Маниока

– Еще раз повторяю, никакой опасности нет.

– Издеваться изволите? А где же тогда группа Тимофеева? Пять здоровенных мужиков в скафандрах высшей защиты, с бластерами и гиперсвязью затерялись на перегоне в три километра.

– Это чужая планета...

– Вы же сами утверждете, что опасности нет. Равнинная местность, рощица без подлеска. На Земле - полчаса ходу. При их экипировке, конечно, дольше. Допустим, два часа. Прошло уже двадцать четыре.

–

Сейчас ночь.

– Ночь, день! Огни станции они должны были увидеть метров за пятьсот, если не раньше. Здесь некуда пропадать, негде скрыться, а людей нет.

– Показания приборов...

– Что вы мне про приборы! Давайте считаться с реальностью.

– Напрасно вы на меня кричите, Николай Егорович. Эта планета - настоящий курорт. Воздух пригоден для дыхания. Болезнетворных бактерий и вирусов, опасных для человека, нет. Крупных млекопитающих тоже. Самые большие хищники размером с мышь, в стаи не собираются. Но даже если мы что-то проглядели, земляне для них несъедобны. Ваши скафандры - чистой воды перестраховка.

– Понятно. Значит, мыши их не съели. Очень утешительно.

– Напрасно вы иронизируете.

– Я не иронизирую. Я принимаю валидол. Их надо искать. На поиски придется послать следующую группу, но я не могу смотреть людям в глаза.

– Аборигены...

– Вот - вот, аборигены.

– Вы сами-то их видели?

Лопатин совершил посадку в шестнадцать ноль-ноль по московскому времени, а уже в шестнадцать ноль-три горько об этом пожалел. Еще перед отлетом с Земли, когда они сидели в "Космическом волке", грязной и душной забегаловке, надежно спрятанной среди ангаров и тем избавленной от пассажиров и журналистов, Архипыч говорил:

– Брось ты свою развалину. Просись лучше в торговый флот. Там деньги, там форма - во! Бабы липнуть будут. А тут пропадешь, как ржавый болт...

Как в воду глядел... Левый стабилизатор лопнул и пропал во тьме на ночной стороне планеты. Корабль накренился на один бок, стоял в позе старухи, просящей милостыню. Но вокруг было пусто. То есть ни одной живой души, так что и подать было некому.

Придется радировать на базу. Спасатель хренов! Позору не оберешься.

Хотя прежде стоит все-таки сходить на разведку. Не зря же он сел здесь, в тысяче километров от космодрома! Он ясно видел знак, выложенный на поверхности из осколков зеркал! Это могли быть только ребята.

С Тимофеевым они дружили с детства, и верить, что Лешка вот так, ни за понюх табаку, пропал на этой плоской, как блин, равнине, Лопатин не хотел.

Приземлился он точно, приборы-то целы. До этих зеркал не больше получаса ходу. Маниока безопасна, как игровая площадка в детском саду. Через час - полтора он вернется и тогда уж будет звать на помощь.

Лопатин знал о Маниоке столько, что свободно мог бы написать большой энциклопедический словарь. Правда, бывать здесь ему еще не приходилось.

Прекрасная планета земного типа, с дружественной человеку биосферой. Годится для колонизации, если бы не местное население. Вегетарианцы, белки на кремниевой основе. Что тут рассуждать? Топать надо.

Вечерело. Бирюзовое небо наливалось малиновым сиропом. Местное солнце, маленькое и шустрое, почти коснулось горизонта, когда Лопатин подвернул ногу и упал. Шлем спас голову от синяка, но передатчик разбился. Сочно выругавшись, Лопатин попытался встать и не смог.

Он лежал на краю рощи, вдали раскинулись луга, небольшой ручей журчал у подножия холма, до которого Лопатин не дошел каких-то двести метров. Лежал удобно, на мягкой траве, камней было только два: тот, о который он споткнулся, и тот, о который разбил передатчик.

Проснулся он от легкого прикосновения. Рядом с ним стоял местный житель. Полтора метра росту, ярко желтый, похожий на кукурузный початок. Его глазки на длинных усиках печально раскачивались из стороны в сторону. Лопатин быстро включил лингвистор.

– Тебе больно, добрый человек?
– спросил початок и участливо похлопал Лопатина тонкой ножкой пониже спины.

– Нет, - буркнул Лопатин.

– Не лежит ли твой путь в деревню Зеленого ручья? У нас так давно не было гостей!

Выбирать не приходилось, Лопатин согласился, что лежит. Мол, всю жизнь мечтал попасть именно в деревню Зеленого ручья.

Убедившись, что гость сам не пойдет, абориген привел подкрепление. "Початки" окружили его стеной, подхватили свободными ножками и понесли. При этом выяснилось, что они боятся щекотки. В лоциях об этом - ни слова. Рюкзак то и дело задевал их желтые животики, и они разражались громким кудахтаньем, таким заразительным, что Лопатин и сам присоединился к ним пару раз, хотя вообще-то ему было не до смеха.

Деревня оказалась чистенькой, народ приветливым. То и дело кто-нибудь заходил проведать больного, приносил поесть и местные сплетни. Скоро Лопатин выяснил, кто кого любит, а кто кого нет.

Чтобы гость не скучал, три девушки пели ему народные песни. Звук приятно успокаивал, напоминал скрип калитки в саду. Лингвистор Лопатин не включал.

Когда стемнело, в хижину пришли мужчины. Они подхватили Лопатина и отнесли на центральную площадь - на торжественный обед. Сначала Лопатин опасался, не будет ли он главным блюдом на праздничном столе. Они, конечно, вегетарианцы, но все же...