Шрифт:
Джеймс Блиш
Маникюр
Лицо девушки было невыразительным и напряженным, что могло быть проявлением либо открытого неповиновения, либо страха. Ладони ее были как-то неловко зажаты между колен.
– Положите руки на стол!
– приказал следователь.
– Мы знаем, что на них что-то нарисовано.
В его голосе чувствовалось сильное раздражение. Возможно, он привык, выказывая свою осведомленность, давать узникам понять, что следствию уже все известно. Но сейчас не было похоже, чтобы он слишком интересовался этой
– Вы Маргарет Ноланд. Ваш адрес: Вашингтон, Бетезда Т, северное крыло, ночлежка номер четыреста пятьдесят восемь, - сказал он.
– Имя вашего мужа - Линкольн Ноланд. Не имеете права работать. Ваш личный номер 26-Л24-10Х5.
– Действительно?
– удивилась она.
– А я никак не могу его запомнить.
Следователь что-то записал. Возможно, это было: "реакционерка, отвергает двенадцатиричную систему счисления". А вслух сказал только:
– Положите руки на стол!
– Его интонация при этом не изменилась.
Теперь Маргарет подчинилась. Ее ногти украшал великолепный маникюр, причем на каждом пальце был свой орнамент. В последнее время повсюду распространилась такая мода, хотя вряд ли она привилась в переполненных ночлежках для безработных. Девушка не носила на запястье, подобно амулету, увеличительное стекло. Это была привилегия представительниц высших слоев общества, то есть тех женщин, которые жили в пристойных домах и имели собственный доход. Сквозь такие увеличительные стекла они рассматривали друг у друга новые узоры на ногтях.
– Вы их рисуете?
– спросил следователь.
– Нет, - ответила Маргарет.
– Я просто наклеиваю.
– Вы не имеете права работать.
– Да, - шепотом произнесла она.
– Как же вы устраиваетесь?
– Мне звонят, - сказала она.
– Я иду по вызову.
– Это нам известно. Как вы их наклеиваете?
– Ну, вначале я накладываю слой грунтовки, чтобы заполнить неровности на поверхности ногтей, - неуверенно сказала она.
– Когда грунтовка высохнет, поверхность становится очень гладкой и приобретает светочувствительность. Затем я накладываю на ноготь пленку, словно негатив на фотобумагу. Для осуществления экспозиции достаточно обычной лампы дневного света. Сложнее добиться правильной цветопередачи при проявлении. Нужна вода и немного йода, но температуру воды нужно выдерживать точно.
Постепенно складывалось впечатление, что она чрезмерно усердствует, хотя отдает себе отчет в том, что происходит. Может, она все же думает, что интерес следователя к ней чисто деловой? Неожиданно она как бы спохватилась.
– Очень просто, - сказала она.
– Все равно что вымыть ребенку руки. Никакая это не работа.
– У вас никогда не было детей, - грубо сказал следователь.
– Кто поставляет вам пленки?
– Разные люди, - ответила она вновь без всякого выражения.
– Я достаю их то здесь, то там. Люди их продают. Это не противозаконно.
Следователь дотронулся
– Мне звонят. Я иду по вызову, - повторил следователь без видимой попытки подражать ей.
– А затем кое-кто звонит нам. Вы пользуетесь спросом. Ваши композиции оригинальны, не лишены воображения и реакционны. А это что такое?
На экране возник его собственный указательный палец, застывший напротив одного из ее ногтей.
– Что это?
– Это... я не знаю. Что-то очень древнее. Орнамент, который был изображен на щите в те времена, когда ими еще пользовались в битвах. Больше я ничего не знаю.
– Не знаете, в чем гласит надпись на этом завитке?
– Я... я даже понятия не имею, что это надпись. Просто какие-то каракули.
– Снится весенняя радуга, - прочел следователь.
– Вы не знаете, что это означает?
– Нет, поверьте, я даже не подозревала, что это может иметь какой-то смысл.
– Даже если это может означать ваш смертный приговор?
– Нет, нет! Что вы! Это всего лишь орнамент, просто орнамент...
Его палец неожиданно исчез с экрана.
– А это что такое?
– И вовсе ничего, - сказала она, и голос ее зазвучал увереннее. Разноцветные крапинки, разбросанные как попало. Людям нравится смотреть на них и отыскивать в них различные фигуры - это все равно что смотреть на облака.
Раздался глухой щелчок, и обычный свет сменился кроваво-красным. Теперь всю поверхность экрана заполнял один из ногтей. При монохромном освещении орнамент не был цветным, но четко были видны буквы, которые складывались из точек:
ПУШКИ ОЖИДАЮТСЯ
ПЯТОГО ОДИННАДЦАТОГО
ПАРОЛЬ ПРЕЖНИЙ.
– Эти пушки уже у нас, - заметил следователь.
– И многие из тех, кто знал пароль "Все за одного". Итак, снова спрашиваю: кто поставляет пленки?
– Хорошо, - сказала Маргарет.
– Их делаю я. Хотя я не имею права работать.
– Вы только что совершили самоубийство. Вы отдайте себе и этом отчет?
Она пренебрежительно повела плечами.
– Ужасно жить, не имея работы. Мне все равно.
– Ваш муж - искусный микрогравировщик.
– У него есть разрешение на работу, - сказала она.
– Разрешение с ограничением. Он не имеет права быть дизайнером.
Маргарет молчала. Она медленно убрала руки со стола и снова сложила их вместе, прижав ногти к ладоням, словно ребенок, который приготовился играть. Следователь наблюдал за ней, и впервые за время допроса на лице его промелькнуло выражение интереса.
– Итак, - сказал он, - игра окончена, но вы все еще пытаетесь спрятать концы в воду. Ваш муж к настоящему времени, наверное, уже скрылся. Я предлагаю вам побыстрее рассказать мне все остальное.