Малибу
Шрифт:
— Алабама должен быть уничтожен, стерт в порошок, развеян по ветру! Вот что я хочу. Он должен быть мертв. Он должен быть абсолютно мертв. Он должен быть мертв до такой степени, что придется придумать новое понятие для этого случая — вот что я хочу. Разве это не ясно любому кретину, который у меня работает? — Он почти хрипел. Желваки на скулах ходили ходуном, костяшки кулаков побелели от напряжения, глаза превратились в узкие щелочки. У него был вид человека, переполненного ненавистью и смертельной злобой. — Но поскольку никто из моих служащих не желает меня понять и оказать мне такую маленькую дружескую услугу, то я берусь за дело сам. Я лично уничтожу эту тварь по имени Алабама, — бормотал он свистящим шепотом. Затем голова его уткнулась в тарелку с мясом. Алкоголь все-таки одолел его.
Но микрофону, спрятанному между объемистыми грудями Эммы Гиннес, которые так любил ласкать Дик Латхам, было абсолютно все равно, говорил ли он это в здравом уме или же в состоянии тяжелого алкогольного
Эмма Гиннес вздрогнула при воспоминании о том, как ей пришлось вытаскивать бесчувственное тело Дика Латхама из ресторана. Слава Богу, нашлось трое человек из числа прислуги ресторана, которые ей в этом помогли. Они пронесли Латхама через весь зал мимо глазевших на все это посетителей ресторана. На крыльце Дика просто впихнули в машину, словно куль с опилками. Эмма расплатилась с помощниками и взяла все заботы по доставке ценного, но бесчувственного груза на свои плечи…
Теперь, выполнив свой долг и освободившись, Эмма поспешила на пляж, через высокие песчаные дюны, которые создавали естественное укрытие от посторонних глаз. Вечер был очень хорош. Сейчас было межсезонье и наступал жаркий период. Горячий и сухой воздух пустыни, насыщенный пряным ароматом горных растений, смешивался с соленым и свежим береговым бризом. Этот коктейль благотворно действовал на человека. В другое время Эмма обязательно бы оценила все эти тонкости и постаралась как можно лучше насладиться их прелестями. Но сейчас ее волновало другое. Воровато оглянувшись, она задрала юбку, отцепила магнитофон от пояса и, отмотав немного назад пленку, включила воспроизведение. Как раз на том самом нужном ей месте. Судя по эмоциям и накалу страстей в голосе Латхама, нетрудно будет убедить любого желающего в том, что Латхам действительно грозил убрать или убить Алабаму. То, что в этот момент от ненависти к своему противнику Латхам почти протрезвел и произнес всю эту ключевую фразу тоном абсолютно трезвого человека, лишь усиливало эффект и укрепляло планы Эммы Гиннес. Пока все шло как по-писаному. Был предмет конфликта. Было оскорбленное самолюбие. Был мотив для совершения каких-то ответных действий. Были названы конкретные действия. Был назван и конкретный исполнитель этих самых решительных и конкретных действий. И все это бесценное богатство сейчас находилось в руках Эммы Гиннес. Она резко и неприятно засмеялась. Что ж, она заключила сделку с дьяволом, и он ей ворожил. У нее сейчас не осталось ни малейшей симпатии к человеку, который нанял ее на работу, вывез из Англии. Эмма Гиннес сумела отмести все сентиментальные мелочи в сторону и сосредоточиться на плане реванша.
Эмма стояла на берегу океана одна, слегка покачиваясь и ежась под резкими порывами вечернего бриза. Она тщательно обдумывала и так же тщательно осуществляла все этапы своего замысла. Сейчас наступил черед очень важной детали. Несколько дней назад Дик Латхам и она куда-то ехали по своим делам. Перед выездом Латхам не удосужился проверить, сколько бензина осталось в баке, или подкачал датчик его уровня в баке. Как бы то ни было, у них кончился бензан буквально за несколько километров от дома. Чертыхаясь, Латхам нашел в багажнике пустую канистру и пешком пошагал на ближайшую бензоколонку. Конечно, он мог бы добраться туда и попуткой, но так уж получилось, что время было неудобное, вечернее и машин почти не было… Так вот, Латхам прошагал этот километр туда и обратно, залил бак, и они помчались к дому, где Дик устроил хорошую взбучку своему шоферу, не заправившему вовремя машину бензином. Тогда Дик забросил пустую канистру куда-то в гараж, и дело было забыто. Теперь все зависело от того, где сейчас эта канистра находится, Эмма молила Всевышнего, чтобы она все еще оставалась в гараже. Наконец, решившись, она медленно, стараясь удерживать нервную дрожь, побрела к дому. Был уже поздний вечер, и слуги занимались теми делами, которыми они всегда занимаются, когда полностью уверены, что хозяевам сейчас не до них. Сам же хозяин лежал в состоянии глубокого опьянения у себя наверху в роскошной спальне и слегка посапывал во сне… Эмма поднялась к нему, деловито осмотрела его карманы. Найдя ключи от машины и гаража, она удовлетворенно хмыкнула и поспешила вниз, в гараж. Открыв дверь, она бросилась в тот угол, где, по ее мнению, должна была быть канистра. И действительно, она стояла на том же самом месте, слегка прикрытая какой-то рогожкой. Эмма обернула свою руку этой рогожкой и осторожно положила пустую канистру на заднее кожаное сиденье «Порше», стараясь не повредить отпечатки пальцев Латхама на ручке канистры.
Завершив свое дело, Эмма оглянулась в полутемном гараже, заставленном полками со всякими автомобильными принадлежностями, желая убедиться, что все сделала чисто, что никто ее не застал в этот час. Все было тихо и спокойно. Эмма на цыпочках выскользнула из гаража, осторожно прикрыла дверь и с бешено коло-тящимся сердцем устремилась в свою комнату. В мгновение ока переоделась в плотно облегающие ее джинсы и пуловер. Тут только она смогла взять себя в руки. Часы показывали половину десятого вечера. До осуществления финальной части ее плана оставалось
Начнет она в полночь. Это самое лучшее время, когда почти все уже спят. Чем меньше людей станут свидетелями этого действа, тем лучше. А уж тогда пусть оправдывается Дик Латхам, который выбросил ее, словно старую игрушку. Берегись и противная Пэт Паркер, которая отобрала у нее Тони Валентино и мечту о свадьбе с Диком Латхамом. Берегись и сам Тони этот мальчишка, выскочка, жалкий актеришка, посмевший оскорбить ее своим высокомерным отказом… Берегитесь все, кто когда-либо встал у нее на пути. Эмма вышла на тропу войны.
Алабама знал, что уже давно прошла полночь, но не знал точно, сколько времени сейчас. Так бывало с ним часто: когда он работал, внешний мир переставал существовать для него. Он целиком погружался в свой собственный волшебный мир созидания красоты при помощи пленки, фотобумаги, химикатов и его таланта. Он смотрел, как проступают на бумаге очертания гор и деревьев каньона Малибу. Того места, которое он сегодня спас от разорения и нашествия вандалов. При помощи своих безмолвных фотографий Алабаме удалось добиться самой громкой й впечатляющей победы в его жизни. Ему удалось даже больше, чем он мог рассчитывать в самых смелых мечтах. Дик Латхам был повержен. Он стал парией. Его роль и влияние в Малибу сведены на нет. Нанесен серьезный урон и его бизнесу. Он, конечно, оправится. Да в этом Алабама нисколько не сомневался. Но уже никогда миллиардеру не удастся сверкать, как новенькому пятаку. Он был героем вчерашнего дня, теперь он стал достоянием прошлого, истории. Алабаме удалось добиться всего этого благодаря собственным усилиям, ну и действиям его друзей…
Алабама прошелся по студии. В красном полумраке часы показывали три часа ночи. Еще часок-другой, и он завершит свою работу. Тогда можно будет и немного отдохнуть и поспать подольше. А пока он с удовольствием печатал свои новые фотографии. Он по-настоящему на — слаждался тем, что сейчас делал. Все последние десять лет он ни разу этим не занимался и только сейчас понял, как соскучился по любимому делу. Нельзя сказать, что он не умел этого делать так же хорошо, как делать негативы. Просто у него с Кингом сложилось своеобразное разделение труда, позволяющее каждому достичь наибольшей специализации в конкретном направлении. Ну, это к тому же еще и экономило время друг друга… Но сейчас Алабама все делал сам. От начала и до конца…
Громкий звук перебил стройный ход его мыслей. Алабама подошел к окну и попытался вглядеться в темную ночь. Похоже, что что-то упало сверху. Сломанная ветка? Возможно. Мысли о ворах ему не приходили в голову. Для ленивых городских воришек добираться до горного домика Алабамы, чтобы чем-то поживиться в этом Богом забытом краю, было слишком накладно. Может, это Кинг возится где-нибудь неподалеку?
Второй звук раздался прямо над головой и был гораздо сильнее первого. Было ощущение, что где-то выстрелили. Алабама чертыхнулся и посмотрел на отпечатки, проявляющиеся в ванночках. Они были уже готовы, и надо было не упустить момент, когда опустить их в фиксаж… И вот эти странные звуки возле дома. Алабама с сожалением понял, что его волшебная ночь безнадежно испорчена. И в этот момент — он почувствовал запах огня… Он не мог ошибиться. Этот запах мгновенно мог распознать любой обитатель ущелья Малибу. Летом он настолько прожаривался солнцем, что вся растительность была абсолютно сухой. Достаточно было малейшей искорки, чтобы полыхнуло всепожирающее пламя. Вот почему каждое утро любой житель этих мест начинал с молитвы Всевышнему ниспослать дождь в каньон Малибу…
Алабама метнулся к двери, но у самого порога замер. Он прислушивался и одновременно лихорадочна соображал. Если дом уже горит, то, открыв дверь, он попросту облегчит пламени путь к нему. Если же не откроет, то у него будет какое-то время, чтобы подрумяниться в духовке, в которую вот-вот превратится его фотостудия. Да, выбор у него, в общем-то, был невелик. Правда, Алабаме уже случалось оказываться в горном пожаре, но до сих пор судьба его хранила. Он почему-то вспомнил сейчас, что на пепелище мгновенно прорастали новые побеги кустарников, чтобы с удвоенной силой зализать нанесенные огнем раны…