Мамуля
Шрифт:
– Раковина забита шмуцем, в ней полно остатков орехового масла и джема. Муравьи мигом проложат сюда дорогу.
– Конечно, у муравьев хватало здравого смысла не связываться с тобой.
– Ланс обнаружил, что жить с каждым днем становится все труднее.
– Мамуля, почему бы тебе не оставить меня в покое?
– Я видела, как прошлой ночью ты забрался в ванну и занимался там черт знает чем.
Ланс даже подпрыгнул на месте.
– Ты что, шпионишь за мной?
– Шпионю? И ты обвиняешь в шпионаже свою мать, которая озабочена тем, что в результате
– Мамуля, мастурбация - не извращение.
– А как насчет мерзких журнальчиков с девицами, которые ты все время читаешь?
– Ты копалась у меня в шкафу?
– Я их не открывала, - пробормотала мамуля.
– Этому нужно положить конец!
– воскликнул Ланс.
– Все, я больше не могу. К-0-Н-Е-Ц. Конец! Если ты будешь меня преследовать, я свихнусь!
Наступило молчание. Долгое. Лансу хотелось пойти в туалет, но теперь он боялся, что она решит проверить, нет ли у него желудочного расстройства. А тишина была бесконечной.
Наконец он не выдержал, поднялся на ноги и проговорил:
– Ладно, извини.
Тишина.
– Я же сказал, что сожалею, черт возьми! Что тебе еще от меня нужно?
– Немного уважения.
– Именно это я тебе и даю. Немного уважения.
Снова молчание.
– Мамуля, ты должна посмотреть правде в глаза: я уже совсем не тот маленький мальчик, каким был когда-то. Я взрослый человек, у меня есть работа и, как у всякого взрослого мужчины, определенные потребности и... и...
Ланс начал бесцельно слоняться по дому, однако чувство вины и тишина продолжали его преследовать, тогда он решил пойти прогуляться, может быть, сходить в кино. Он надеялся, что мамуля, подчиняясь правилам для привидений, останется охранять дом.
Единственный фильм, которого он еще не видел, был продолжением старой картины, сделанной в Гонконге: "Возвращение уличного бойца". Ланс заплатил за билет и вошел в зал. Как только Сонни Чибо вырвал мужские гениталии, с которых капала кровь, и, продолжая сжимать в кулаке, показал их зрителям, Ланс услышал у себя за спиной голос матери:
– Это просто тошнотворно. Как может мой сын смотреть на такие мерзости?
– Мамуля!
– завопил Ланс, и его немедленно вывели из кинотеатра.
Он даже не успел прикончить пакетик с воздушной кукурузой.
На улице прохожие без конца поворачивались и пялились на него, когда он шел, разговаривая с пустотой.
– Ты должна оставить меня в покое. Мне это просто необходимо. Это жесточайшая, нечеловеческая пытка. Я никогда не был настоящим евреем!
Возле своего правого уха Ланс услышал сдавленные рыдания. Он в отчаянии заломил руки. Дело дошло до слез.
– Мамм-у-у-ля, пожалуйста!
– Я только хотела, чтобы тебе было лучше. Если бы я знала, зачем меня послали обратно, может, я сумела бы сделать тебя счастливым, сынок.
– Мамуля, я буду счастлив, как свинья в теплой луже, если ты хотя бы на время оставишь меня в покое и перестанешь за мной подглядывать.
– Ладно.
И она пропала.
Когда Ланс убедился, что она таки ушла, он немедленно отправился в бар и подцепил там подружку на вечер.
Но как только они забрались в постель, мамуля вернулась.
– Стоило мне на секундочку отвернуться, и ты уже штап девку с улицы. Я дожила до того, чтобы это увидеть!..
Ланс в этот момент находился глубоко под одеялом. Девушка, которую звали Крисси, сообщила ему, что пользуется новым гигиеническим аэрозолем, и он пытался понять, действительно ли, как обещала реклама, у аэрозоля вкус папайи и кокосовых орехов, или это больше похоже на авокадо и молодой горошек, как подсказывали ему собственные вкусовые рецепторы.
Крисси испуганно вскрикнула:
– Мы здесь не одни!
В глубине, под одеялами, Ланс пожал плечами; когда его голова выбралась из простыней, он услышал, как его мать спросила:
– Она ведь даже не еврейка, не так ли?
– Мамуля?
Крисси взвизгнула:
– Мамуля?!
– Всего лишь привидение, тебе нечего бояться, - попытался успокоить ее Ланс. А затем проговорил в воздух: Мамуля, ради Бога, почему бы тебе не убраться отсюда? Это же самое настоящее проявление дурного вкуса.
– Только не говори мне про дурной вкус, мой дорогой Ланс. Чтобы я дожила до такого...
– Да перестанешь ты это повторять наконец?!
– У него начиналась истерика.
– Шикса! Гойка! Какой позор!
– Мамуля, это же для тренировки!
– Все, к дьяволу, я ухожу!
– заявила Крисси, выскакивая из кровати в ореоле длинных каштановых волос.
– Оденься, бессовестная буммерке, - взвыла мать Ланса.
– О Господи, жаль, что у меня нет мокрого полотенца, вешалки, консервной банки, ну хоть чего-нибудь!..
Тут поднялся такой вой, начались прыжки, и толчки, и вопли, и ругань, и мольбы о пощаде, и синяки, о каких не слыхивали в этой части долины Сан-Фернандо. А когда все было кончено и Крисси исчезла в ночи в неизвестном направлении, Ланс, рыдая, остался сидеть на полу посреди спальни - но плакал он вовсе не из-за того, что его преследовал призрак, не потому, что мамуля умерла, и даже не от того, в какое тяжелое положение он попал - Ланс рыдал о своей утраченной эрекции.
С этого момента жизнь Ланса покатилась под гору. Мамуля пыталась утешить его, но это не помогало.
– Милый мой, не плачь. Мне очень жаль. Я потеряла голову, надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Но все делается к лучшему.
– Совсем не к лучшему. Мне хочется.
– Она не для тебя.
– Нет, она была для меня, для меня!
– закричал он.
– Только не шикса. Тебе нужна милая, симпатичная девушка семитского происхождения.
– Я ненавижу еврейских девушек. Одри была еврейской девушкой; Бернис была еврейской девушкой; отвратная Дарлен, с которой ты познакомила меня в прачечной самообслуживания, тоже была еврейской девушкой; я их всех ненавидел. У меня нет с ними ничего общего.