Манипуляция сознанием

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

И это уже опасно. Как писал в получившем известность «Дневнике» один из защитников «Белого дома» журналист С.Хабиров, «по сути мы — участники пока еще тихой гражданской войны: две группы граждан — готовы стрелять друг в друга. Во всяком случае люди, охраняющие „Белый дом“, вполне способны это делать…». Военные, как известно, стрелять ни в кого не собирались, психологически к этому совершенно не были готовы, да и приказы это строго-настрого запрещали. В собравшиеся демократы, оказывается, были «вполне способны это делать». Ничего себе — эффект перестройки.

В целом культивирование страха было важной составной частью всей программы перестройки и реформы. Для этого были использованы все возможные темы: репрессий 1937 года, голода,

дефицита, технологических катастроф, преступности, СПИДа, экологических опасностей, межнациональных войн и полицейского насилия. При этом в каждой теме образы страха накачивались в массовое сознание с невероятной силой, всеми средствами государственной машины пропаганды, а потом и «независимого» телевидения. Нам непрерывно показывали ужасные сцены разгрома Бендер, а потом бомбардировок Грозного, избиения демонстраций и, наконец, расстрела Верховного Совета РСФСР, заснятого как спектакль заранее установленными камерами.

Конечно, нагнетанию страхов в разных слоях российского общества способствует сама жизнь. Пока что трудно сказать, идет ли речь о реальных страхах или они приняли уже невротический, а то и шизофренический характер. Западные эксперты используют как количественный показатель нарастания страха рост числа телохранителей. По этому показателю можно говорить уже о шизофреническом страхе: в советское время всего около трех десятков человек в Москве имели личную охрану. Сейчас крупные коммерческие структуры тратят на охрану около трети своих прибылей. Тем не менее, в конце 1996 г. примерно половина всех бизнесменов в России находилась в постоянной тревоге за свою жизнь и жизнь своих близких.

Второй индикатор страха — общая уверенность бизнесменов и высших чиновников, что их телефон прослушивается. Этот страх также приобретает уже характер паранойи. Простой обыватель, видимо, этим невротическим страхам не подвержен. Для него обычен вполне реальный и здоровый страх перед расплодившимися преступниками при полной недееспособности правоохранительных органов. Если раньше опасность нападения хулигана была локализована именно в нем, а тыл обывателя защищала милиция, то сейчас никто не уверен в том, что она встанет на его сторону, если хулиган окажется членом влиятельной банды.

Профессор Мичиганского университета В.Э.Шляпентох (специалист по России и бывший советский социолог, работавший для «Правды») пишет: «Страх за свою жизнь влияет на многие решения россиян — обстоятельство, практически неизвестное в 1960-1980 годах… Судьи боятся, и не без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы — своих подопечных, а милиционеры — преступников. Водители смертельно боятся даже случайно ударить другой автомобиль, ибо „жертва“ может потребовать компенсации, равной стоимости новой машины или квартиры».

Причину невозможности эффективной борьбы с преступностью и оздоровления обстановки В.Э.Шляпентох видит в том, что все российские олигархи-«феодалы» и их многочисленная челядь, как на государственной службе, так и в бизнесе, практически без исключения боятся законного расследования их деятельности намного больше, чем наемных убийц… Обнародованные факты делают Мжаванадзе или Чурбанова, олицетворявших коррупцию брежневского времени, почти невинными младенцами в сравнении с нынешними деятелями».

Эти реальные страхи — другая тема. Для нас здесь важно то, что они создают основу для искусственного превращения их в страх шизофренический с целью создания благоприятной обстановки для манипуляции массовым сознанием — прежде всего в политических целях. Например, для приведения к власти «крутого» генерала, обещающего навести порядок железной рукой.

§ 5. Страх терроризма

Для России сегодня актуальным стал давно разработанный на Западе страх терроризма как эффективное средство манипуляции сознанием. Понятие террора (terror

значит ужас) ввел Аристотель для обозначения особого типа ужаса, который овладевал зрителями трагедии в греческом театре. Это был ужас перед небытием, представленным в форме боли, хаоса, разрушения. Считается, что осмысление террора посредством театра породило ритуал суда как разновидности театра, побеждающего террор через закон. Позже, на волне Просвещения был открыт на Западе мощный метод воздействия на мысли и поведение граждан — террор. Доктрина превращения страха в орудие власти принадлежит якобинцам и подробно изложена в сочинениях Марата. Для создания массового страха новое государство шло на разрушение собственного образа как гаранта права — государство само организовывало «как бы стихийные» погромы тюрем с убийством политических заключенных. Марат же сформулировал важнейший тезис: для завоевания или удержания власти путем устрашения общества (это и есть политический смысл слова «террор») необходимо создать обстановку массовой истерии.

Вслед за государством террор в «войне всех против всех» стали использовать и политические силы, борющиеся с государством (или с его противниками). Так возник терроризм как средство устрашения общества и государства в политических целях. Он также возник как своего рода политический театр, зрители которого испытывают ужас. Главной целью его является не убийство конкретных личностей: а именно воздействие на чувства широкого круга людей. Согласно принятому в американской политологии понятию, терроризмом является «угроза или использование насилия в политических целях отдельными лицами или группами, которые действуют как на стороне, так и против существующего правительства, когда такие действия направлены на то, чтобы оказать влияние на большее число людей, чем непосредственные жертвы»96. Таким образом, терроризм — средство психологического воздействия. Его главный объект — не те, кто стал жертвой, а те, кто остался жив. Его цель — не убийство, а устрашение и деморализация живых. Жертвы — инструмент, убийство — метод. Этим терроризм отличается от диверсионных действий, цель которых — разрушить объект (мост, электростанцию) или ликвидировать противника. Иногда цели совпадают (например, в покушениях на политических деятелей), но мы будем говорить лишь о терроризме, направленном против населения.

Выше говорилось, что есть страх разумный, когда человек верно определяет источник и величину опасности и принимает меры, которые ее снижают. Есть страх неадекватный (невротический), когда человек или впадает в апатию, или совершает действия, вредные или даже губительные для него самого. Цель террористов — создание именно невротического страха. Деморализованные и запуганные люди делают сами, требуют от властей или хотя бы одобряют действия, которые этим людям вовсе не выгодны. Иногда это действия, которые выгодны террористам или чаще — заказчикам, нанимателям террористов. Иногда самый большой выигрыш получают политики, которые бесплатно пользуются «чужим» терактом97.

Атаки террористов могут быть направлены на узкую группу, к которой ты принадлежишь (такой группой были, например, жители дома в Буйнакске). Тогда опасность велика — идет прицельный огонь, стреляют именно в тебя. Но если бьют по очень широкой группе (например, по группе «жители России» или даже «москвичи»), то бояться за себя лично нет никакого смысла — вероятность стать жертвой очень мала, можешь попасть лишь под редкую шальную пулю. Во всяком случае, эта опасность на три порядка (в тысячу раз) меньше, чем вероятность стать жертвой катастрофы за рулем автомобиля. Из 15 миллионов водителей в России ежегодно гибнет порядка 1 на тысячу. От терактов в 1999 году погибло порядка 1 на миллион. Но мы ведь не боимся ездить на машине.