Шрифт:
ПРЕДИСЛОВИЕ
Любопытно, что лишь немногие писатели по собственному желанию принимались писать эротические истории или признания. Даже во Франции, где, как считается, эротика занимает важное место в жизни, те писатели, которые этим занимались, делали это в силу необходимости — из-за денег.
Одно дело — включить эротизм в роман или рассказ, а совсем другое — сосредоточить на нем все свое внимание. В первом случае это является частью жизни. Я бы сказала, что она оказывается естественной, искренней, как на страницах романов Золя или Лоуренса.
Но сосредоточиваться исключительно на сексуальной стороне жизни — неестественно.
Но что же происходит с компанией писателей, которые так остро нуждаются в деньгах, что полностью посвящают себя сочинению эротики? Как это сказывается на их жизни, на их отношении к миру, на их сочинениях? Какое воздействие это оказывает на их сексуальную жизнь?
Позволю признаться, что я была матерью-исповедницей для такой компании писателей. В Нью-Йорке все становится жестче, более жестоким. Мне приходилось заботиться о многих людях, решать множество проблем, а поскольку своим характером я во многом напоминала Жорж Санд, которая писала ночи напролет, чтобы обеспечивать своих детей, любовников, друзей, мне была нужна работа. И тогда я стала, так сказать, «мадам необычного дома литературной проституции». Должна признать, что это был весьма артистический maison: однокомнатная мастерская с окнами в потолке, которые я расписала, чтобы они выглядели наподобие витражей языческой молельни.
Прежде чем приступить к моей новой профессии, я уже приобрела известность как поэтесса, как женщина независимая, которая пишет только ради собственного удовольствия. Ко мне приходили многие молодые писатели и поэты. Мы часто сотрудничали, обсуждали и делились соображениями о том, что делали. Сколь бы ни были они разными по характеру, наклонностям, хорошим и дурным привычкам, у всех этих писателей было одно общее: они были бедными. Страшно бедными. Очень часто мой maison превращался в кафе, куда они могли заскочить на минутку, голодные, ничего не говорящие, и мы ели овсяные хлопья, поскольку дешевле ничего не было и считалось, что они придают силы.
Большая часть эротики была написана на голодный желудок. Впрочем, голод полезен для стимуляции воображения: он не возбуждает сексуальной потенции, а сексуальная потенция не ведет к необычным приключениям. Чем сильнее чувство голода, тем сильнее желания, дикие и навязчивые, как это бывает у заключенных. Поэтому у нас были идеальные условия, чтобы там расцвел цветок эротизма.
Конечно, если вы слишком долго остаетесь голодным, то превращаетесь в бездельника, бродягу. Говорят, что у тех людей, которые спят на набережных Ист-ривер, в подворотнях, в квартале Бауэри, вообще нет никакой сексуальной жизни. Мои же авторы, хотя некоторые из них жили в Бауэри, все же еще не опустились до такого уровня.
Лично же мне, когда я отправилась на поиски эротики, пришлось на время оставить занятия серьезной литературой. Я предлагаю читателям свои похождения в мире проституции. Вначале мне было трудно решиться их обнародовать. Обычно для всех нас — поэтов, писателей, художников — сексуальная жизнь оказывается многослойной. Это женщина под вуалью, пребывающая в полудреме.
МАЛЕНЬКИЕ ПТАШКИ
Мануэль и его жена были людьми бедными, и, когда они впервые приступили к поискам квартиры в Париже, им удалось снять только две темные комнатки в полуподвале, окна которых выходили на душный двор. Мануэль пребывал в унынии. Он был художником, и для работы ему не хватало света. Его же жену это совсем не волновало. Она ежедневно отправлялась к себе в цирк работать на трапеции.
В этом темном полуподвальном помещении он чувствовал себя как в тюремном заключении. Консьержки были необычайно старыми, и казалось, что владельцы, которые сами жили в этом же доме, решили устроить из него дом для престарелых.
Поэтому Мануэль долго бродил по улицам, пока не наткнулся на объявление: СДАЕТСЯ. Его провели в две комнаты на чердаке, напоминающие шалаш, но одна из комнат выходила на террасу, и когда Мануэль вышел на нее, то до него донеслись крики школьниц, которые были на каникулах. Через дорогу находилась школа, и во дворе под террасой играли девочки.
Некоторое время Мануэль наблюдал за ними, и лицо его сияло и расплывалось в улыбке. Его даже охватила легкая дрожь, как это бывает в предвкушении грядущего наслаждения. Ему захотелось немедленно переехать в это жилище, но когда вечером он убедил Терезу пойти и посмотреть, она не обнаружила там ничего, кроме двух необитаемых, грязных и заброшенных комнат.
— Но здесь есть свет, который мне необходим для работы, а к тому же еще и терраса, — повторял Мануэль.
Тереза пожала плечами и сказала:
— Здесь мне жить не хотелось бы.
Тогда Мануэль прибег к хитрости. Он купил краску, цемент и древесные материалы. Он арендовал обе комнаты и привел их в порядок. Работать он не особенно любил, но на этот раз с невиданной тщательностью принялся за столярные и покрасочные работы, чтобы это место понравилось Терезе. Пока он красил, латал, цементировал и прибивал, то часто слышал смех играющих во дворе девочек. Но он сдерживался, дожидаясь подходящего момента. Мануэль мечтал о том, какой будет его жизнь в этой квартире напротив школы с девочками.
Через две недели жилище полностью преобразилось. Стены стали белыми, двери закрывались плотно, кладовыми стало можно пользоваться, дыр в полу не осталось. Тогда он привел туда Терезу, чтобы показать ей свои успехи. Она была совершенно ошеломлена и немедленно согласилась переехать. За один день все их имущество было доставлено туда на тележке. Мануэль утверждал, что благодаря свету в этом новом месте он сможет заниматься живописью. Веселый и переменившийся, он пританцовывал от счастья.
Увидев его в таком настроении, Тереза обрадовалась. На следующее утро, когда они еще не успели распаковать все вещи и спали на кроватях без простыней, Тереза отправилась работать на трапеции, а Мануэль остался дома приводить все в порядок. Но вместо того чтобы распаковывать вещи, он спустился вниз и направился на птичий рынок. Там он потратил деньги, оставленные ему Терезой для покупки овощей, на то, чтобы купить клетку и двух тропических птиц. Вернувшись домой, он повесил клетку на террасе. Какое-то время он наблюдал за играющими внизу маленькими девочками, рассматривая их ноги, мелькающие под взлетающими юбками. Как падали они друг на друга во время игр, как развевались их волосы, когда они бегали! Их крошечные, недоразвитые груди уже начинали округляться. На лице у него вспыхнул румянец, но он решил не мешкать. У него возник в голове план, который был слишком безупречным, чтобы от него отступать. В течение трех дней он тратил деньги на всевозможных птиц. Вся терраса теперь наполнилась птичьим гомоном.