимаешь, всегда перед боем горло пересыхает.
– Ты мне каждый раз говоришь об этом, – засмеялся Белов. – Ничего, сейчас твой мандраж как рукой снимет. «Тигра»
Агабаб кивнул и припал к окуляру.
«Тигр» разведки прошел в конец лощины, поворочал башней и остановился. До него было всего метров сто, и стоял он боком, так что у старшины даже руки похолодели от желания дернуть за спуск.
– Хорош зверинец! – прошептал Белов, считая начавшие выползать из-за холма танки. – Тут тебе и «тигры», и «пантеры», и «фердинанды»… Хорошую атаку наметили фашисты… Сначала замыкающего, Агабаб, потом эту сумасшедшую зверюгу впереди.
Старшина пошевелил лопатками и выстрелил.
Первым же выстрелом они с ходу проломили борт «пантере», замыкающей колонну. Следующими тремя подожгли злополучного «тигра» в авангарде и вторую самоходку. Остальные круто развернулись и стали расползаться по лощине, отплевываясь огнем и дымом.
– Беглым – огонь! – Лейтенант махнул рукой и бросился к подносчику, который вдруг схватился за голову и упал. – Давай снаряд, пацан.
– Кажется, и наша очередь пришла, – спокойно заметил Сандро Куцов, глядя на замелькавшие на склоне соседнего холма зеленые мундиры.
Осколками близкого разрыва убило Курченко и ранило Агабаба. Белов, отброшенный взрывной волной на разбитые в щепу снарядные ящики, с трудом поднялся и поковылял к пушке.
– Снаряды! Огонь, старшина!
– Не могу, руку перебило! – простонал Агабаб. – Где же обещанная подмога, командир? Что они, не слышат?..
– Ползи к реке, доберись до комбата…
– А ты?
– Пока живы пулеметчики, жив и я. – Лейтенант оглядел панораму боя, и яростно-ликующая усмешка искривила его измазанное землей, пороховой гарью и кровью лицо.
В лощине горело девять танков, но в дыму ползали еще столько же, и все стреляли сюда, и только удачно выбранная позиция не позволяла им расправиться с пушкой сразу.
– Уходи, старшина, а я еще задержусь. Забери с собой однофамильца. Эй, Дан Белов, за старшиной, живо!
– Не пойду! – прокричал испачканный чьей-то кровью и пятнами гари молодой сержант, добавил торопливо: – Пошли вместе, дед.
Лейтенант не расслышал последней фразы, он почувствовал толчок в спину и снова упал. Показалось, что он плывет в невесомости. Боли не было, только спине стало горячо, словно заалела гимнастерка. Склонилось над ним лицо странного парнишки, кого-то смутно напоминавшего, но у Белова уже не осталось сил вспоминать кого.
– Ты еще… здесь? – прошептал он, пытаясь подняться. – Жив? Помоги встать… ноги не слушаются… но у нас еще есть снаряды… Где Агабаб?
– Убит.
– Пулеметчики?
– Убиты.
Сердце отозвалось болью. Дан усадил его, испачкав руки в крови. Мальчишка словно повзрослел за минуту, сказал строго и просто:
– Я пришел за тобой, дед. Я не однофамилец, я твой правнук. Нас ждут там, пошли.
– Бред! – Белов сильно закашлялся кровавой пеной. – Откуда же ты свалился… такой?