Маниту
Шрифт:
Я раздавил окурок сигареты.
— Я чувствую сочувствие к Карен Тэнди.
— Да, — тут же согласился Джек. — Это само собой разумеется. Она — наша пациентка, и ее жизнь оказалась в страшной опасности. Но разве к нему ты ничего не чувствуешь?
Удивительно, но Джек Хьюз был прав. Я чувствовал что-то. Маленькая часть моего ума хотела, чтобы этот шаман выжил. Ведь если бы был какой способ сохранить жизнь и Карен Тэнди и ему, то я наверняка выбрал бы этот способ. Я боялся его, его мощь и владение магией наполняли меня страхом, но одновременно же он был чем-то вроде героя из легенды, и его уничтожение означало бы уничтожение части американской
Именно в эту минуту зазвенел телефон. Джек снял трубку.
— Хьюз слушает.
Кто-то в трубке говорил что-то очень взволнованно. Джек наморщил лоб и кивал головой.
— Когда? Вы уверены? Пробовали ли ее открывать? Что это значит? Да или нет?
Наконец, он положил трубку на место.
— Что-то плохое? — спросил я.
— Не знаю. Дело в Карен. Мак-Ивой утверждает, что они не могут открыть дверь. Что-то творится в ее комнате, а они не могут открыть двери.
Мы выбежали из кабинета к лифту. Там уже были две санитарки со столиком на колесах, полным бутылочек и мисочек. Мы потеряли ценные секунды, прежде чем они сошли с дороги. Мы вошли, я нажал кнопку десятого этажа и лифт начал спускаться.
— К черту, что там могло случиться? — напряженно спросил я.
— Кто знает… — Джек пожал плечами.
— Надеюсь только на то, что шаман еще не может полностью располагать своей силой, — сказал я. — Потому, что если может, то можно считать, что нас уже нет.
— Не знаю, — ответил Джек. — Идем, мы уже на месте.
Двери лифта с шипением раскрылись. Мы побежали по коридору к комнате Карен. У дверей стоял доктор Мак-Ивой, два санитара и рентгенолог Селена.
— Что случилось? — закричал Джек.
— Она осталась одна всего на пару секунд, — объяснил Мак-Ивой. — Как раз менялись санитары. И когда Майкл пытался войти назад, он не мог открыть двери. Смотрите сами.
Мы заглянули внутрь через стекло двери. С удивлением я заметил, что в постели Карен Тэнди осталась лишь смятая, сбитая в угол постель.
— Там, — шепнул Джек, — В углу.
Я изогнул голову и увидел Карен, стоящую у противоположной стены. Лицо ее было ужасающе бледным, стянутые в гротескной улыбке губы приоткрывали оскаленные зубы. Она склонилась вперед под тяжестью огромного, раздутого пузыря на затылке, а ее длинная, белая госпитальная рубашка, разодранная на плечах, приоткрывала иссохшие груди и торчащие ребра.
— Господи Иисусе, — вырвалось у Джека. — Она еще и танцует.
Он не ошибался. Карен медленно переступала с ноги на ногу в том же неслышном ритме, как и недавно миссис Герц. Казалось, что она прыгает в такт музыки беззвучного барабана или молчащей флейты.
— Мы должны попасть внутрь, заявил Джек. — Она прикончит себя этим подпрыгиванием.
— Майкл, Вольф, — обратился Мак-Ивой к санитарам. — Надо выбить эти двери. Справитесь?
— Попробуем, мистер доктор, — ответил Вольф, коренастый молодой немец с короткими, по-военному подстриженными волосами. — Мне неприятно, что так произошло, но я не отдавал себе отчета в…
— Только выбейте эти двери, — бросил Джек.
Оба санитара отступили на метр или два и вместе ударили плечами в двери. Они треснули, полетели щепки, лопнуло стекло. Через неровную дыру дунул
— Еще раз, — сказал Джек.
Майкл и Вольф снова отступили и врезали в дверь опять. На этот раз вырванные из петель двери криво повисли, открывая проход. Хьюз пересек его и двинулся прямо к колеблющейся и подпрыгивающей на коврике Карен. Огромный, набухший нарост трясся и дрожал при каждом ее движении. Выглядело это так омерзительно, что меня даже затошнило.
— Успокойся, Карен, — мягко сказал Джек Хьюз. — Вернись в постель.
Карен повернулась на босой пятке и посмотрела на него. Так же, как и в прошлый раз, ее глаза были чужие, дикие, покрасневшие, полные ощущения силы.
Джек подходил к ней протягивая руки. Она медленно отступала, в ее глазах все еще пылала ненависть. Нарост скрутился и дернулся, как мешок, в котором брыкается овца.
— Он… говорит… что… не… можешь… — запинаясь сказала она своим собственным голосом.
Хьюз остановился.
— Он говорит, что я что не могу, Карен?
Она облизала губы.
— Говорит… что… не… можешь… его… касаться…
— Но, Карен, — не уступал Джек. — Если мы не побеспокоимся о тебе, то и он не переживет. Мы делаем все, что можем для вас обоих. Мы уважаем его. Хотим, чтобы он жил.
Она отступила еще на шаг, сбросив на пол поднос с хирургическими инструментам.
— Он… тебе… не… верит.
— Но почему, Карен? Разве мы не сделали все возможное, чтобы ему помочь? Мы же не солдаты и не воины. Мы занимаемся лечением, как и он. Мы не хотим его обидеть.
— Он… страдает…
— Страдает? Отчего?
— У… него… болит… Он… страдает.
— Почему у него болит? Что с ним случилось?
— Он… не… знает… Страдает… Это… был… свет…
— Свет? Какой свет?
— Он… убьет… вас… всех…
Неожиданно она перестала колебаться. Она закричала. Крича упала на колени, царапая и дергая свой затылок. Майкл и Вольф подскочили к ней и быстро перенесли в постель. Джек Хьюз приготовил шприц с чем-то для успокоения и не колеблясь вбил ей в вену руки иглу. Она постепенно стихла, чтобы наконец впасть в нервный сон. Все время во сне она металась и тряслась, а ее веки дрожали.
— Это облегчает дело, — заявил Джек.
— Какое дело? — удивился я.
— Идем прямо к ее родителям и объясняем им точно все, что происходит с их дочерью. Вызываем этого шамана из Южной Дакоты и бьемся с этой бестией, пока она не будет мертва.
— И никакого чувства вины? — спросил я. — Никакого сочувствия?
— Конечно же, я питаю живое сочувствие и имею чувство вины. И именно потому, что они есть, я должен его ликвидировать.
— Не понимаю.
— Гарри, — сказал Джек. — Этот шаман страдает. Он не знает, почему, но утверждает, что это свет. Если ты что-то знаешь по гинекологии, то, наверное, ты слышал, что мы никогда не просвечиваем рентгеном плод роженицы, пока нет уверенности, что он мертв или является угрозой для жизни матери. Все это потому, что при каждом просвечивании рентгеновские лучи уничтожают клетки в той области, на которую они направлены. У взрослых это не имеет никакого значения, поскольку они уже полностью зрелы и потеря нескольких клеток с последующим их восстановлением им нисколько не повредит. Если же дело касается эмбриона, то потеря одной единственной клетки может значить, что палец или даже целая рука или нога могут вообще не развиться.