Марципановое сердце

Горовая Ольга Вадимовна

Она заставила себя выпрямиться и улыбнулась тете, встревоженно наблюдающей за племянницей.

– Что такое? Тебе плохо? Перегрелась?
– наверное, в голосе тети звучало волнение. Во всяком случае в ее жестах, которыми тетя Света по привычке сопровождала каждое свое слово, явственно виделось беспокойство и напряжение.

– Нет, - Оля надеялась, что ответила достаточно громко. Потому что по ее ощущениям, сил не хватало даже для того, чтобы прошептать что-то.
– Просто устала...

Тетя

Света, похоже, немного расслабилась.

– Звонили с твоей работы, - тетя продолжала дублировать свои слова, наблюдая за тем, как Оля сняла босоножки и повесила потрепанную сумку на крючок.

Она застонала. Нет, у нее совершенно не осталось сил. И если этот деспот-администратор хочет вновь ее чем-то нагрузить...

– Не бойся, - тетя даже улыбнулась, видно догадавшись о мыслях племянницы.
– Они сказали, что девочка, которая болела — выздоровела, так что у тебя — заслуженный выходной до самой пятницы.

– О-о-о, - вся ее радость и облегчение выразились одним протяжным звуком-вздохом.

Оля расплылась в улыбке, уже предвкушая, как сейчас уснет, минимум до завтрашнего утра.

Тетя Света рассмеялась такой радости.

– Да, они совсем тебя замучили, - заметила она, похлопав племянницу по спине.
– Ты бы напомнила им о правах наемных работников, а то так можно и сгореть на работе.

Оля только криво улыбнулась.

Какие права? Она же была «тенью» на этой работе. Одно недовольное слово - и ее благополучно выпроводят, заменив такой же девушкой, отчаянно нуждающейся в деньгах. Иногда ей казалось, что тетя забыла, в какое время они живут.

Но она слишком любила тетю Свету, чтобы что-то пытаться объяснить. Та была ее единственной живой родней. Или, во всяком случае, единственной, о ком Оля знала.

Мать оставила ее на попечение старшей сестры когда Оле исполнилось не больше пяти лет, и девочка тяжело заболела. Молодая провинциальная певица, пытающаяся найти свой путь к славе и успеху не имела времени на уход за больной дочерью.

Больше ни Оля, ни тетя Света ту не видели. И, несмотря на все последующие попытки тети разыскать младшую сестру, они ничего не знали о судьбе матери с тех самых пор. Она ни разу не звонила и не писала им. Очевидно, ее мало интересовали оставленные позади сестра и дочь, и уж похоже, мать совершенно не взволновало бы, узнай она, что дочь потеряла слух после той простуды.

В этот момент, отвлекая ее от вялотекущих мыслей, замигала зеленая лампочка под потолком. Кто-то звонил в дверь. И Оля была почти уверена, что знает, кто именно сейчас терзает их звонок.

– Если это Колька — я сплю, и не хочу с ним говорить, - быстро проговорила она тете и поспешно направилась в свою комнату, уже не оборачиваясь. Если тетя и хотела что-то спросить — Оля не оставила ей шанса.

Плотно прикрыв дверь

своей комнаты, она потянулась, мечтательно посматривая на кровать, и принялась медленно расплетать косу. Хотелось с головой забраться в прохладную ванную, но пока тетя будет выпроваживать Колю — о таком не было смысла даже мечтать. Однако и укладываться спать потной и пропыленной после жары и работы — не хотелось.

Потому, перекинув волосы за спину, так, чтобы свободные пряди скользили по плечам, Оля подошла к старому стулу и присела, упершись локтем в крышку стола, за которым всегда выполняла уроки, еще когда училась в школе.

Лакированная поверхность казалась такой прохладной. Поддавшись искусу, Оля улеглась на ту щекой, пытаясь хоть немного избавиться от жары. А потом осторожно потянулась пальцами к ящику, расположенному справа.

Выдвинув тот, она посмотрела на свои нехитрые «богатства»: задвинутая глубоко в стол, там стояла старая жестяная банка из-под индийского кофе. Туда Оля откладывала треть всех заработанных денег. Не особо много, все, что оставалось после того, как они с тетей оплачивали счета и жили в течении месяца в складчину. Такими темпами необходимая сумма наберется лет через десять, наверное, но что делать-то, единым воздухом сыт не будешь, да и одежда имела неприятное свойство изнашиваться.

Вздохнув, Оля вытянула из кармана сарафана несколько крупных купюр. Она очень надеялась, что в этом месяце ей удастся не влезть в отложенные деньги. Спрятав часть аванса в банку, Оля посмотрела на достаточно крупное пластиковое приспособление, занимавшее одну треть ее ладони. Старых слуховой аппарат. Еще советский, которым ее снабдило когда-то государство согласно программе по поддержке граждан, страдающих нарушением слуха. Когда-то он казался Оле ужасно неудобным и громоздким, правда и тогда она готова была мириться с подобным дискомфортом, лишь бы снова хоть немного слышать, вспомнить, как звучит музыка, которую Оля так сильно любила. И сейчас она что угодно отдала бы, чтобы тот вновь заработал.

Но аппарат давно пришел в негодность. А ее место в очереди на новый было еще более недостижимым, нежели собственная попытка насобирать деньги, чтобы купить современный аппарат самостоятельно. Да и неизвестно было — поможет ли ей и новый. Глухота могла и прогрессировать. Возможно ее слуховой нерв уже полностью отмер...

Прижав глаза пальцами, она попыталась прогнать накатывающую усталость и чувство безнадежности.

Сначала душ. Потом сон. Все надо делать по плану. Тогда некогда будет волноваться и грустить.

Чтобы отвлечься, она потянулась к другому своему «сокровищу» - маленькой белой конфете в форме сердечка, завернутой в целлофановый пакетик. От первоначального объема осталось не больше третьей части. Она старалась удержаться, чтобы растянуть ту на дольше. Но все равно, поддавалась соблазну и каждый день отламывала хоть малюсенький кусочек.

Надолго этой сладости не хватит, а так хотелось чтобы конфета не заканчивалась. Сама она никогда не позволит себе купить подобное угощение.