Мальтийский крест
Шрифт:
— Будем живы, сделаем, Пьетро, — заверил его Андрей.
Вскоре перевели в другую часть Арсенала Тодора и Степана.
— Давай-ка обнимемся да поцелуемся, Андрей, — сказал казак. — Прощай, Иван! — так звал он рыцаря.
Грустно терять друзей, с которыми столько пережито.
Рядом с Андреем и Бастьеном посадили на цепь черногорцев — отца и сына.
Вечера в тюрьме тянутся бесконечно. Воздух сырой, зловонный. Галерники, сломленные усталостью, спят беспокойным сном. Кое-кто сидит, обхватив колени руками, бездумно смотрит на закоптелый потолок или на стену, по которым блуждают тени
Андрей и Бастьен проводят время в беседах. Рыцарю все больше по душе молодой любознательный русский. Вопросам его, кажется, не будет конца.
— Кто может стать членом Ордена, Жан-Пьер?
— Человек благородного происхождения, причем со стороны отца и матери, на протяжении четырех поколений, — поясняет Бастьен. — Как, впрочем, и любой храбрец, отличившийся в борьбе с неверными.
— А откуда взялся ваш Орден?
Рыцарь устраивается половчей на драной подстилке.
— О, это давняя история, Андрэ. Когда Гроб Господень захватили турки, в Палестину двинулись крестоносцы, чтоб изгнать их оттуда. Среди рыцарей и паломников были больные, раненые. И купцы из Амальфы и Салерно основали в Иерусалиме госпиталь во имя святого Иоанна Крестителя. Было это в 1099 году от Рождества Христова.
— Давно…
— Давно, — соглашается рыцарь. — С того госпиталя и ведет свое начало наш Орден. Монахов-воинов нашего Ордена в ту пору называли иоаннитами, госпитальерами. У Ордена свои святыни — мощи правой руки святого Иоанна Крестителя, чудотворная икона Девы Марии Филермской, щепа от креста, на котором был распят Христос…
Рассказ Бастьена нарушает то буйная потасовка игроков в кости, то вскрик соседа-галерника, которому привиделось во сне что-то страшное. Андрей слушает, стараясь не пропустить ни слова.
— Неверным удалось вытеснить христиан из Палестины. Иоанниты ушли оттуда последними и обосновались на острове Родос. Построили там город-крепость с надежной гаванью. Овладели морским делом. Два с лишним века держали турок в страхе…
— Но все же пришлось покинуть и Родос, — продолжает рыцарь. — Случилось это в 1552 году. Слишком неравны были силы. Орден тогда обосновался на Мальте, продолжил Священную войну с исламом. Сто тридцать лет назад монахи-воины выдержали страшную осаду, когда турки высадились на Мальте. Шестью годами позже приняли участие в разгроме турецкого флота при Лепанто. Христиане тогда вырвали из рук турок скипетр моря, которым те владели столетия. Европа увидела, что турок можно побеждать на море. А ныне Орден бьется с берберами — корсарами из Туниса и Алжира. С галерой под командой мальтийского рыцаря не сравнится ни одна другая на всем Средиземном море. Принимая рыцарский сан, мы клянемся в вечной ненависти к неверным. Клянемся преследовать их всегда и везде…
Бастьен темнеет лицом.
— Почему же тогда, спросишь ты, оказался я здесь, в этой мерзкой темнице? Меня атаковали в Эгейском море сразу шесть турецких и алжирских галер. Взорвать пороховой погреб не удалось…
Вот какие они, мальтийские рыцари! Андрей с уважением глядит на Бастьена. С крестом в одной руке, с мечом в другой, бьются с нехристями…
— Царь Петр строит российский флот, — повторил он слышанное им однажды в шатре генерала Лефорта. — Говорил, мол, без флота турок из Азова не
Рыцарь кивнул.
— О планах царя Петра надо бы сообщить великому магистру. Но как? Впрочем, я веду переговоры о своем выкупе…
Выкупными делами в Стамбуле занимались посредники — греки, армяне и евреи из Галаты. Без этих ловких, продувных людей никому не обойтись. Они и менялы, и переводчики, и лекари. Через них общаются с турецким правительством послы Голландии, Англии и Франции, негоцианты из Венеции и Генуи.
Бастьен вел переговоры о своем выкупе через Панайотиса — лысого, чернобрового и чернобородого грека. После встреч с ним говорил с брезгливой миной:
— Клянется Панайотис, что, мол, гребцы на галерах и рабы на стапелях султану нужней выкупных денег. Лжет ведь. Цену набивает. Выкуп, назначенный Азизом Агой, просто непомерен. Но не век же сидеть в этой дыре.
И все-таки выкуп состоялся. Рыцаря посетил генеральный писарь Арсенала. Кузнец сбил с ног Бастьена кандалы.
— Можешь убираться на свой проклятый Аллахом утес, гяур, — сказал писарь. — И впредь не попадайся на пути победоносных галер ислама.
Рыцарь проворчал:
— Там видно будет.
Собирая пожитки, Бастьен сказал:
— Рад был бы облегчить твою судьбу, Андрэ. Но, увы, сделать ничего не могу. А о том, что ты сделал для меня, не забуду до конца жизни. Прощай!
Андрей глядел вслед рыцарю, и к горлу у него подступал комок. Один. Теперь совсем один в каменном мешке, где ни днем ни ночью нет покоя, где не смолкают кандальный звон, свист бичей, проклятия и богохульства. Где душит вонь. И откуда утрами выволакивают посинелые трупы.
Старший из черногорцев, видя слезы на его глазах, сказал:
— Не падай духом, Андрей. Найдешь новых друзей. И все может перемениться в одночасье.
Андрей вытер насухо глаза. И правда. Надо держаться. Держаться изо всех сил!
А черногорец будто в воду глядел.
Глава,
В КОТОРОЙ АНДРЕЮ ПРИВАЛИЛА УДАЧА
Кара Мустафа, потряхивая бичом, расхаживал по понтону. Подгонял узников, занятых очисткой днища большой галеры. С помощью заведенных на мачты канатов она была положена круто набок, так что выступила из воды добрая половина подводной части.
Это была галера самого капудан-паши. Корпус ее сработан из благородной смоковницы. Корма в золоченой резьбе. К понтону ее пригнали двести молодых гребцов в красивых куртках и колпаках — вольные люди. На ее мачте развевалось окантованное желтым шелком красное полотнище с сурами из Корана и именем султана Мустафы Второго над скрещенными ятаганами.
— Шевелись!
Рука у Кара Мустафы тяжела. Бил он хлестко, с оттяжкой.
На понтоне работал и Андрей. Ножные кандалы, чтобы не мешали, он повесил на крюк у пояса. Велено было соскребать с днища наросты из водорослей и ракушек — они сильно замедляют ход судна, оттертые добела места смазывать разогретым салом. До этого пришлось вместе с другими галерниками вытащить из трюма и отнести на берег балласт — корзины с камнями, пушечные ядра. Тяжелые, в семь-восемь пудов весла снимали с уключин командами в несколько человек.