Маленькая птичка
Шрифт:
— Что в кофе?
— Цианид.
Ебать.
Они не мешкают. Этот Синдикат хочет смерти Рен. Наказание для Валентайна. Я бы посмеялся, если бы это не было таким пиздецом. Не мне ли пришла в голову та же идея, а теперь посмотрите на меня, защищающего девушку.
— Руки так, чтобы я мог их видеть, — говорю ей. — А затем вставай, медленно.
Девушка поднимает руки над головой, а затем медленно поднимается с пола.
— Райкер, отведи ее в сарай.
— Нет! — Рен кричит. — Нет, не делай этого.
— Сейчас не время для милосердия, Маленькая птичка, — рычу
Я слышу глухой удар чьего-то кулака по плоти и оборачиваюсь, ярость заставляет мою кровь кипеть так яростно и быстро, что я краснею. Только то, что я ожидаю увидеть, и то, что я вижу на самом деле, — две большие разницы.
— Она сломала мне гребаный нос! — Райкер стонет, обхватывая лицо руками.
Глаза Рен расширяются, когда она бросается ко мне, но она не смотрит на меня. К тому времени, как я понимаю, что, черт возьми, происходит, Рен вырывает пистолет из моей руки и нажимает на курок. От громкого хлопка в маленьком коридоре у меня звенит в ушах.
После того, как тишина оседает вокруг нас, как свинцовая гиря, раздаются три хлопка: один позади меня и два впереди.
Глава 23
РЕН
Я оборачиваюсь, мой кулак ударяется о нос Граффа. Это единственный способ заставить его отпустить меня, а он этого не ожидает, поэтому вкладываю в свой удар всю силу, какую я только могу собрать. Я вздрагиваю от звука соприкосновения моего кулака с его плотью, от хруста ломающегося носа, и от потока крови, струящейся из его ноздрей. Пытаюсь игнорировать боль в костяшках пальцев, отрывая кулак от его тела.
Я не могу позволить им причинить ей боль. Она оказалась здесь только потому, что кто-то другой подтолкнул ее к этому. Это несправедливо. Они не оставили ей выбора.
Сейчас ясно вижу, что она не здорова, истощена, нуждается в горячей ванне и хорошей еде, возможно даже в лекарствах. Я подумала так же, когда она принесла мне кофе, вернее, «мой отравленный кофе», уже тогда мне это показалось странным. Все сотрудники, которых нанял Александр, выглядят здоровыми, даже счастливыми, и возникает вопрос, они действительно знают, что происходит в этих стенах? Она не выглядела так, как будто ее это устраивало, но что я действительно знаю обо всем этом? Так я и задавалась вопросом. До тех пор, пока Лекс не бросился к нам, как демон, вырвавшийся прямо из ада, с оружием, направленным на девушку.
Бросаюсь к Лексу, я буду просить и умолять, пока он не помилует ее.
Но все меняется, когда я встречаюсь глазами с девушкой за плечом Лекса. Внезапно она вытаскивает свой собственный пистолет и целится в затылок Лекса. Ее рука дрожит, глаза широко раскрыты от мести и страха, и следующее, что я помню как вырываю пистолет из руки Лекса и нажимаю на курок.
Она тяжело оседает. Очень быстро дыра от пули в ее груди расцветает красным. Руки прикрывают рану, кровь просачивается сквозь пальцы, не замедляя густой поток. Когда ее тело, наконец, падает на пол, ее широко раскрытые глаза смотрят в стену.
О Боже.
О Боже!
Я убила кого-то.
Пистолет выскальзывает из моей руки и падает на пол. Лекс смотрит на меня, словно онемев, когда пистолет ударяется о деревянный пол, а потом мои колени подгибаются. Боль, вина, тошнота от того, что я только что сделала, жалят меня. Мои колени хрустят на твердой поверхности, а из горла вырывается всхлип.
Что я сделала!?
— Э… она, — запинаюсь я, качая головой, пытаясь сформулировать слова, пока мой язык отказывается сотрудничать, — она собиралась убить тебя.
Все, что я вижу перед собой — это молодая девушка, она не может быть намного старше меня, ее волосы светлые, пепельные, но жирные и грязные. Ее глаза темно-синего цвета, и хотя ее кожа бледная и болезненная, у нее оливковый цвет лица, который, вероятно, светился бы, если бы она была здорова.
— Приберись! — рычит Лекс, но я его не вижу. Других я тоже не вижу, только мертвую девушку. Ту, кого я убила. Для него. Для Лекса.
Почему я это сделала? Сделала дважды. Дважды! Какого черта мне спасать человека, который хотел моей смерти всего несколько дней назад, спасать человека, который держит меня здесь против моей воли. Он чудовище, и все же я не хочу, чтобы он ушел из моей жизни. Он мне нужен.
Я никогда ни в ком не нуждалась, но по какой-то болезненной и извращенной причине он мне нужен.
Зачем вам нужен мужчина, которого вы знаете всего несколько недель? Как он вдруг стал для меня настолько важен, что все его проступки даже ничего не значат?
Он встает передо мной, закрывая вид на мертвую девушку. С ее исчезновением мир возвращается ко мне. Я вижу, как Райкер обходит меня, Эйнсли тоже, но они держатся подальше, стараясь не коснуться меня. Слышится шарканье, движение чего-то тяжелого, что тащат по полу, но я не вижу. Слезы текут из моих глаз, увлажняя мои щеки. Я не думала, что у меня остались слезы, но я не могу остановить их. Я рыдаю и плачу, пока Лекс не наклоняется и осторожно не поднимает меня с пола.
Мои ноги как желе, слабые, как будто кости превратились в кашу, но это не больно. Они просто не работают. Мой желудок переворачивается.
Ноги совсем не слушаются, Лекс наклоняется и поднимает меня в колыбель своих рук. Мои руки автоматически обвивают его шею.
— Не смотри, — шепчет он, — прижми лицо к моей груди. Не смотри.
Столько смерти. Столько крови.
Я плачу ему в грудь, смачивая его белую рубашку, пока он несет меня через весь дом в свою спальню.
Он осторожно кладет меня на кровать, где я тут же сворачиваюсь в клубок.
Должно быть, в какой-то момент он ушел в ванную, потому что теперь я слышу бегущую воду, но я не понимала, что он ушел, пока он снова не оказался передо мной.
— Ну, птичка, садись.
Я делаю то что он говорит.
Он стаскивает с меня платье, отбрасывая его за спину, а затем снимает с меня нижнее белье. Это не кажется сексуальным, но, тем не менее, мое тело реагирует на его прикосновения.
Я больна.
Кто возбуждается в такое время? После того, как только что убили кого-то.