Маленькие детективы большой Америки (Убийства, в которые я влюблен)
Шрифт:
— Этот Макс Истер. Может быть, он вовсе и не слепой, — задумчиво проговорила жена.
На это я хмыкнул.
— Женская интуиция! Предположить такое — все равно что сказать, что он стрелял в серую кошку только потому, что я упомянул эту поговорку. Если, конечно, на то нет оснований.
— Может быть, это действительно была серая кошка.
На это уж, и вовсе не стоило отвечать. Я опять взял газету и погрузился в спортивную страницу.
На следующий день газеты уделили загадочному убийству много внимания, но ничего нового не было. Никто не был арестован, и, по всей видимости, никого даже и не подозревали.
Но мне его поручили, можно сказать, прежде, чем я вошел. Еще и плащ не успел снять, как мне сообщили, что капитан Эберхарт хочет меня видеть.
— Хорошо провел отпуск, Джордж? — спросил он, когда я вошел. И, не дождавшись ответа, перешел к сути. — Я ставлю тебя на дело Армина Робинсона. Ты читал о нем в газетах?
— Конечно.
— Тогда ты знаешь столько же, сколько и все мы, за исключением одной детали. Об этом я тебе скажу, но в остальном ты должен подойти к делу заново, без предварительных Версий. Мы зашли в тупик, и, может быть, тебе удастся найти что-то, что мы пропустили. Есть смысл попробовать.
Я кивнул.
— А как насчет отчетов лаборатории, баллистической экспертизы? Я могу снова опросить людей, но хотелось бы иметь факты.
— О'кей. По заключению судебного медика, смерть Робинсона наступила мгновенно от сквозной пули в голову. Пулю мы нашли в стене в трех футах позади того места, где он сидел, и примерно на пять с половиной футов выше уровня пола. Она вошла в стену почти под прямым углом. Все совпадает, если он встал, когда убийца вошел в комнату, и если в момент выстрела убийца стоял в дверях или у самого порога и держал пистолет на уровне глаз.
— Пуля соответствует пистолету?
— Да, и другая пуля тоже. Та, которую выпустил Макс Истер. В пистолете было две пустых гильзы. На пистолете никаких отпечатков, кроме отпечатков Истера. Убийца, наверное, был в перчатках. И миссис Истер сказала, что из кухни исчезла пара хлопчатобумажных перчаток для работы.
— А никак нельзя предположить, что Макс. Истер выпустил обе пули, а не одну?
— Абсолютно нет. Он действительно слеп — по крайней мере временно. Доктор, который его лечит, ручается за это; существуют исследования — реакция зрачков на внезапный свет, что-то такое. Слепой мог бы попасть кому-то в самый центр лба, только подойдя вплотную и приложив пистолет к коже, — но никаких следов порохового ожога нет. Нет, хотя рассказ Макса Истера и кажется надуманным, но все факты ему соответствуют. Даже время. Несколько соседей слышали выстрелы. Думали, что это выхлопы автомобиля, и не проявили интереса, но в это время по радио как раз была восьмичасовая смена программы. А телефонный звонок Истера к нам был зарегистрирован в двенадцать минут девятого. Двенадцать минут соответствуют тому, что, по его словам, происходило между выстрелами и тем, когда он добрался до телефона.
— Что относительно алиби обеих жен?
— Железное. В момент убийства они были вместе в кино. Вошли туда примерно в восемь и в фойе встретили друзей, так что это не только их слова. Можешь считать, что с алиби все в порядке.
— Хорошо. Ну а как насчет той подробности, которая не попала в газеты?
— Лабораторные анализы пули, которую Истер выпустил в убийцу, показывают следы органического вещества.
Я присвистнул.
— Значит, убийца был ранен? Это бы намного облегчило дело.
— Может быть, — вздохнул кэп Эберхарт. — Мне очень жаль тебе это говорить, Джордж, но если так, то тогда это был петух в шелковой пижаме.
— Прекрасно, — сказал я ему. — Моя жена говорит, что Истер стрелял в серую кошку, а она обычно бывает права. Во всем. Ну, а теперь, может быть, ты выскажешься определеннее?
— Если ты сможешь уловить в этом какой-нибудь смысл, то превосходно. Мы извлекли пулю из стены у самого пола. Тот, кто исследовал ее под микроскопом, говорит, что на ней присутствуют мельчайшие следы органического вещества трех типов. В микроскопическом количестве, не поддающемся анализу; только это он и смог определить, и даже тут не уверен. Но он думает, что это кровь, щелк и перья. Цыпленок в шелковой пижаме был бы одним из подходящих вариантов.
— Какая кровь? — спросил я. — Какого типа перья?
— Никаких шансов это установить. Микроскопические следы, больше он ничего не может сказать, даже на уровне догадки. А что с серой кошкой?.
Я рассказал ему о нашем споре по поводу поговорки и шутливом замечании Мардж.
Потом я вернулся к делу.
— Серьезно, сэр, похоже, что убийца действительно ранен. Всего лишь царапина, наверное, поскольку потом он продолжал заниматься своим делом. Это объясняет кровь на пуле, а шелк уж не так трудно объяснить. Шелковая рубашка, шелковые шорты, шелковый галстук — все что угодно. Но вот с перьями потруднее. Единственное место, где мужчина может носить перо, — новая шляпа.
Эберхарт кивнул.
— Если отказаться от петуха в пижаме, то это самая лучшая версия, которую мы на сегодня имеем. Могло быть так: убийца видит пистолет, поворачивающийся в его сторону, и падает вниз, заслоняясь рукой от пистолета. Ладонью пулю не остановишь, но люди часто так поступают, когда в них вот-вот выстрелят.
Пуля касается шелковой ленточки с пером на его шляпе, но его самого не задевает и входит в стену. Потом, когда убийца видит, что Истер отбросил пистолет и что теперь он в безопасности, перевязывает палец носовым платком и занимается своим делом.
— Могло быть так, — согласился я. — Кто-нибудь из тех, кто фигурирует в деле, ранен?
— Внешне, во всяком случае, нет. И у нас нет достаточных оснований, чтобы кого-то из них притащить сюда и раздеть. Мы ведь фактически даже не установили, кому выгодно это убийство. Как бы неправдоподобно это ни выглядело, Джордж, мы почти склонились к тому, что это действительно было лишь ограбление. Вот и все, что я могу тебе сказать. Попробуй взглянуть на все свежим взглядом, и, может быть, ты найдешь что-нибудь интересное.
Я надел плащ и вышел.
Прежде всего предстояло сделать самое тяжелое — поговорить с вдовой убитого. Я надеялся, что первый период потрясения и горя она уже пережила.
Удовольствия мне этот разговор не доставил, но все было не так уж плохо. Миссис Армин Робинсон была подавлена и угнетена, но могла спокойно отвечать на вопросы. Эмоции, по-видимому, были загнаны и не угрожали вылиться в истерику.
Прежде всего я выяснил ее алиби. Да, она и миссис Истер, жена ослепшего, встретились в восемь часов в фойе кинотеатра.