Маньяк по субботам
Шрифт:
— Я вошьму што-нибудь иш одещды Шошясва? — спросил он, словно прочитав мои мысли. — Холодно шей-шас швяшанному летать голым.
— Бери, мне не жалко.
Мы прошли в спальню. Ребров открыл шкаф, надел белоснежную рубашку, галстук с абстрактным рисунком и бежевый выходной костюм, купленный, судя по бирке, за валюту в знаменитом магазине «Тройка» на Литейном проспекте Петербурга. В этом костюме Соснов-младший покорил Петербург и собирался поразить Нью-Йорк.
Переодевшись, бандит стал выглядеть приличным человеком, с удовольствием, словно заново узнавал себя, посмотрел в зеркало. В таком наряде
— Ошторошнее, пошалуймата, вы мне маншет помнете.
— Ничего, не в театр отсюда пойдешь, для тюремной параши и так хорош.
Я не ожидал от себя, что так сильно начну переживать за Ирину Грачеву. Соснов парень крепкий, к грубой жизни привычен, посидит в заложниках, ничего ему не станет. А искусствовед из Русского музея — женщина с тонкой душой и сложной психикой, гордая, с ней следует обращаться деликатно.
Как говорила в подобных случаях моя мать, женское тело нападения мужчины не боится, плюнуть и забыть. Но вот если душу растопчут, характер сломают — дальше жить станет труднее. Душа ведь может окаменеть, и жить человеку придется без радости. К тому же у меня перед Ириной определенные обязательства — какой же, к черту, из меня теперь охранник?
Я решил сходить в разведку. Сел в лодку, осторожно поплыл вдоль пустой улицы, прижимаясь к штакетнику, чтобы хоть немного прикрыться. Вот стал виден угол крайнего дома, где засели мафиози. Стол! Напротив предпоследнего дома, чтобы иметь прикрытие, я повернул в ворота. Встав в лодке, постучал в кухонное окно. Похоже, в доме нет людей. К крыльцу подъехать нельзя, мафиози увидят и могут уложить первой же пулей. Окно закрыто на зиму, придется ломать шпингалеты. Среди дров увидел топор. Всунул лезвие топора между рамами. Рамы затрещали и подались. Стекла остались целыми. Но, безусловно, хозяину предстоит небольшой ремонт.
Вот я в доме. Прошел через комнаты и осторожно выглянул из-за занавески. Крайний дом стоял тихо, словно и в нем никого не было. Между домами штакетник, но с дырками, видно, хозяева нерадивы. У стены дома лестница, небольшая, но до крыши достанет. Если ее поставить подальше к углу, то можно забраться на шиферную крышу, дальше — в слуховое окно, потом уже чердак и можно свалиться на голову мафиози.
Я собирался вернуться в лодку, но вдруг увидел, как за окном крайнего дома метнулась женская фигура в одних белых трусиках. Да это же Ирина! Увидев широко раскрытый рот и услышал слабый крик: «Помогите!» Тут же одна лапа зажала ей рот, другая охватила за талию и утащила в глубь комнаты. Я выхватил пистолет, но стрелять уже не в кого.
Признаюсь, я на некоторое время потерял контроль над собой, стал выдирать шпингалеты, чтобы рвануться на штурм бандитского логова и вырвать пленницу из рук негодяев. В этот момент меня окликнули. От неожиданности я вздрогнул и чуть не выстрелил в опера Павлова.
— Попробуй успокоиться, Виктор, — попросил он негромко.
— Как ты здесь очутился?
— Мы поняли — у тебя тут не заладилось, забеспокоились и направились посмотреть, в чем дело. В доме Соснова нашли связанного мафиози, он заявил, что ты обезумел и помчался выручать искусствоведа. Сейчас все подойдут, и мы решим, что делать.
— Беспредел! — закричал на Павлова. — Куда ты смотришь? Черт возьми, это ведь твоя «земля», ты должен быть хозяином. Кто он такой, эта ржавая сволочь?
— На своей «земле» я знаю всех. Этот зверь имеет имя — Геннадий Земцов.
— Почему же он не на нарах, а гуляет на свободе и рвет одежду с женщин, которых пожелает?
— Мой первый учитель, волкодав Олегов, говорил мне, не торопись арестовывать человека, хоть и знаешь о нем много. Арестуешь, и что? Через два дня придется выпускать. Он же над тобой насмеется, придет и скажет: «Съел, дурак!» Авторитет у товарищей потеряешь. Нужно не только знать, нужны доказательства. И тогда он сядет на скамью подсудимых.
— У вас против него нет доказательств?!
— Сейчас проблема даже не в этом. Три месяца назад я его арестовал, предъявил доказательства грабежа. Он все признал и дело передали в суд. Судья внимательно рассмотрела дело и на суде, знаешь, что сказала?.. Заявила, что не может найти одного понятого, который был при изъятии. Я держал Ржавого под прицелом и не знаю, кого привели в понятые. Тот поставил закорючку и ушел. Из-за этой ерунды дело отправлено на пересмотр. Ржавый снова вернулся в Холуй и распоясался еще больше. За целый год судья не вынесла ни одного приговора, все дела отправляются на пересмотр. Обвиняемых выпускаю! под залог или под расписку. Они тут же приходят к своим жертвам и — сам понимаешь…
— Гнать такого судью в три шеи!
Опер развел руками:
— Судья — избранник народа.
— А когда в тебя стреляют, ты можешь ответить пулей на пулю?
— В вооруженного человека можно стрелять без предупреждения.
— Хорошо, я пойду первым, а когда они начнут меня убивать, ты, надеюсь…
До нас донесся стук причалившей лодки, осторожные шаги. В комнату вошли Грай, майор Головатый и сержант Григорьев.
— Что ты тут возишься? — сразу начал ворчать Грай. — Ушел и как в воду канул.
— Именно так и было, шеф. Сгоряча попал в водяную ловушку. — И я коротко рассказал о погребе с водой в доме Соснова.
— Иногда ты начинаешь суетиться и поэтому попадаешь в глупые ситуации, — сделал мне выговор Грай. — Где Ирина и Соснов-младший?
— Со слов Реброва я знаю, что они в этом доме. Ирину я только что видел. Ржавый срывал с нее одежду, она кричала, звала на помощь. Я хотел броситься в окно, но Павлов меня задержал.
— С Ириной понятно, но зачем ему Соснов?
— Ребров сказал, что их взяли как заложников, на случай нашего наезда на них.
Я не мог оторвать взгляд от окна.
— Давайте, пойду первым, а вы меня прикроете.
Грай направил на меня тяжелый взгляд.
— Спять суетишься. Каждый должен заниматься своим делом. Война с мафией — дело милиции. Они за это получают мундиры, оружие, награды, зарплату. Их лечат в престижных поликлиниках, устраивают бесплатные похороны с залпом комендантского взвода.
— Мы останемся в стороне?
— У нас есть клиенты — мы работаем. Нет — узы.
— Сейчас мой клиент — справедливость! А вместо денег я получу удовлетворение! Мне этого достаточно.