Малиновский
Шрифт:
– Врешь! Нечего нам заливать. По разговору слышу, что итилигент-офицерик! Нечего с ним церемониться, в расход его! Ну чего стоишь? Давай с дороги, чтоб не засорять путь всякой падалью.
Второй верховой молчал и, отвернувшись, глядел куда-то в пространство. Видно, не хотел мешать Афоньке – пусть сам доведет дело до конца.
– Ну, ну, пошевеливайсь, хоть в сторону стань, раз не хочешь перед смертью в снег лезть. – И Афонька приготовился выстрелить в упор.
Вся жизнь пронеслась перед Ваней – и детство, и мать, и война, и Франция, и долгий, такой трудный путь на родину…
– На, стреляй! Мразь ты проклятая, а не солдат! – Ваня рванул телогрейку, открыл грудь и выругал своего противника на чем свет стоит.
– Стой, Афонька! – властно крикнул второй всадник.
– А чего тут? Ещё и матерится! – обозлился Афонька.
– То-то и оно, что матерится. Нет, не офицер он, так что поведем.
– Только намаемся – коня ж у него нет.
– Все равно поведем – пусть комбат разбирается.
– Охота тебе возиться с каждым дерьмом, – все же огрызнулся напоследок Афонька.
– Может, и дерьмо, да из самой Хранции, и опять же при бумаге гербовой да при печати – очень уж редкостное дерьмо! – И оба расхохотались.
У Вани отлегло от сердца – жив остался, пока что жив. И попал к красным. Может, оно и хорошо?
– Ну, давай шагай, – скомандовал Ване второй верховой.
– И охота тебе, Сенька, возиться с ним. – Афонька опять взялся за свое. – Вот нагнали бы белых, захватили б обоз, раздобыли б чего-нибудь, а то вертайсь к штабу ни с чем.
– Ничего, Афонь, ещё зададим им жару, и всё у нас будет, – добродушно ответил Сенька Силин, старший ординарец командира батальона.
Он часто ходил с Афонькой в разведку. По сути дела, они двое и представляли теперь всю кавалерийскую силу батальона – остальных конных разведчиков недавно забрали в объединенную разведкоманду.
Ваня шел посередине, Афонька слева, а Сенька справа от него. У Сеньки карабин был за плечами на ремне, Афонька же держал свой в правой руке, в полной боевой готовности: мало ли что.
Морозная дымка густела, мороз крепчал. Ваня ещё не привык к своему новому положению – его вели как пленного. Да он и был пленный. Афонька ворчал:
– Дался тебе этот хранцуз, черт его сподобил на нашу голову!
Сенька же заговаривал с Ваней, допытывался, что да как. Похоже, он поверил, что Ваня и правда заявился из самой Франции».
Судя по всему, именно так происходила встреча Родиона Малиновского с красноармейцами. И его ответ верховому честный: «Не красный и не белый. Я из Франции иду».
В штабе полка выяснили, что задержанный в чине ефрейтора действительно недавно прибыл из Франции, награждён «Георгием» и двумя французскими орденами. По-видимому, в штабе был кто-то из бывших царских офицеров, знавший французский язык.
Получить опытного пулемётчика – большая удача. По закону военного времени Родиона Малиновского зачислили в полк сначала, по-видимому, пулемётчиком, а после первых боёв, убедившись в том, что он служит умело и добросовестно, назначили инструктором пулемётного дела.
На приведённом выше фрагменте заканчивается третья и последняя часть романа «Байстрюк». Что происходило далее, известно из послужного списка Р.Я. Малиновского. Как пишет маршал М.
Он сражался за новую Россию без господ и холопов, без буржуев и банкиров, без чрезмерно богатых и нищих.
Из аттестации на начальника пулемётной команды стрелкового полка Р. Малиновского, 1922 год:
«Дисциплинированный, энергичный, настойчивый, по службе требовательный. Среди подчиненных пользуется уважением. Имеет большой практический опыт по пулеметному делу.
Будучи беспартийным, является вполне благонадежным по отношению к Советской власти. Занимаемой должности вполне соответствует».
Командир
Родиона Малиновского как отличного бойца направили на учёбу в школу младшего начсостава. Он стал начальником пулемётной команды, а затем помощником командира батальона.
Красной Армии требовались военачальники «из народа». Такой стала политическая линия в РККА по инициативе ставленника Льва Троцкого М.Н. Тухачевского. В конце 1919 года он направил служебную записку «Заместителю председателя Революционного Военного совета Республики товарищу Склянскому». (Троцкий, нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, никогда не служил ни в армии, ни на флоте, не имел военного образования; его первому заместителю Эфраиму Склянскому, медику по профессии, в 1919 году было 27 лет.)
«У нас принято считать, что генералы и офицеры старой армии являются в полном смысле слова не только специалистами, но и знатоками военного дела. Поэтому стремление создавать Красную Армию на началах регулярных, а не кустарных выставило необходимость использования старых офицеров на ответственных командных постах – это положение было бы совершенно правильно, если бы старое русское офицерство стояло на высоте своего дела и было бы знатоком этого дела.
На самом деле русский офицерский корпус старой армии никогда не обладал ни тем, ни другим качеством. В своей большей части он состоял из лиц, получивших ограниченное военное образование, совершенно забитых и лишенных всякой инициативы… Только в службе Генерального штаба, в штабной работе старое офицерство имеет преимущество перед новичками».
Но именно Тухачевский получил ограниченное военное образование, имея небольшой опыт боевых действий в Первую мировую на низшей командной должности. Он явно намекал: надо выдвигать идейно надёжных, как он. Хотя и сознавал необходимость опираться на штабных работников высокой квалификации.
В молодой Советской республике прославляли военачальников-самородков, из крестьян и рабочих: В.И. Чапаева, С.М. Будённого и других. Из них самым выдающимся называли М.В. Фрунзе. Хотя как полководец он многим обязан крупному военному специалисту, начальнику его штаба бывшему царскому генералу В.Ф. Новицкому. В той же должности были бывший генерал В.Н. Егорьев у А.И. Егорова, П.Д. Корицкий у М.Н. Тухачевского и так далее. У каждого красного командира оказывался в ближайших помощниках более квалифицированный полководец.