Маленькая леди и принц
Шрифт:
Нельсон еще не вернулся с занятий. Травиться ужином моего приготовления у него не было ни малейшего желания, поэтому он оставил мне подробные указания о том, что достать из морозилки, на сколько минут запрограммировать микроволновку и какую открыть бутылку вина.
Он бы мог стать для кого-нибудь прекрасной женой, думала я, намазывая, согласно схеме, картофельную запеканку несоленым сливочным маслом. Одиночество Роджера объясняется его непрерывной мрачностью, Нельсон же – совсем другое дело. Я никак не могла взять в толк, почему столь привлекательный и умелый
Надо будет, словно между прочим, спросить, как в пятницу прошло его свидание с Джосси, подумала я. В моем длинном списке претенденток она стояла лишь на четвертой позиции. Даже если Нельсон будет слишком разборчив, может, окажется, что не напрасно я старалась.
Джонатан, наверное, уже дома, подумала я, скидывая туфли и забираясь с ногами на удобный диван. Интересно, в какой он сейчас комнате?
Мне представилось, как во французской квартире на пятом этаже раздается телефонный звонок. Джонатан поселился в фешенебельном районе Парижа – Маре, в доме с большими окнами, балконами, выходящими на узкую улочку, решетчатыми лифтовыми дверьми и домофоном. Джонатан попросил, чтобы ему подобрали такое жилье, в котором сочетался бы дух старины и все современные удобства, поэтому в его квартире чугунный камин и деревянные полы соседствовали с беспроводным Интернетом и стереосистемой.
Из трубки послышался щелчок – мой звонок переадресовался с домашнего номера на офисный,– потом снова гудок, и невыразительный женский голос:
– Алло?
У меня упало сердце. Это была Соланж, новая Джонатанова секретарша-француженка. Он всегда выбирал помощниц-роботов, однако Соланж не только работала как автомат, но еще и прекрасно выглядела. Худенькая, ухоженная, она, подобно многим французским женщинам, производила такое впечатление, будто, чтобы смотреться столь шикарно, не прилагала ни малейшего усилия. Я видела ее всего раз в жизни. Моя попытка очаровать ее, по-моему, потерпела крах.
– Здравствуй, Соланж! – воскликнула я, напрягая память и морща лоб. – C'est Мелисса. А Джонатан… гм… est il la? Э-э… s'il vous plait?
– Да, он здесь,– ответила секретарша на прекрасном английском. – Они на заседании комитета. Наверняка он тебя предупреждал?
– Ах, oui, да, прости,– пробормотала я. Заседание совершенно вылетело у меня из головы. Джонатан вечно входил в какие-нибудь комитеты. – Значит, оно еще не закончилось? – спросила я по-английски, поскольку запас знаний французского исчерпала полностью.
– Нет.
– Мм.
Последовало непродолжительное молчание.
– Хорошо! – бодро воскликнула я. – Может, передашь ему, что я звонила? Я свяжусь с ним позднее. Когда он будет дома.
– Да, конечно,– ответила Соланж.
– Гм… а ты не знаешь, примерно во сколько он освободится?
– Приблизительно в половине девятого,– с едва уловимыми нотками недовольства произнесла Соланж.
Она самая осторожная секретарша в мире, отметила я. Может, стоит рассказать о ней отцу? Глядишь, переманит ее к себе в офис. Ему особенно важно, чтобы помощницы умели держать язык за зубами.
– Большое спасибо! – воскликнула я, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно. – Надеюсь, тебе не придется задерживаться на работе допоздна!
– До свидания, Мелисса,– ледяным тоном произнесла Соланж. – Спасибо за звонок.
Она положила трубку.
Я долго смотрела на телефон, потом отправилась на кухню и стала искать что-нибудь типа «Принглс», чтобы не умереть с голоду, пока готовится запеканка.
Спустя примерно час, когда я перечитывала список блюд, которые следовало попробовать в Париже, и достопримечательностей, которые хотелось бы осмотреть на ближайших выходных вместе с Джонатаном, с лестницы донесся шум голосов и топот.
Точнее, в основном звучал один оживленный голос. Габи.
– ..Подумала, что лучше заказать карету и лошадь, ведь это и ужасно романтично, и экологически безвредно, ведь правда? Но когда я сказала об этом Аарону, он заявил, что управлять каретой непременно захочет его младший брат, а у того в правах девять штрафных баллов, ему и тележку-то в супермаркете доверять нельзя! В общем, я хочу узнать: может, кареты дают напрокат уже с кучером? Деньги совершенно не проблема. Главное, чтобы цвет кареты и одежда кучера не выбивались из общего, выбранного нами колорита, и потом…
Дверь распахнулась, и в квартиру вошел слегка хмельной Нельсон, а за ним и Габи – с двумя розовыми магазинными пакетами и охапкой журналов.
– Мне кажется, лучше выбрать какой-нибудь необычный цвет, например песочный, потому что все остальные предпочитают бордовый или персиковый – привет, Мел! – тем более песочный тебе к лицу, а ты ведь согласишься быть шафером? А ты как считаешь, Мел? Пойдет Нельсону песочный?
– А в обычном костюме нельзя? Черном или сером? – вяло спросил Нельсон, проходя прямо к столу, где стояла бутылка с вином.
Габи покосилась на меня.
– Ну, если тебе по вкусу такая банальщина… А может, цвет ши-таке? Я еще не решила, какой лучше.
– К нам с Джонатаном гости пусть приезжают в классических костюмах,– осторожно произнесла я. – Так намного проще – они идут всем.
– Не обижайся, Мел… – Габи на мгновение умолкла и положила рядом со мной стопку журналов. – Но вашу с Джонатаном свадьбу и мою с Аароном нечего и сравнивать.
– Похоже, они будут проходить даже в разных веках,– заметил Нельсон.
Я укоризненно взглянула на него. Он с невинным видом вскинул бровь.
– Я же ничего такого не имею в виду. Кто хочет выпить? Смотрю, Мелисса, ты уже начала.
– Иначе не могла,– сказала я. – День был какой-то странный.
– О-о! И мне, пожалуйста,– попросила Габи, усаживаясь на другой конец дивана и бросая мне «Вог брайд».
Я отставила осушенный бокал, открыла журнал со свадебными платьями по «лучшим ценам» и вдруг представила Джонатана в традиционном костюме и себя в довольно скромном белом платье с расширяющейся книзу юбкой. Наши повернутые друг к другу лица освещает входящее сквозь цветные стекла церкви солнце…