Маленькие рассказы (сборник)

Чапек Карел

— Что у меня на голове? — воскликнул он.

— Похоже на сияние, — неуверенно пробормотал кельнер. — Я все гляжу и гляжу…

Кнотек нахмурился. Видно, высмеивают его плешь.

— Занимайтесь лучше своим делом, — отрезал он и принялся за кофе. Но для верности все же незаметно оглянулся и увидел свое отражение в зеркале: солидная плешь и вокруг нее что-то вроде золотистого ореола… Кнотек поспешно встал и подошел к зеркалу. Ореол двигался вместе с ним. Кнотек ухватился за него обеими руками, но ничего не нащупал — руки проходили сквозь светящийся круг, ореол был совершенно нематериальным и лишь едва ощутимо согревал пальцы.

— Отчего это у вас? — сочувственно поинтересовался кельнер.

— Не знаю, — уныло ответил Кнотек и вдруг перепугался. А как

же он пойдет в банк? С этим нельзя! Что скажет управляющий? «Господин Кнотек, скажет он, эту штуку вы оставьте дома. В банке мы такого допустить не можем».

«Как же быть? — с ужасом думал Кнотек. — Снять ореол нельзя, под шляпу его не спрячешь. Добежать бы хоть до дому…»

— Будьте добры, — торопливо попросил он, — найдется тут у вас зонтик? Я бы прикрыл им это…

Если кто-нибудь в ясное солнечное утро бежит по улице, спрятавшись под зонтиком, то, без сомнения, обращает на себя внимание, но все же меньшее, чем человек, шествующий с нимбом вокруг головы. Кнотек без особых происшествий добрался домой, только на лестнице соседская служанка, столкнувшись с ним, взвизгнула и уронила сумку с продуктами: в темном подъезде нимб сиял особенно ярко.

Дома Кнотек заперся и подбежал к зеркалу. Да, голову окружал нимб размером чуть побольше оркестровых тарелок, сиявший примерно как сорокасвечовая лампочка. Погасить его было невозможно. Кнотек даже сунул голову под кран — тщетно. Впрочем, нимб не мешал ни ходьбе, ни движениям.

«Как же мне объяснить все в банке? — в отчаянии думал Кнотек. — В таком виде я не могу туда идти!»

Он побежал к привратнице и позвал ее сквозь чуть приоткрытую дверь.

— Позвоните, пожалуйста, в банк, скажите, что я серьезно болен и сегодня не буду.

К счастью, он никого не встретил на лестнице. Дома он снова заперся и попытался читать, но то и дело вставал и подходил к зеркалу. Золотистый нимб вокруг головы сиял спокойно и ярко.

После полудня Кнотек сильно проголодался. Но не идти же в ресторан в таком виде! Кнотеку уже не читалось, он сидел, не шевелясь и твердил про себя: «Конец! Я уже никогда не смогу бывать на людях. Лучше было вчера утопиться!»

У дверей позвонили.

— Кто там? — крикнул Кнотек.

— Доктор Ваньясек. Меня прислали из банка. Сможете открыть?

Кнотек вздохнул с облегчением. Медицина, наверное, поможет, ведь доктор Ваньясек такой опытный старый врач.

— Ну-с, на что мы жалуемся? — еще в дверях бодро заговорил старый доктор. — Что болит?

— Взгляните-ка, господин доктор, — вздохнул Кнотек. — Видите, что со мной случилось?

— Что?

— Да вот, вокруг головы.

— О-го-го! — удивился доктор и попытался исследовать нимб. — С ума сойти! — бормотал он. — Откуда он у вас, голубчик?

— А что это такое? — робко осведомился Кнотек.

— Похоже на ореол, — сказал старый доктор таким серьезным тоном, словно произносил слово «оспа». [2] В жизни не видывал ничего подобного. Погодите, друг мой, я еще взгляну на ваши пателларные рефлексы. Гм… зрачки реагируют нормально. А как насчет ваших родителей, здоровые они были люди? Да? Не случались у них приступы религиозного экстаза или чего-нибудь такого! Нет? Ну, а у вас самого не бывало видений и прочего?.. — Доктор Ваньясек торжественно поправил очки. — Видите ли, это из ряда вон выходящий случай. Пошлю-ка я вас в нервную клинику, пусть исследуют это явление научно. Нынче много пишут о всякой там электрической эманации мозга, черт знает, может, это она и есть. Чувствуете запах озона? Друг мой, вы станете прославленным научным казусом!

2

В чешском языке сходные по звучанию слова: gloriola (ореол); и variola (оспа).

— Пожалуйста, не надо — испугался Кнотек. — У нас в банке будут очень недовольны, если мое имя попадет в газеты. Пожалуйста, господин доктор, помогите мне избавиться от этого.

Доктор Ваньясек задумался.

— Трудное дело, голубчик. Пропишу вам бром, но… право, не знаю. Видите ли, я, как медик, не верю в сверхъестественные феномены. Наверняка это явление нервное… Слушайте, господин Кнотек, а не совершили вы случайно какого-нибудь… м-м… святого поступка?

— Какого святого? — удивился Кнотек.

— Ну, что-нибудь необычное. Какое-нибудь праведное деяние?

— Не помню ничего такого, господин доктор, — растерялся Кнотек. — Разве что я целый день ничего не ел…

— Может быть, после приема пищи это пройдет… — пробурчал доктор. — В банке я скажу, что у вас грипп… Слушайте, на вашем месте я бы попробовал кощунствовать.

— Кощунствовать?

— Да. Или вообще как-нибудь согрешить. Вреда от этого не будет, а попробовать стоит. Может быть, тогда это у вас само пройдет. Ну, я загляну завтра.

Кнотек остался один и, стоя перед зеркалом, попытался кощунствовать. Но для этого ему, видимо, не хватало воображения — ореол вокруг его головы даже не дрогнул. Так и не придумав никакого порядочного кощунства, Кнотек показал себе язык и, удрученный, уселся за стол. Он был голоден и измучен, хоть плачь! Положение мое совершенно безнадежное, мрачно размышлял он. И все оттого, что я простил эту сволочь Полицкого. А с какой стати? Ведь он просто зверь, а не человек, да еще и карьерист, какого не сыщешь. Ну, конечно, на барышень он не орет… Интересно знать, господин Полицкий, почему вы так часто вызываете к себе для диктовки ту рыжую машинистку? Я ничего особенно не говорю, а все-таки старикашке, вроде вас, это не подобает. Шашни с секретаршами влетают в копеечку, господин Полицкий, эти барышни любят деньгу. А в результате директор банка или управляющий, как вы, например, начинает играть на бирже и банк несет убытки. Вот как это бывает, господин Полицкий. Вы думаете, мы можем безучастно смотреть на все? Нет, надо предостеречь правление, чтобы оно присматривало за управляющим. И за этой рыжей выдрой тоже. Спросите-ка у нее, откуда она берет деньги на всякие там пудры, помады и шелковые чулочки! Как можно носить такие чулочки на службу в банк! Разве я ношу шелковые чулки? Такая девица только затем и поступила на службу, чтобы подцепить какого-нибудь директора. Потому-то она вечно мажется да пудрится, вместо того чтобы работать. Все они на один лад — возмущенно закончил Кнотек. — Будь я управляющим, я бы задал им жару… Да и Шембера тоже хорош, — продолжал размышлять он. — Попал к нам по протекции и не умеет сосчитать, сколько будет дважды два. Стану я тебе помогать, как бы не так! Этакий заморыш, а завел семью. Я себе этого не могу позволить, разве хватило бы моего жалованья? Таких легкомысленных людей не следовало бы принимать на службу в банк. А почему жена у тебя хворает, господин Шембера, так ведь это всем известно. Ясно, сделала аборт. А это уголовное дело, коллега. Что, если кто-нибудь донесет? Нет, если ты еще напорешь в работе, я тебя больше покрывать не стану. Пусть каждый сам заботится о себе. Банк не благотворительное учреждение. Еще, чего доброго, мне скажут: «Господин Кнотек, а знаете ли вы свои обязанности? Они состоят в том, чтобы обращать внимание начальства на все упущения, а не покрывать их. Смотрите не повредите своему продвижению по службе, господин Кнотек. Занимайтесь своим делом и не глядите ни вправо, ни влево. Тот, кто хочет чего-то достичь в жизни, не должен поддаваться ложному сочувствию. Разве господин, управляющий Полицкий или директор сочувствуют кому-нибудь, а? Вот так-то, господин Кнотек».

От голода и слабости Кнотека одолела зевота. Эх, если бы можно было выйти на улицу! Исполненный жалости к самому себе, Кнотек встал и пошел взглянуть в зеркало. Там он увидел самую заурядную хмурую физиономию… и никакого нимба. Ни следа! Кнотек чуть не уткнулся носом в зеркало, но не узрел ничего, кроме редких волос и морщинок возле глаз. Вместо золотистого ореола вокруг его головы зеркало отражало лишь полутьму одинокой неуютной комнаты…

Кнотек вздохнул с безмерным облегчением. Ну, вот, значит, завтра можно опять идти на службу!