Мальвина и скотина
Шрифт:
– Уж не думаешь ли ты, что если бы ты был бедным…
– Не думаю. Если бы я был бедным, ты бы и не посмотрела в мою сторону. Но ты понимаешь, что мои капиталы есть следствие моей личности. Это выделяет тебя среди прочих. Ну и секс, естественно.
– Забелин подарил мне блядскую улыбку и пододвинул в мою сторону коробочку.
Когда я ее открыла, то не смогла вымолвить ничего кроме:
– Ух ты бля!
Там было кольцо с огромным голубым бриллиантом (голубым! Вы понимаете, сколько оно стоит?!). Я надевала кольцо на палец, потом снимала, потом снова надевала, вытягивала вперед
– Я знал, что кольцо превратит тебя в туземку из дикого племени, - ухмыльнулся Забелин, - но оно твое именно потому, что ты никогда о нем не мечтала.
– Неправда! Я мечтала! Я с самого начала решила выйти за тебя замуж.
– Это я понял. Но ключевые слова: «за тебя». Ты мечтала обо мне, а не о девяти каратах.
– Девять?! Ну ни хуя себе.
– И тут уже я расхохоталась.
– Нет, это действительно прикольно. Ведь я так люблю бабки, а у тебя их столько, что проще охуеть. Но я почему-то думала о тебе, а не о них. Хотя они - гораздо лучше и чище, чем ты.
– Ну, не знаю, насколько чище. Ведь отмыть их твои дружки так и не успели.
В ответ на это я скорчила рожу и промолчала.
Из «Записок» Забелина
Бабы и Мальвина
«Синдром публичного дома» - чисто мужская напасть. Это когда кончил, и тебя сразу накрывает тяжеленная волна невыносимого отвращения - к копошащейся рядам паскуде, пыхтеньем и хрюканьем симулировавшей оргазм; к гостиничному номеру или квартире - негигиеничному вместилищу порока; к себе самому - похотливой скотине.
По молодости еще спасал перманентный спермотоксикоз, вожделение одолевало брезгливость. Сейчас стало совсем тяжело, блевать тянет не только от шлюх, пусть и самых шикарных, но и от порядочных женщин.
Порядочные - это типа не за деньги и не за подарки, а от бескорыстной любви и неодолимой страсти. Типа ко мне, неотразимому мачо… принцу на белом коне… Ага… держи карман шире… эти басни качают только среди прыщавых допризывников… так я и поверил… Та же самая аноргазмия, но только не профессиональная, каку блядей, а врожденная или, скорее, благоприобретенная в ходе совдеповского полового воспитания - мамашей-ханжой, зашитым алкашом-папашей и задорным комсомолом, средоточием самого грязного и разнузданного разврата.
Со шлюхами хоть все понятно, тариф-гонорар. А эти… кто во что горазд… Я уж не говорю о матримониальных поползновениях, это научился пресекать решительно и сразу.
Одна, неглупая и красивая дама, всерьез взялась отучить меня от пьянства. Хотя, казалось бы, далось ей, я же почти никогда не напиваюсь, ну да, каждый день, но ведь совсем понемногу. Так нет, вообразила, что ее надсадное антиалкогольное рвение - «ты опять пьешь, Андрей… от тебя пахнет спиртным… это алкоголизм… пожалей себя и нас» - я восприму как заботу, ка к нежное и трогательное участие в моей непутевой судьбе, и образумлюсь на старости лет, и просветлею в своей вновь обретенной трезвости. Тоже мне, мать Тереза…Дура тоскливая.
Другая, уже почти было избранница, отлично в койке, и поговорить, и лихо водила машину, и черный пояс по айкидо, вдруг повадилась таскать всюду с собой своего восьмилетнего сынка. Я, собственно, не против детей, когда они воспитанные и при деле. Более того, прикольно и поговорить, и поиграть, я же не против, когда в меру. А этот моральный уродец вбил себе в башку, что когда он вырастет, то станет киллером!
Ну ладно, дитя несмышленое, но мамаша - вы не поверите!
– на полном серьезе этой блажи умилялась, высерка своего всячески поощряла и закладывала вокруг непростой темы такие виражи с кровавыми подробностями, что у меня, человека повидавшего, волосы дыбом вставали… подрастет сынок, так она ему и меня закажет, и оба глазом не моргнут…
Короче, сталя на этой почве каким-то мизантропом и социальным пессимистом. Вот тут-то и подвернулось мне это дитя природы… Мальвина Олеговна. И ведь не скажешь никому, ведь не поймут моего изумления: не противно! Кончил - и не тошнит! Я, конечно, эмоций своих никак не проявил, но задумался: отчего? Ну да, жопа первый класс. Ну кожа-рожа. Видали, проходили. А что еще-то? И поразился во второй раз - я не нашел ответа. Нравится - и все. Весело, беззаботно, на одной волне, как по молодости.
Нет, меня на хромой кобыле не объедешь, я в мистику и единение сердец не верю… и к шарлатанам-психоаналитикам не хожу. Задумался (стыдился, что о такой хуйне) и понял: я же ей тоже бескорыстно нравлюсь, ей это по приколу и весело! И на эту молодежную дурь я тупо, самодовольно (экий я охуенный!) и дешево купился.
Что, к своему стыду, и расхлебываю…
После завтрака Забелин сказал, что пора собираться.
– Я не могу просто взять и уехать. Мне надо закончить дела, - попыталась возразить я.
– В последнее время твои дела все чаще приходится заканчивать моей службе безопасности. Ну что ж, одним разом больше, одним меньше, - пожал плечами новоявленный «жоних».
– Но мне нужно забрать вещи!
– Заедем по дороге в аэропорт.
По дороге мы заехали не только за вещами, но и еще кое-куда: Андрей повез меня знакомиться со своей семьей, о чем удосужился сообщить, только когда мы остановились возле высотки в районе Westminster Bridge Road. Сделал он это, как всегда, походя:
– Надо попрощаться со своими.
«Своими» оказались сын и мать Забелина. «Бабушка и внучек» неплохо устроились в роскошном двухуровневом пентхаусе с видом на Big Ben, Houses of Parliament, London Eye, St. Paul’s Cathedral и прочие достопримечательности Лондона, знакомые многим только по учебникам английского.
– Тамара Андреевна, - представилась худая пожилая женщина в очках. Выглядела она на шестьдесят, хотя на самом деле ей было не меньше семидесяти.
– Мальвина, - ответила я.