Маннергейм
Шрифт:
Потратив день на «знакомство» с портом и его сооружениями, Маннергейм в японском фривольном журнале специальными чернилами подробно описал все, что представляло интерес для русской разведки. В последний день, перед отъездом в Киото, когда он почувствовал на себе пристальное внимание коренастых, дымящих папиросами, одних и тех же похожих на черных такс субъектов, он быстро стал любопытным туристом, которого очень интересовали жизнь и быт японцев.
Маннергейм с интересом наблюдал хитроватых фокусников и быстрых, юрких уличных парикмахеров. Удивлялся мальчишкам-газетчикам, которые ловко бросали в толпу
Чувствуя, что наблюдение за ним не прекращается, Густав в целях конспирации покупает два билета на поезда, идущие от Симоносеки в разных направлениях и в разное время. Он на виду у всех сел в поезд, идущий в Ивакуни, и когда тот стал набирать скорость, выпрыгнул из вагона и незаметно перебрался в поезд, идущий через Ямагути в Киото.
Приехав в Киото, Маннергейм на местном базаре встретился в условленные часы с Арсеньевым, передал ему японский журнал со своими записями и получил билет на пароход до Владивостока на 23 сентября.
Попрощавшись с Арсеньевым, Маннергейм отправился в храм «Тысяча циновок», чтобы пройтись по его «поющим полам», но почувствовал: «черные таксы» опять следят за ним, но делают это очень осторожно. Видимо, Арсеньев привел их на «хвосте». Надо срочно уезжать — решил Густав.
Быстрые сборы и — в путь к порту Ниагата. Вот, наконец, порт и желанная палуба парохода «Симбирск», стоящего на рейде. Вечером вышли в море. Скоро берега Японии скрылись в туманной дали и только огоньки на лодках японских рыбаков напоминали о Стране восходящего солнца.
Во Владивостоке военный комендант станции, получив документы Маннергейма, несмотря на переполненные поезда, идущие в Центральную Россию, вручил ему билет первого класса до Москвы. Движение поездов по Транссибирской магистрали уже было налажено, и можно было спокойно ехать без пересадок. Условия поездки были приличные, с хорошим вагоном-рестораном.
В 10 часов утра поезд двинулся на запад. За окном прекрасная картина Амурского залива — дачные места Владивостока. Вечером станция Пограничная. Станцию Харбин барон не узнал. Он помнил ее по толпам солдат, штурмующих вагоны. Теперь же были чистые платформы, элегантная реклама, прекрасно отремонтированный вокзал и хорошо одетая публика.
На станции Верхнеудинск в вагоне появился жандарм и попросил господ пассажиров внимательно следить за своими вещами, особенно проезжая по Кругобайкальской железной дороге. «Там жулики сильно балуют. Все на глазах тащат, да так ловко — просто страсть. Никого не пускайте в свой вагон, не надейтесь на проводника, мы ему тоже не очень доверяем».
На новой магистрали встреча с «сибирскими жуликами» не состоялась, и пассажиры долго любовались чудесным Байкалом и его скалистыми, извилистыми берегами.
Дальнейший долгий путь Густава до столицы прошел без особых приключений, но постоянно напоминала о себе «азиатская награда», целый клубок болезней — от радикулита до острого ревматизма.
Приехав в Петербург, полковник Маннергейм, как вспоминали его друзья, около недели приходил в себя, посещая врачей, и часами сидел на скамейке в Летнем саду, как бы впитывая в себя ароматы города, который любил. Часто обедал на Фонтанке у Менгденов, в доме, где сейчас ресторан «Демидов». Вечерами Густав совершал длинные прогулки по набережной Невы,
Наконец, получив на Невском проспекте, 46, от Карла Улофа Норденстрёма парадную форму 52-го Нежинского драгунского полка, Густав явился в Генеральный штаб на Дворцовой площади. Встреча с начальником Главного управления Генштаба генералом от инфантерии Ф. Ф. Палицыным и начальником 2-го Азиатского отдела генерал-майором Васильевым была торжественной. Материалы отчета Маннергейма давно пришли из Пекина и имели хорошие рецензии. Похвалы буквально сыпались со всех сторон.
Генерал Палицын попросил Маннергейма 21 октября 1908 года в малом зале Генштаба кратко рассказать группе генералов и старших офицеров о своей экспедиции.
Наступил назначенный день, который поразил Густава особой строгостью проверки всех присутствующих. Пришли все офицеры Азиатского и Туркестанского отделов. Появились генералы Бильдерлинг и Васильев, затем генерал Роборовский и полковники Козлов и Ласточкин.
Все офицеры встали, когда в зал вошли генерал от инфантерии Ф. Ф. Палицын и член Государственного совета сенатор П. П. Семенов-Тян-Шанский. Когда охрана плотно закрыла двери, генерал Палицын предложил полковнику Густаву Карловичу Маннергейму начать выступление, которое продолжалось два с половиной часа. Основная масса вопросов, задаваемых Маннергейму, касалась тактических и военно-стратегических тем, правда, были и практические, как у полковника Петра Кузьмича Козлова, человека, заслужившего всемирную славу своими экспедициями в Центральную Азию: «Как проходил, Густав Карлович, ваш поход на лошадях?»
Маннергейм начал свой рассказ с того, что в составе его каравана было 12–13 верховых и вьючных лошадей, покупка которых была не всегда удачной, попадались старые и неважные. Горные перевалы и ледники были для них настоящей бедой. Многие лошади проваливались в глубокий снег, иногда целиком, другие попадали в трещины и ломали себе ноги. «Больше всего я потерял лошадей на ледниках и при переходе пустыни Гоби, в основном из-за кормов. Хотя у меня были невзыскательные горные лошади, но даже они с трудом находили подножный корм и быстро слабели. Я был очень восхищен, как знаток хороших лошадей, которых у меня было много в Петербурге, киргизской породой, которую ценят китайцы. У них отличные ноги, сильнейшие почки и крестец. Правда, без ковки копыт пятки у них отбивались настолько, что они, например, с трудом двигались по „каменистому морю“ в окрестностях Ляньчжоу.
От Кашгара до Калгана я ехал на рыжем киргизском мерине Филиппе, наводившем на меня ужас и ставившем в полную свою зависимость, когда на узких горных тропинках он беззаботно шел по самому краю скалы».
Сенатора Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского интересовало нынешнее положение в российском и китайском Туркестанах.
Маннергейм ответил, что его поразил резкий контраст между этими двумя краями, населенными одним и тем же племенем. В российском Туркестане люди живут кипучей, деятельной жизнью, с энергией предаваясь земледелию, торговле и промышленности. Однако стоит перейти нашу границу, и картина коренным образом меняется. Здесь царствует унылая пустыня, в которой влачат жалкое существование дремлющие люди, живущие в полной апатии.