Маленькая желтая лампа

Дымовская Алла

Словечко сие, хоть и порядком устаревшее, корнями уходило еще в те незапамятные времена, когда прекрасная земная флора в виде мертвой срубленной древесины транспортировалась единственно своим ходом по руслам полноводных рек. От пристани к пристани, от глухих поселков к большим городам плотоводы сплавляли свои караваны, подталкивали баграми и вязали бревна, и так прогоняли важный для фабрик груз на многие и многие километры вниз по течению. Иногда отдельное бревно терялось, превращалось как бы в полузатопленный и очень опасный камень преткновения, и тогда нужно было непременно выловить его из воды, чтобы избежать разрушительной аварии. «Плавун» в современном его значении конечно же не являлся никаким бревном, хотя характеристика эта весьма бы подошла многим представителям сего замечательного рода чинуш. Кое-кто выражался покрепче, поминая грубую идиому на букву «г», о предмете, что не тонет ни при каких обстоятельствах. Обычно поселялся такой «плавун» или заводился мелкой вошью на нижней служебной ступеньке, где-то в подземных

недрах иерархической лестницы, и, немного пообвыкнув и поосмотревшись, немедленно начинал грызть и кусать. Что или кого, неважно. А важным получалось то, что, наушничая или кляузничая по малейшему поводу, однако, с приличной кислой миной страдальца за общественные интересы, «плавун» рьяно въедался в печенки собственному начальству, отчего оно, бедное, не чаяло уже, как избавиться от вредного грызуна. Уволить – немыслимо, затаскают по судебным комиссиям, вступить в неравную борьбу – нажить злопамятного врага, истрепать нервы и окончательно похерить всю основную работу вверенного подразделения. Оставалось лишь одно – перевести с глаз долой. На иное место и, безусловно, с повышением и отличной профессиональной характеристикой. Следующий, уже более высокий начальствующий чин, в свою очередь, промаявшись с «плавуном» сколько хватало терпения, повторял в результате ту же переводную процедуру. Глядишь, и вот уже зловредная вша обогнала в карьерном росте всех прочих, более достойных претендентов, обвешалась регалиями и звучными степенями, уселась, разбухнув от выпитой крови, на самом верху, за всю свою служебную историю так и не совершив не то что благого, а даже единственно полезного мероприятия.

Залетная птица из Содружества явно была отнесена Арсением именно к вышеописанному подклассу «плавунов». Имечко расфуфыренный павлин имел тоже подходящее. Специальный уполномоченный по исполнению регламентарного права комиссар фон Герке-Цугундер. И у красной стены он сел сам по себе, а вовсе не по командорскому повелению, догадался неожиданно Арсений. Чтобы подчеркнуть личный ранг и обозначить собственное место на равной ноге с высшим экспедиционным начальством. Никаких сверхважных дел никто комиссару поручать не собирался, спрашивать о результатах тем более. Зато лично Герке-Цугундер беспокойно ерзал в своем кресле-коконе, и не оттого, что неудобно ему сидеть. Подобного рода зуд Арсению хорошо был знаком. Обычно возникал он у бестолково говорливых ораторов, коих хоть прибей, а только дай обратиться с речью к подневольной публике. Часика этак на два. Командор, видимо, о признаках синдрома словесного переливания воды осведомлен был не хуже доктора Мадянова и потому нарочно старался не обращаться взором в сторону надутого, как рождественский гусь, правительственного чиновника. Уж, наверное, сладить в походе с комиссаром Совета выйдет нелегко, но лишь на первых порах. Он, Арсений, мог бы утешить Командора Хансена на этот счет. Неделю-другую фон Герке-Цугундер, конечно, станет дуться серой мышью на крупу, а там глядишь, и забегает, умилительно заглядывая в глаза каждому встречному, нужному и ненужному. Ведь чиновник-«плавун», подобный комиссару, не может жить без родимой системы, как нерожденный младенец без пуповины. От нее питается, от нее и ума набирается. В смысле охоты на каверзные подлости. А кого в их единственном в своем роде походе запугаешь доносами и начальственными призывами к порядку? Тут бы вернуться, тоже еще вопрос! И вообще, черт с ним, с Герке-Цугундером, и так уже Арсений потратил битых полчаса на пустые размышления об его глубинной, как лодка-плоскодонка, сути.

Правда, и вокруг ничего интересного до сих пор не произошло. Молоденький астрофизик из Кембриджа задавал «совещательные» вопросы, его, унылого и длинноносого, волновало, позволят ли ему по пути подобраться к какой-то там комете. Пират Хансен кривился, не говорил ни да, ни нет, видно, отказывать напрямую уважаемому сеньору Эстремадуре ему не хотелось, а связываться с посторонней кометой тем более. Потом довольно нудно и долго читала по голографическим запискам свой отчет доктор металингвистики Мелоун, миловидная блондиночка усредненного возраста, о таких еще говорят: маленькая собачка и в старости щенок. Не далее как вчера она излишне шумно веселилась на «отходной» вечеринке и уверяла Арсения, что тот запросто может называть ее Кэти. Приятная женщина, ничего не скажешь, такая яркая в вечернем наряде и немного тусклая в обычной форме рядового космогатора. Впрочем, одернул себя Арсений, он не справедлив к даме. Посмотрел бы на собственную персону сегодняшним утром! После атомной смеси джина со взбитыми перепелиными яйцами, вылитой прямо в коктейль из белых вин, поневоле будешь выглядеть тускло с ураганного похмелья.

А доктор Мелоун именно это и пила, Арсений сам наблюдал во все глаза. Тут подивиться бы, что Кэти вообще удалось прийти собственными ногами на генеральное предстартовое совещание. Однако и вопросы, лежавшие в ее ведении, касались не только предполагаемой профессиональной деятельности доктора Мелоун в случае обнаружения любого вида контакта. Но и контроля за информационным хранилищем корабля, и последующей аналитической обработки всевозможных данных: от сигналов, идущих с Земли, до случайных обрывков посланий или периодических, устойчивых излучений, подлежащих лингвистической классификации.

Кэти бубнила тоже добрых полчаса. Еще немного, и Э-модулярный

психолог Мадянов опозорил бы свои будущие седины вульгарным храпом. Но все на свете имеет свой конец, даже генеральное предстартовое совещание. Начальственным басом Командор Хансен прекратил мучения вверенного ему экипажа и пассажиров, назначив общий сбор на борту челнока-перевозчика через восемь часов, то есть по земному времени действительно уже завтра. Потом отключил цветовую градацию совещательных секторов, превратив комнату в нормальное помещение с приятно серебристыми покровами на стенах. Комиссар фон Герке-Цугундер поднялся с кисло-недовольным выражением на дубовой физиономии, у него явно случился застой черной желчи от нереализованного вовне словарного запаса. Приятный парень Гент и сам Арсений так и не произнесли перед публикой ни единой фразы и тихо радовались этому обстоятельству. Тем более никаких конструктивных выражений доктор Мадянов в запасе не имел, а сотрясать воздух попусту не любил вообще, особенно после ночных излишеств. В походе ему еще предстоит часами трепать языком, выполняя свою непосредственную работу, а куда денешься, если ты Э-модулярный психолог. Какую роль в экспедиции предстояло играть приятному парню Генту, доктор, честно говоря, не имел ни малейшего понятия.

Когда Арсений нетвердым шагом плелся по коридору обратно в свой отсек, предвкушая прелести восьмичасового безделья, от которого так строго предостерегал Командор Хансен, его ухватили за правое запястье чьи-то холодные, цепкие пальцы и каркающий знакомый голос произнес:

– Вы, разумеется, впервые на «Древе Игдрасиль»? – Это был юный Рамон да Эстремадура собственной тощей персоной.

– А вы не поверите, я вообще в первый раз на Луне! – ответствовал ему Арсений, считая разговор на этом исчерпанным.

– Тем более, коллега, тем более! Я тут уже второй месяц торчу на предстартовой подготовке! – воскликнул магистр-астрофизик и уцепился за Арсения еще крепче прежнего. – И просто обязан устроить для вас ознакомительную экскурсию! Просто обязан!

– Благодарю покорно. Но не стоит утруждаться, – попытался вежливо отказаться Мадянов.

– Уже, – угрюмо сказал ему настырный Рамон. – В том смысле, что я уже утрудился. И заказал для нас вездеход. Так что, с вашей стороны…

– Да-да, конечно, – стараясь держаться в рамках покорно-радушного согласия, перебил его Арсений. Черт бы побрал этого звездочета! Нарочно тащит его невесть куда, чтобы излиться в слезливых откровениях. Уж таковы интеллектуалы, лишь завидят на горизонте Э-модулярного психолога, который им в принципе ни за каким фигом не нужен, так подобно прожорливым голубям слетаются на него, будто на памятник, дабы испражниться чувствами и настроениями. Он мог бы, конечно, послать пытливого астрофизика куда подальше, ведь поход еще не начался, а стало быть, и сам Арсений еще не приступил к своим обязанностям. Но не хотелось портить отношений в самом начале знакомства. Тем паче, что молодежь обидчива. Поэтому он ответил Эстремадуре как можно более умиротворяющим тоном: – Если уж вам так желательно заняться моим просвещением, я готов. Извольте.

В военное время значение синуса может достигать четырех.

Вторая солдатская мудрость

– Хорошо пошли! Принимая во внимания возраст этой штуки, – отпустил первое замечание Арсений. Как ни странно, до сих пор его предполагаемый навязчивый собеседник величественно безмолвствовал, словно мраморный обелиск на одинокой могиле. А ведь уже успели сесть в вездеход и даже покинуть переходную камеру.

– Нормально. Транспорт наш, конечно, рухлядь, тут вы правы, – кивнул Эстремадура, со стороны же казалось, будто ворона клювом поймала муху. – Для забав иного и не дадут. Хотя наше ползучее корыто вполне безопасно. Гравитационная модель первого поколения, тогда собирали на совесть. В нем одних металлоконструкций восемьдесят процентов.

– Не в моих силах оценить, плохо это или хорошо, – сонным голосом откликнулся Арсений. Мягко покачивающийся вездеход действовал на него отнюдь не тонизирующим образом.

– Специализация, понимаю. Вы не поверите, коллега, но в истории человечества были такие времена, когда понятие «ученый» значило осведомленность в любой существующей области тогдашних наук. И в несуществующей, впрочем, тоже… На сегодняшний день даже аналитические метафизики не в состоянии уразуметь, чем заняты исследователи в соседней с ними сфере.

– Меня всегда умиляли радужные картинки, нарисованные для нас фантазерами еще в прошлой эпохе, – несколько оживился, в свою очередь, Арсений. Разговор, несмотря на приличную разницу в возрасте, обещал состояться интересный. Зря, он, наверное, ополчился заранее на скучного видом астрофизика. Однако это приятное разочарование, которое крайне редко случается в жизни Э-модулярного психолога. – Разумный человек будущего, способный постичь всевозможные аспекты знаний одновременно. И звездный корабль построить, и самому же на нем летать, попутно сочиняя стихи или двигая вперед биологические науки. Кажется, еще полагалось врачевать наложением рук, считать в уме тройные интегралы со скоростью света, понимать язык птиц и зверей, да в придачу быть светилом в области педагогики и этического права. А человеческое сознание может вместить ровно столько, и плюс вот столько, и ни настолько больше своего предела. Вы застали глупейший эксперимент в бермудских лабораториях или по возрасту были слишком молоды?