Марафон длиною в бесконечность

Annotation

Бородкин Алексей Петрович

Бородкин Алексей Петрович

Марафон длиною в бесконечность

– Водочки выпьешь? Рекомендую, хорошая водочка, замечательная. Володя из четыреста десятой комнаты в полиции работает.
– Евсей Аронович Гершон морщит и без того бугристый лоб.
– Эту водочку принёс он. Водочка, Марго, самая настоящая, контрабандная, без акцизных марок.
– Фраза получается двусмысленной, Гершон спохватывается, и говорит, что качество, бесспорно, высочайшее.
– А название, погляди какое! "Смирно". Это просто символ!
– потрясает кулаками.
– Обязательство взять себя в руки! Маргарита оставляет портфель и сумки на кровати (у левой стены); на этой стене висит коврик... она не знает, как он правильно называется: "Бутик? Или батик?" Этот гобелен "живёт" в комнате уже пять лет - это, как минимум, - кто-то прожёг сигаретой дырочку, как раз вытканному оленю между глаз. Пасторальная картинка поменяла от этого вмешательства смысл - отверстие с чёрным неровным краем похоже на след пули. "Взгляд оленя стал осмысленным, - думает Маргарита.
– Такой взгляд бывает у младенцев на иконах". Она опускается на табуретку у стола; Гершон набулькивает половину стакашика. - Смирнов, - говорит она.
– Водка называется "Смирнов". Две буквы "FF" закрыты стикером. - Да?
– удивляется Гершон.
– Я был уверен, что там три восклицательных знака. - Удивительное дело, самая твёрдая волюта в стране - жидкая. Но и она бывает палёной. - Водка и должна гореть, - соглашается Гершон и выпивает свою порцию. Стакашик замирает в руке, Маргарита сидит, уставив глаза в одну точку - между луковицей и отварной картофелиной. Гершон понимает, что она устала, старается не шуметь, осторожно закуривает. Забегает соседка из пятьсот двенадцатой комнаты, спрашивает соли - голоногая шустрая девка в хэбэшном халате. Гершон Долго роется в тумбочке, не находит, Маргарита достаёт из сумки баночку, отсыпает. Удивляется, что соседка такая розовая и пышущая здоровьем. Гершон напоминает про водку, Марго выпивает. . Они вместе учатся в университете. Заочники. Маргарита Юльевна Ружинская, молодая женщина тридцати двух лет от роду, и представитель поколения before Гершон. История их знакомства и совместного проживания покрыта мраком и туманна. В свой первый "заезд" Марго опоздала, и все "девичьи" комнаты были заняты. Комендант предложил переночевать с "плешивым козлом" - он не ладил с Евсеем Ароновичем. "Завтра что-нибудь подберу, - комендант водил по строчкам тетради карандашиком.
– Или переселю кого-нибудь". В чём здесь мрак и туман? В том, что они прижились вместе. Нашли точки соприкосновения, сошлись характерами. Переселять никого не потребовалось. К моменту знакомства Гершон учился в университете четыре или пять (а может шесть) лет. Он всех знал, и все знали его. Он превратился в, своего рода, "деканат номер два". С ним советовались по практическим вопросам: какому "преподу" легче сдать, кто лучше читает лекции, сколько башлять за "хор" или "отл". Кроме того, Гершон "служил паразитом от высшего образования" - так он сам это называл. Приторговывал методичками и конспектами: скупал их по дешёвке у выпускников и перепродавал абитуре, чем вызывал негодование преподавателей университета. Предполагалось, что торговля методическими материалами это их законный приработок. . -

Ты опять опоздала, - Гершон подвигает в Марго закуску, водки больше не предлагает.
– Лекции уже читают. Лабораторка была по "аппаратам". - Не хотели отпускать с комбината.
– Марго опускает картофелину в баночку с томатной килькой.
– Главный инженер сказал, нех.уй быть такой образованной. Негоже, когда заместитель умнее главного. - В чём-то он прав...
– Гершон открывает окно, закуривает вторую. Пока она ест, он молча дымит. - Скажи, Евсей, зачем ты учишься?
– И ещё: - На каком ты сейчас курсе? Ему неприятно, Гершон трясёт головой, и отвечать на последний вопрос отказывается. - Что касается вопроса первого... Знаешь, Марго, в какой-то момент я заметил, что дети меня стесняются. У меня взрослые сыновья... трое.
– Затягивается.
– И ещё дочка. Они подрастали, набирались ума, становилось стыдно, что отец без образования. Я должен был что-то предпринять. Тогда я поступил на заочное. Хотелось спросить: "Почему тогда не учишься?" Но это бестактный вопрос. Кроме того, Марго знала ответ: Гершона всё устраивало. Он имел законное право два раза в год отдохнуть от жены и от детей... которых не устраивал малограмотный отец. "Забавное дело, - Марго тоже закурила, - отпрыски не желают задуматься, что если бы их отец был умнее и грамотнее, он бы не выбрал в жены их мать... и их самих могло не быть. Просто не быть на свете". Гершон рассказывает университетские сплетни. Публика учится самая разношерстная, а потому эти рассказы напоминают выпуск новостей из сумасшедшего дома. - У вас в этом семестре механика, - со значением произносит Гершон, когда сплетни выплеснуты наружу.
– Теоритическая и прикладная. Учти это. - Я знаю, - Маргарита кивает. С этим предметом она уже сталкивалась.
– В том смысле, что я ни черта не знаю. Евсей вопросительно поднимает брови, и она поясняет, что наука эта сложная и "в голове у неё не укладывается". - Не представляю, что делать. Вышка нормально шла, - она говорит о высшей математике, - физика проскочила на ура, электротехника. А механика... - Н-да...
– сочувствует Гершон. Ему вспоминается один (на самом деле, их множество) случай, когда из-за "приклада" (прикладной математики) студента выкинули из университета в два счёта. Случай яркий и выразительный, со слезами, дракой и длительным отчаянным запоем в общежитии. Гершону хочется рассказать, однако огорчать соседку он не решается.
– Нужно готовиться. Читать лекции. Из укромного чемодана Гершон достаёт брошюру, говорит, что она самая лучшая. - Эти лекции прежний заведующий кафедрой читал, - разглаживает замусоленную обложку.
– Дивный был мужик, дай бог ему здоровья! На пенсию спровадили, гады. Маргарита косится на методичку, переводит взгляд на Евсея. Отвечает, что это мёртвому припарка, что "эта наука ей не по зубам". - Зря приехала, - говорит она.
– Надо было забрать документы. И дело с концом. Гершон молчит, вздыхает и даже не пытается произносить обычную в таких случаях чепуху: "У тебя всё получится! Верь в себя!" Зачем сотрясать воздух? "Если Маргарита так говорит, - думает он, - значит так и есть". Вспоминает их первую ночь в комнате, когда она развесила вещи, попросила выйти (чтобы переодеться), а когда Гершон вернулся, сказала, глядя строго в глаза, в самые зрачки: "Сунешься - яйца оторву". Евсей впервые в жизни обиделся за свои бубенцы, за такое фамильярное к ним отношение. Он и не собирался приставать к незнакомой женщине - это, во-первых, а во-вторых, в интонации Маргариты было столько силы, что он уверился - оторвёт. И это изумило. Её слова, и его немедленная безоговорочная вера. Подумал, что в этот раз Марго боится. Поэтому и опоздала: "До последнего момента сомневалась, ехать или нет. Главный инженер тут не при чём..." . Евсей укрылся одеялом и засыпал. От водки мысли плыли в голове, качались, как кораблики. "В конце концов, можно будет откупиться, - думал он.
– Лекции читает Березин... этот возьмёт". И уже совсем почти заснув, Гершон подумал, что, быть может, Маргарита "с принципами", и это помеха. "Принципы вообще-то мешают жить..." . Неделя прошла в привычных заботах. Каждый день звонили с комбината; Николай Львович (главный инженер и непосредственный начальник) злился, повышал голос, Маргариту это не расстраивало: "На то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Начальник обязан нервничать, за это ему деньги платят". Она посещала лекции и более всего расстраивалась по поводу механики. Предмет читал Березин - молодой доцент с круглой белёсой головой, редкими волосиками и едва приметной (но хронической) настороженностью во взгляде. Березин имел принципы, и эти принципы (верно подметил Гершон) портили жизнь студентам. Березин брал. Брал охотно и не огорчался, что таковое практикует: "Коли дают, отчего же не брать?" - удивлялся он. Но брал Березин он только за "пятёрки" и "четвёрки". Исправить "неуд" на "уд" он не соглашался. Это и был его принцип. . В субботу вечером Гершон явился позже обычного, был весел и слегка подшофе, от него пахло духами и весной. Сказал, что славяне называли это время года костромой, и ещё объявил, что всё устроил. - Что устроил?
– переспросила Марго. - Всё! Гершон заглянул в чайник, отправился в бытовку налить воды, Маргарита подумала, что с большим удовольствием засветила бы ему между глаз: "Действительно, плешивый чёрт!" - Узнал, кто новый заведующий кафедрой.
– Сыпнул в кружку чаю, передал пачку Марго.
– У тебя есть шанс. Кафедрой теоритической и прикладной механики ныне заведовал Константин Антонович Каппель: без пяти минут профессор, учёный, подающий надежды. - Мужчина без малого сорока лет, - из кармана Гершон вынул помятую плитку шоколада.
– Во многих смыслах культурный человек. Не женат, детей не имеет, зато имеет страсть к музыке и орхидеям. - Терпеть не могу. - Хм...
– Гершон растерялся.
– Кого? - Орхидеи. Евсей Аронович оглянулся, будто за ним кто-то стоял и спросил, когда он призывал любить орхидеи? - Хрен с ними, с орхидеями. Я говорил о Каппеле. Он мужчина, понимаешь? Вспомни, что ты женщина! Расправь перья, принцесса Кострома! Вскружи ему голову и экзамен у тебя в кармане! Ведь ты молода и красива! Соверши безумство! Наплюй на приличия! Он выглядел комично. По-доброму комично, будто Костик из "Покровских ворот" остался повесой и в зрелых своих годах. Она улыбнулась: - Не морочь мне голову, Евсей. Лекции читает Березин. Он будет принимать экзамен. - Чепуха!
– Гершон замахал руками.
– Заведующий кафедрой главнее. Он может поставить любой экзамен. - Разве? - Не сомневайся. Уж я-то знаю!
– и он похлопал себя по карману, в котором носил зачётную книжку. . Весна бурлила. Весна текла по жилам, покрывала щёки девушек румянцем, заставляла глаза блестеть, втягивала животы мужчинам и расправляла аршинные плечи. Только этой животворящей силой можно было объяснить, что Маргарита Ружинская задумалась над словами Гершона. Эта спокойная рассудительная девушка задумалась: "Быть может он немного прав?" Она разглядывала в зеркале своё отражение и думала, что этот шанс... последний. "Последний шанс, он трудный самый", - она вздохнула и взяла в руки косметичку. "Уж коли браться за авантюру, то бить врага в полную силу". Маргарита подвела глаза, накрасила губы. Макияж был скромен, однако подчёркивал все достоинства. - Ну, щучий сын, - обратилась к Гершону, - вещай, где найти твоего апостола от механической науки. Воскресное утро только занялось. Солнце светило в окно, будто заглядывало. Гершон ещё спал, и пришлось его расталкивать. Щурясь и закрываясь от струи света, он мычанием одобрил макияж: "М-м-м-можешь, когда захочешь", достал из кармана бумажный лист и прокомментировал: - Каппель сейчас в санатории. Растяжение подколенного мешочка. В гипсе ходит. Скоро должны выписать, так что поторопись. - Откуда ты всё знаешь?
– удивилась Марго. - Давно живу на белом свете. - А если серьёзно? - Отсыпал девчонкам в деканате кило шоколадных конфет, обещал сводить в кино...
– Гершон зевнул, сунул ноги в тапочки, потянулся к папиросам. Прощаясь, Гершон перекрестил Маргариту и приказал вести себя наглее: "Ошеломи его! Оглуши, как хорёк курицу. Больше напора, экспрессии. Ты ещё очень даже ничего!" Марго показала кулак, Гершон демонстративно хлопнул себя по губам и пожелал ни пуха, ни пера. До санатория было около часа езды - минут пятьдесят, если говорить точнее. Маргарита полагала, что это будут долгие минуты, наполненные сомнениями и терзаниями, однако этого не произошло. Совесть молчала и душа оставалась в равновесии сама с собой. "Что я нарушаю? Какие принципы? Какие правила?
– размышляла.
– Хочу получить экзамен. Получить незаслуженно. Это такая мелочь", - Маргарита улыбнулась. На сидении впереди неё сидел парень - совсем ещё мальчишка, - решил, что улыбка предназначается ему, улыбнулся в ответ. "Надо бы придумать легенду, - возникла мысль.
– Для беседы с этим...
– она заглянула в листок, - Каппелем". Придумывать ничего не хотелось, было просто лень. Маргарита привыкала, что это мужчины придумывают разные поводы для знакомства с нею. И пускай таковое случалось нечасто, но инициатива, неизменно, исходила от мужчины. "Что-нибудь придумается... само". Так и получилось. Маргарита узнала в регистратуре, как найти Константина Каппеля, представилась его коллегой, получила номер корпуса, комнаты и маршрут, как найти заветный адрес. Каппель сидел на скамейке в миниатюрном саду - десяток старых яблонь, каменная чаша, некогда служившая фонтаном, кормушка для птиц переделанная из большого старого радиоприёмника. Девушка в регистратуре назвала это местечко парком: "Больные отдыхают в это время суток, - сказала она.
– Константин Антонович гуляет в парке.
– Девушка поправила бирюзовый колпак. Она смотрела на Маргариту с интересом, во взгляде прочитывалось незамутнённое опытом превосходство молодости. Такой взгляд бывает у очень молодых и очень здоровых людей, которые ещё не расшибались в жизни о непреодолимые препятствия. Каппель читал книгу. Она подошла, сказала, что заблудилась и спросила, как найти корпус рефлекторной ортопедии - первое, что пришло в голову. Бредовое, несуществующее определение. Каппель поднял глаза, увидел перед собой молодую красивую женщину. - Я не знаю, - он чуть смутился.
– А что там? В этом корпусе? - Там лежит моя бабушка. - Болеет?
– спросил он и покраснел глупости своего вопроса. - Чуть-чуть, - ответила Марго. Она спросила, что приключилось с ним? Показала на ногу в гипсе. Каппель ответил, что ничего страшного, время от времени у него бывают обострения: "В детстве упал с дерева, порвал сухожилие, что-то сломал, - он махнул рукой.
– Теперь вот расплачиваюсь за ошибки молодости". Можно было спросить, как это произошло (падение), попросить рассказать о детстве, но это было бы слишком навязчиво, для первого "свидания". Маргарита попрощалась и пошла напрямик через деревья, напролом, не соблюдая тропинок. Каппель смотрел вслед. Красивая молодая женщина, сочная уверенная в себе, она напомнила ему сентябрьское спелое яблоко. И это сравнение понравилось. Свет дробился на листьях, мелькал и рябил, как на морской волне. Через два часа они снова встретились. Маргарита "возвращалась от бабушки", и опять прошла через парк, "боясь заблудиться" - отчасти это было верно, санаторий раскинулся на огромной территории, и затеряться было немудрено. Каппель взялся проводить, взобрался на костыли. - Кавалер из меня, извините, сейчас никакой, но в будущем...
– он не закончил фразы, а она, не без кокетства, подумала, что Константин Антонович уже на крючке: "раз думает о будущем". Разговаривали о пустяках. О погоде, я кормушке-радиоприёмнике, о путешествиях к морю. Правильнее назвать этот разговор болтовнёй, поскольку никакой информации собеседники друг другу не передавали, а только делились хорошим своим настроением. Когда Маргарита ушла, Каппель вздохнул и почувствовал лёгкую грусть - он иногда ощущал подобное настроение. Будучи преподавателем он не испытывал недостатка в общении. Новые лица возникали постоянно, иногда сливаясь в единый пёстрый поток, но выдающихся среди этого потока лиц случалось немного. Единицы. И когда подобный выглядывающий из толпы человек уходил, становилось досадно. Каппель подумал, что поступил, как болван: не спросил адреса и телефона не взял. "Могли бы подружиться". Впрочем, всю последующую неделю они регулярно встречались. "Бабушке показано общение с родственниками". Маргарита садилась на скамейку, вынимала из пакета персики и нектарины, раскладывала их в две шеренги. - А как же бабушка?
– беспокоился Каппель. - Бабушке хватит.
– В пакете что-то ещё оставалось.
– Она старенькая, ест мало. В её возрасте важна любовь, подпитка от близких людей энергией. Вы этого не замечали? Каппель ответил, что замечал, что эти процессы идут не только у стариков - "у молодых тоже" - и предложил перейти на "ты": - Уж коли я питаюсь вашими фруктами, как честный человек я обязан... Она согласилась. Рассказала, что работает на обогатительном комбинате, занимает приличный пост и в ближайшем будущем не намерена менять место. Сказала, что в Н-ск приехала в отпуск: "Помочь по хозяйству и вообще... я люблю этот город, здесь прошло моё детство". Опуская подробности, упомянула, что учится в университете. Ни в чём не соврала, но и не сказала всей правды. Она ловила себя на мысли, что забывает о своём "секретном задании", и воспринимает эти ежедневные прогулки, как увлечение. Очень приятное обязательство данное самой себе. Каппель рассказал о себе. Сказал, что преподаёт, недавно получил кафедру и в скором (обозримом) будущем защитит докторскую диссертацию. Она спросила о жене и детях, он искренно ответил, что не имеет ни первого, ни второго. - Не сложилось. После института поступил в аспирантуру. Научный руководитель попался большой зануда!
– Каппель рассмеялся. "Сможет ли он меня поцеловать?" - размышляла Маргарита. Каппель шел рядом, смешно перебирая костылями - боялся отдавить Маргарите ногу. . Время поджимало. Нужно было переходить на следующий уровень. Гершон осведомился, как "продвигается охмурение"? Маргарита вспыхнула, и грубо попросила, чтобы он не совался. Гершон не обиделся, однако предостерёг: - Не вздумай влюбиться. - Почему? - Это будет вульгарно. Служебный романчик с корыстной подоплёкой. Оставайся честной мошенницей. Не опускайся до пошлостей! . "Неужели придётся... самой?" Марго искоса поглядывала на Каппеля, тот был увлечён рассказом. Она сомневалась, что у него хватит духу на поцелуй. Однако всё обошлось. Как это ни удивительно, помогла нога Каппеля и его костыли. Они поднимались по лестнице, Константин оступился, Марго подхватила его и прижала к себе. Они сомкнулись глаза в глаза, нос к носу. Каппель обхватил её губы. Маргарита почувствовала, что голова её закружилась - мир вокруг завертелся, - и где-то на краю Вселенной по лестнице гремят падающие костыли... В коридор сунулась сестра-хозяйка, привлечённая шумом, увидела целующуюся парочку и заворчала, как старая борзая - этот звук тоже летел из бесконечной дали и проникал в сознание с большой задержкой. Время остановилось. - Что теперь?
– спросил Каппель. В его глазах дрожала тревога. "Интеллигентный человек, - поняла Маргарита.
– Боится, что я потребую от него замужества... а может быть, ждёт этого. Ах, милые честные люди, всегда вы ждёте расплаты за самые добрые вещи. Не забываете, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным". Вместо ответа она ещё раз его поцеловала, убедилась, что тревога превратилась в радость и спросила, сколько его ещё будут держать в "этом зверинце"? - Недолго, - ответил Каппель.
– Завтра снимут гипс, потом несколько дней реабилитации. . Прежде чем получить экзамен, нужно было заняться ЭТИМ - Марго решила это будет моральной компенсацией: "Для меня и для него". А заниматься любовью с гипсом было бы неудобно. Гипс сняли во вторник утром. Лечащий врач мельком заглянул в карту, спросил как самочувствие и, не дослушав ответ, велел гипс снимать и готовить пациента к выписке. Врач не был молод и не был стар, он пребывал в среднем возрасте: лет сорок пять - пятьдесят. Это золотая середина жизни: ещё есть силы, и уже есть опыт. Но на глазах доктора лежал серый пепел безразличия, как третье веко у змеи. Вроде бы всё видишь, однако краски мира тускнеют. От этого опыт перестаёт помогать людям, а силы тратятся впустую. Вечером Маргарита пригласила Каппеля в ресторан: "Отметим твоё возвращение на Землю". Он спросил, почему такой мрачный повод? - Я и так оставался на Земле. - Ты брёл сквозь пустыню, как путник в кандалах, - она смеялась в телефонную трубку.
– А теперь вернул себе свободу. Свобода получилась несвободной: Каппель чувствовал боли в ноге, признался в этом Маргарите. Маргарита воспользовалась методой Гершона. Отсыпала медсестре шоколадных конфет и подробно расспросила о болячке Каппеля, о лечащем враче и о возможных осложнениях. Далее она действовала решительно и беспощадно, как ураган. Потребовала сделать повторный снимок, со скандалом ворвалась в кабинет главного врача, пригрозила написать жалобу в министерство. "Всё сделала верно, - одобрил Гершон.
– В таких вопросах, чем больше шума, тем шустрее бегают мыши". Серая пелена сползла с глаз врача. Он извинился, пообещал всё исправить. И исправил: моментально сделали снимок, нашли воспаление, назначили курс антибиотиков и электрофорез. . Перед рассветом затенькала птичка. Маргарита не спала, думала, как сложно и просто устроен мир. Каппель лежал с закрытыми глазами, смешно надувал губы. - Знаешь, - не открывая глаз, сказал он, - я впервые в жизни встречаюсь с такими женщинами. - Я тоже, - полушутливо согласилась она. - Тебе нужно быть генералом. Тогда в нашей армии наступит полный порядок. - Я не хочу быть генералом.
– Она провела пальчиком по его груди.
– Я хочу быть с тобой. Гершон спал у кого-то из соседей. Марго смотрела на его тапочки под кроватью, на чемодан в крупную коричневую клетку и на папиросную пачку - предметы медленно проступали из ночной темноты. Как призраки. . Приближался час "Ч". Сессия подходила к концу; группа сдавала экзамены. В зачётной книжке Марго стояли отметки по всем дисциплинам, исключая механику. Гершон волновался, призывал действовать решительно. ...Произнести нужные слова оказалось трудно. Потребовать экзамен? Предложить его поставить? Попросить об услуге? Мимоходом с улыбочкой на губах намекнуть? Все эти варианты пахли проституцией. "Именно, что проституцией. Натуральный обмен: тело против услуги". Тем более это было неприятно, поскольку Маргарита впервые влюбилась. Нет, она не потеряла голову, контролировала слова и чувства, однако впервые в жизни мимолётное увлечение переросло во что-то большее. Каппель был интересен. Как человек и как мужчина. Помог случай. Они столкнулись в университете. Каппель растерялся, побледнел, пробормотал приветствие (что-то в стиле: "Добрый день, товарищ!") и протянул для рукопожатия руку. Марго отвела его в свободную аудиторию и во всём призналась. История получилась розовой и брехливой: они случайно познакомились, случайно увлеклись друг другом, и в университете встретились тоже случайно. Но если он может помочь, она будет ему благодарна. Каппель взял зачетку, вышел из аудитории... Поверил он или нет, Марго не поняла. Любовь оглупляет человека и Каппель мог запросто допустить такое количество совпадений. Или он всё понял, но не показал виду? В любом случае, оценка "отл" появилась в зачётной книжке. И никаких упрёков. . В тот же день Каппель позвонил и предупредил, что несколько дней будет недоступен. Срочная командировка. Маргарита пыталась расслышать в его словах подлинную причину отлучки, но не смогла. Голос был тёпл и добр, как обычно. А через два дня Маргарита отбыла в свой родной город. Из комбината опять звонил главный инженер, ледяным тоном пригрозил вышвырнуть с работы в двадцать четыре часа, если Маргарита не появится в ближайшие дни. "Слушаю и повинуюсь!
– мысленно согласилась Маргарита, - мой лысый повелитель!" Ответила, что выезжает ночью. Главный смягчился и даже спросил, как дела. - Прекрасно!
– ответила Маргарита.
– Самое трудное препятствие пройдено. До диплома один шаг. Поезд отходил без пяти одиннадцать. Под перестук колёс Марго забывала. События последних недель становились прозрачнее, с каждым километром отдалялись. Вспоминая, Маргарите казалось, что она смотрит фильм: мелодраму, где главной героиней была девушка, похожая на неё. Реальным оставался родной комбинат. Бесконечная цепь планёрок, заказов, хлопот, людей - в этом была живая наполненная энергией река. Марго вспоминала коллег, вспомнила свой микроскопический кабинет в котором всё до последней скрепки родное, знакомое и любимое. "А там, в Н-ске... это произошло не со мной, - с этой мыслью она засыпала, уверенная, что на утро даже не вспомнит.
– Не со мной..." . Лето этого года случилось знойным, огненным. Только с заходом солнца жара отпускала, становилось возможно дышать и двигаться, посему вечера получались длинные, томительные и ленивые. Хотелось пить, лежать под кондиционером и думать о чём-то хорошем. Маргарита часто вспоминала о Н-ске, размышляла честно ли она поступила с Каппелем? Есть ли у него повод для обиды? Или - не дай бог!
– для мести? Впереди маячила защита диплома. Пришла к выводу, что ничего сверхъестественного не произошло. "Случилась лёгкая... интрижка.
– Слово не нравилось, но оно точнее всего подходило.
– А если забыть, что он преподаватель, а я студентка, так и вовсе получается чепуха. Два свободных человека встретились, приятно провели время, немножко увлеклись друг другом, занялись любовью". Очень хотелось рассказать о знакомстве с Каппелем. Поделиться хоть с кем-нибудь. Можно было позвонить маме (она жила в пригороде), и Маргарита даже взяла трубку, но остановилась, задумавшись, что скажет мать? Спросит хороший ли он человек? Понравился? Было ли о чём поговорить? И, самое главное, как она ощущала себя рядом с ним? "Рядом с мужчиной женщина должна чувствовать себя беззащитной голубкой", - так полагала мама. Каппель точно не был орлом-защитником, однако рядом с ним Маргарита чувствовала себя... самой. Будто ей позволяли быть такой, какой её создала природа. "Она не поймёт, - Марго положила трубку.
– Другое поколение. Другие взгляды. Если её спросить, любила ли она отца, мать, не задумываясь, ответит, что да, любила. Однако если спросить, что это такое любовь, ответить не сможет". Была ещё подруга Герта. Гертруда. Она тоже работала на комбинате; секретарём директора. Они давно дружили, сплетничали, ходили вместе в спортзал. Маргарита предложила сходить в ночной клуб, обмыть удачно сданную сессию. Герта без колебаний согласилась, она вообще-то чуралась глупых сомнений. "Дают - бери, бьют - беги" - вот основное правило. Первое время после знакомства такая прямота телеграфного столба смущала Маргариту, потом она узнала, что имя Герта происходит от немецкого Эрта. Эрта, значит земная. "Рождённая быть земною, не полетит. Рождённый ползать, не побежит". - Я познакомилась с одним человеком. - Да?
– Герта искренно удивилась, как будто впервые узнала, что люди знакомятся.
– А зачем? Он богат? Вопрос попал в самую точку. "Зачем?
– Маргарита смотрела в зелёные наивные глазищи подруги.
– Если бы я знала. Легко живётся вам... простым, как ситцевые труселя. Всё вы знаете: откуда, почему и зачем. Далеко вам видно, из окон директорского кабинета". Рассказывать расхотелось. . Меж тем, Константин Антонович Каппель сделался чем-то почти материальным. Появлялся здесь и там, казалось, он работает в соседнем отделе, и живёт неподалёку. Он только что был (в кабинете, в комнате), но вышел, и через минуту вернётся. Мысленно Маргарита беседовала с ним, и даже не заметила, как Константин Антонович сделался Костей, а после и вовсе превратился в Костика. Звонила Гершону. Евсей Аронович долго не снимал трубку, а потом осторожно и тихо осведомился: "Аллё?" Будто разведчик-конспиратор. Марго спросила, что он думает о дипломе? Не станет ли Каппель "вставлять палки в колёса"? - Брось!
– Гершон оживился.
– Он взрослый человек. Лучшее... то есть худшее на что ты можешь рассчитывать, это его "фи". - Думаешь? - Уверен. И потом, мы всегда сможем прижать его. У тебя есть свидетель. - Кто?
– не поняла она. - Я! Мать, не тупи! Пусть только дёрнется, и мы прижмём его по полной. Марго представила себе невысокого полноватого Гершона, агрессивно настроенного и всклокоченного. Боевой хомячок. Невольно улыбнулась. - Ладно, бывай. Привет домашним, - и дала отбой. Пугала неопределённость. Маргарита не могла понять, что с ней происходит. Она боится? Нервничает? Сходит с ума? . Полгода пролетели незаметно. Задождило, и минувшие жаркие дни уже не казались такими несносными. Марго (она любила солнце и лето) куталась в платок и мечтала о южном море: "Так, чтобы закат пылал, багровый шар тонул за горизонтом, тёплая волна лизала берег... а по песку в белых брюках идёт он, как забытый судьбою странник..." . До защиты остаётся два часа. Маргарита нарочно пришла пораньше, чтобы унять волнение. Прошла через холл - медленно ступая, вслушиваясь в эхо - звуки коридоров дореволюционного здания успокаивали. У дверей аудитории стоит группа преподавателей, среди них Каппель - взгляд выхватывает его безошибочно. Один из мужчин (высокий блондин с богатой шевелюрой и лицом Джима Керри), что-то рассказывает. Очевидно, что-то забавное, поскольку, когда он закончил, все смеются. И Каппель смеётся. - Здравствуйте, Константин Антонович, - Маргарита подходит ближе. Каппель резко оборачивается, по лицу его бежит волна, будто из ковша окатили холодной водой: смесь радости, испуга и удивления. Он берёт её руку своими руками и замирает; кажется, Всевышний нажал паузу. Кто-то кашляет, и преподаватели тактично втекают в аудиторию. Они вдвоём. Каппель оглядывается и, не выпуская её руки, движется вперёд. Вперёд. Куда глаза глядят. Направление не имеет значения. Так ходили наши предки, когда случалась холера или долго не было дождя: люди собирались в колонну, брали в руки иконы и шли. Шли бесконечно, покуда ноги двигались, а сердца толкали по венам кровь. Это называлось крестный ход. Каппель плутал, поворачивал наугад, поднимался по лестницам - Маргарита безмолвно двигалась следом. Это был их крестный ход. Наконец, они остановились в тупике, на верхнем этаже, под самой крышей, у дверей заброшенной (так казалось) лаборантской. Между немытыми рамами спит муха, на подоконнике стоит баночка для окурков, а на стене листок бумаги: "Место для курения". Какой-то остяк приписал снизу: "обезьян". - Как ты? Откуда? Почему?
– он осыпал её вопросами, потом хлопнул себя по лбу: - Ах, да... защита! Ты сегодня защищаешься. Извини, я ошарашен и несколько отупел. Она согласна извинить, спрашивает, не сердится ли он на неё? В глазах - тревога. - За что?
– Он искренно не понимает.
– За тот экзамен по механике?
– Лицо просветляется.
– Ты совратила меня, чтобы получить экзамен, я это понял, но... Он говорит долго и жарко. Говорит, что много думал в эти месяцы: "И, кажется, понял, как отличить главное от второстепенного". Говорит, что многое в этой жизни - "из разряда важного" - просто не имеет значения. Экзамен, зашита, диплом - это исключительно важные вещи. - Но они не имеют никакого значения, - глаза его искрятся.
– Человеку нужен человек. Кровь мужчины разгорается от женщины. Эти полгода я жил тобою.
– Она смотрит на него, как на сумасшедшего. Он глупо смеётся, просит не удивляться: - Де-факто, ты стала моей женой. Это так. Я просыпался с твоим именем и засыпал, вспоминая наши встречи. Такая откровенность ошеломляет. Маргарита чувствует себя внутри торнадо: всё вокруг вертится, летит... и непонятно останешься ли в живых. Она что-то говорит в ответ. Рассказывает про себя, про комбинат, про лето - слова льются сами собой. Кажется, она скинула с себя неудобный парадный костюм и надела любимое платье. Мягкое и облегающее. Время летит незаметно. Каппель смотрит на часы и говорит, что уже пора. Экзамен давно начался и "коллеги станут нервничать и сочинять сплетни по поводу моей отлучки". Они опять идут за руку, но теперь это другое движение. Для него холера прошла, эпидемия отступила. Для неё тучи застили солнце, но дождя ещё нет. Душа в смятении. Она не может понять, что счастье - вот оно. Только руку протяни. Защита и весь последующий день - в тумане. Маргарита отвечает на вопросы, водит указкой по блок-схеме, горячо объясняет комиссии и ему, но... всё это происходит как-бы не с ней. Она руководит молодой женщиной с красивой причёской, а сама думает о другом. О его признании в любви. Таком странном и таком волнительном. . За стенкой веселье. Слышно, как стучат стаканы, Гершон произносит тост - голос хмельной и бесшабашный. "Неужели он тоже защитился?
– думает Марго.
– Колесо сансары таки провернулось". Она склоняет голову. В комнате непроглядная ночная тьма, она скорее чувствует, чем видит лоб и губы. Проводит по губам пальчиком - Каппель морщится и сопит. Что-то бурчит во сне. Марго кажется, вся Вселенная собралась в одной точке, в этой комнате, а она - Маргарита - напротив превратилась в миллиард звёзд и раскинулась до самых дальних галактик. . На следующий день Каппель познакомил её с мамой, Елизаветой Фёдоровна. Это была сухонькая старушка с тонкими аристократическими чертами лица. Что-то болезненное читалось в этих чертах. Познакомил с собакой: - Немецкий курцхаар, зовут его Иван. Услышав имя, пёс поднялся со своего места, подошел внимательно обнюхал хозяина, затем гостью. Вопросительно взглянул на Каппеля, тот кивнул. Пёс подал Маргарите лапу. - Он очень старый. Плохо видит, плохо слышит. Чай пили в столовой - одну из комнат квартиры переделали в столовую. - В прежние годы мы часто принимали гостей, - сказал Каппель.
– Отец много ездил по стране, а когда возвращался, устраивал посиделки. - Балы, - исправила Елизавета Фёдоровна.
– Он называл это балами. Сквозь высокие, почти до самого пола окна проникало много света. На подоконнике лежал снег, синица подошла к стеклу и заглянула в комнату любопытным глазом, она ожидала подачки. Маргарита улыбнулась. Через два дня она уехала. Каппель провожал. Было видно, что он хочет что-то сказать, но не решается. Или стесняется, или - что вернее всего - боится услышать ответ. В итоге, уже перед самой посадкой в поезд, он спросил: "Что теперь?" и Марго вспомнила, как однажды он уже задавал этот вопрос. Обещала звонить-писать. - Мы можем поболтать через "Скайп". Это удобно. - Но я не смогу тебя коснуться.
– Он поднял воротник, зябко кутался в пальто. С небес спускался снег, очень медленный и бесконечный.
– Ты мне нужна. - А ты мне. . Он несколько раз пытался приехать к Маргарите, но это оказалось крайне неудобно. Часто болела Елизавета Фёдоровна (у неё случались пароксизмы какого-то наследственного заболевания), приходилось хозяйство брать на себя, хлопотать над Иваном. - Он очень хорошо воспитан, - Каппель говорил о собаке, - и ничего не требует для себя. Старость для преданного пса унизительна. Он утратил способность служить. Стала приезжать Маргарита. Два раза в месяц на выходные, иногда чаще, если удавалось взять командировку или случались праздники. Первое время это забавляло. "В юности, - думала Марго, - на свидания бегают в кинотеатр. Жены декабристов ехали в Сибирь. У меня получается нечто среднее". Ей было интересно и легко. Своё положение они не обсуждали, и только вначале, примерно через два года после знакомства произошел короткий разговор. Маргарита уезжала после очередной "побывки", чемоданчик (формальный полупустой; все необходимые вещи были давно куплены, и висели в шкафу, в комнате - в их комнате) чемоданчик стоял в коридоре, рядом с лежанкой Ивана. Тихо играла музыка, в подсвечниках горели свечи, Елизавета Фёдоровна испекла пирог и, испросив прощения, ушла в "старческую" - так она называла свою комнату. Каппель задал свой фирменный вопрос, имея в виду, когда они поженятся? Марго ответила, что это невозможно: - У тебя кафедра, диссертация, студенты. - Ну и что? - У тебя дом, больная мама. - Это так, но... - У тебя, наконец, собака. Куда ты денешь Ивана? Оба притихли. Потом она сказала, что у неё комбинат, что через год-другой она станет главным инженером, и что она долго стремилась к этому. - Трудно прожить на оклад профессора?
– с намёком спросил он. Она обняла его вместо ответа. - Обстоятельства сильнее нас!
– заключил Каппель и тоже обнял Маргариту. Она беззвучно глотала слёзы, так чтобы он не заметил. У женщин сильно развита интуиция, вероятно, это шестое чувство подсказывало Маргарите, что ничего хорошего из этого не выйдет. Из всего этого: из встреч, из любви через города, из бесконечных расставаний. ...Трудно понять, что мы счастливы, пока мы находимся внутри своего счастья. . Они поссорились лишь однажды. Был канун нового года; зима стояла бешеная, с морозами и снегопадами. Каппель сказал, что грешно не пользоваться "дарами природы" и предложил поехать в Норвегию. - Отыщем Деда Мороза, покатаемся на лыжах. Она согласилась - так у них повелось, и, подтрунивая над Каппелем, сказала, что он будет комично смотреться на горе: "Профессорский диплом там не котируется!" - Я первоклассный лыжник!
– хвастливо уверил он. Ехали поездом. Где-то в Ленинградской области попали в метель. Окна моментально залепило снегом, в проводах свистал и выл ветер. - Я устала, - вдруг сказала Маргарита.
– Этот поезд пробивает себе дорогу грудью. Вокруг - сугробы. Давай поможем ему. - А как? - Сойдём... И они сошли на первой попавшейся станции. Попали в какой-то маленький, отставленный Богом городок, долго плутали, отыскивая гостиницу. Казалось, жители впервые узнали, что здесь есть гостиница и что к ним можно приехать вот так, безо всякого тяжкого повода, по маленькой женской прихоти. В номере было холодно, так, что пар шел изо рта. Дама за приёмной стойкой сказала, что "это пройдёт" и обещала потепление к утру. "На улице? Или в номере?" - переспросил Каппель и схлопотал презрительный взгляд в качестве ответа. Марго легла на кровать, не снимая вязаного свитера, Каппель смотрел в окно, вспоминал Пушкина: "В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. 'Ну, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!'" - У меня есть подруга, - сказала Маргарита, - Герта. Она недавно вышла замуж. - Тебя что удивляет?
– весело откликнулся он.
– Что замуж, или что подруга? - Не перебивай, дослушай до конца. Её муж работает на комбинате, во втором отделе.
– Каппель неопределённо пожал плечами.
– Они живут в одной квартире, спят в одной постели, вместе завтракают, едут на работу, на работе видятся по десять раз на дню... понимаешь?
– Каппель не понимал.
– Слишком плотный контакт. - Это плохо? - Наверное. Герта проговорилась, что они каждый день ругаются. Устают друг от друга. - Это спорно. В чём причина? Не подходят друг другу и потому ругаются, или ругаются из-за... - Знаешь, - перебила Маргарита, - я думаю это хорошо, что мы редко видимся. Мы оставляем друг другу самое лучшее, что в нас есть. Каппель промолчал, потом побледнел, лицо его остановилось, будто на него накинули маску. За вечер он не произнёс и пары слов, а утром вышел из комнаты лишь только рассвело. Вернулся к обеду, в одной руке держал бутылку шампанского, в другой большую банку ананасов. Сказал, что в этом городе не найти роз, а потому он заменил их ананасами. Ещё сказал, что отыскал дивную горку: - Местные называют её Химал, полагаю, это вольная транскрипция Гималаев. Для нас будет самое то. Они оделись, вышли из гостиницы. На улице, действительно, потеплело. Метель унялась, природа притихла, словно уработалась за ночь. Снег сверкал и искрился, как платье невесты. О вчерашнем разговоре не вспоминали. . Маргарита получила повышение. Большой оклад и новый просторный кабинет. Первым делом она заказала в точности такие портьеры, какие висят в их комнате в Н-ске. Через четыре года, она объявила Каппелю, что выходит замуж. - Мне нельзя дальше откладывать, - объяснила своё решение.
– Я не смогу родить. Когда родился ребёнок (девочка) Каппель стоял под окнами родильного дома. Он не решался войти, но каждый день приходил под окна (они выходили на бульвар) и ходил взад и вперёд. Здоровался с незнакомыми людьми, глупо улыбался, поднимал лицо и смотрел в небо. Странным образом ему казалось, что Юлька (девочку назвали Юлией) это его ребёнок. Он даже сказал об этом маме и Елизавета Фёдоровна поверила. Когда Марго вместе с дочкой впервые приехала в Н-ск, бабушка была на седьмом небе от счастья. Заявила, что теперь имеет "полное моральное право умереть". Каппель ответил, что это нелепо: - Это присуще только русским, желание умереть счастливыми. Счастливыми нужно жить. Он смотрел на своих женщин - на трёх своих девчонок - и думал, что это неправда. Не редкость встреч их связывает, и не ощущение тайны: "Да и тайны-то никакой нет. Всё на виду. Просто мы созданы друг для друга. Оказывается, так взаправду случается". Ему хотелось разобраться, глубже проникнуть "в суть проблемы", и тогда, может быть он сможет развязать гордиев узел: жениться на Маргарите, удочерить дочку, собрать семью в своей большой квартире, чтобы никогда больше не расставаться. Однако не каждую задачу можно решить силой разума. И тогда Каппель понял, что это их послушание: "Не нужно противиться судьбе, нужно принимать действительность такой, как она есть. Где-то на небесах произошла ошибка - они случаются даже в небесной канцелярии, - но она обязательно исправится. Нужно только подождать..."