Марина Цветаева: беззаконная комета
Шрифт:
Ася и Марина с Владимиром Кобылянским
Фрейбург
В пансионе сестер Лаказ Марина пишет стихи по-французски. В одном из писем лета 1903 года Иван Владимирович сообщает А. А. Иловайской: «За Марусю даже страшно: говорит, как взрослый француз,
После швейцарского немецкий пансион во Фрейбурге показался почти тюрьмой. Девочки надолго запомнят и обязательный, очень полезный и смертельно им надоевший ревеневый кисель, и свою заброшенность в строгом обездушенном распорядке пансионной жизни. Но главным событием внутренней жизни Марины стало здесь переживание тяжелейшего известия, о котором она узнала из письма отца. Она расскажет об этом позже в «Доме у Старого Пимена». Сестры узнали о том, что в России чахотка унесла юные жизни Нади и Сережи Иловайских. И Марина, и Ася любили их с необычайной нежностью.
Силу потрясения, пережитого Мариной, невозможно было бы вообразить, если бы она сама потом его не описала. Страстное желание овладело ею тогда: увидеть Надю! Увидеть хотя бы раз! В последний раз!
Девочка свято верила, что умершие «являются» иногда тем, кто их зовет и любит. И вот задыхающаяся от горя Маруся разыскивает Надю во всех закоулках пансиона, тщетно ждет ее в темной музыкальной комнате, видит во сне; наконец начинает мечтать о собственной смерти – ради встречи в ином мире. «Умереть, чтобы увидеть Надю!» – так это называлось… Ибо острота горя разрывает ей сердце. Впрочем, и Мария Александровна верила в «явления» умерших, и Райнер Мария Рильке признавался в сходных переживаниях…
Ни одно впечатление не проходит для Марины бесследно.
Надя Иловайская
В Россию семья возвращается только в 1905 году; врачи советуют Марии Александровне не ехать сразу на север – сначала пожить в Крыму. И вот в Ялте, где мать с дочерьми проводит несколько месяцев, еще одно потрясение настигает Марину – расстрел мятежного лейтенанта Шмидта.
Она и теперь сочувствует революционерам, потихоньку от матери бегает на революционные сходки ялтинской молодежи. Что знала она о лейтенанте, кроме того, что он – герой? Почти ничего. Но и этого достаточно! Культ благородного героя пройдет через всю ее жизнь.
В горе Марина замолкает, окаменевает и много дней подряд избегает решительно всех.
Мария Александровна умерла в 1906 году, едва успев доехать до любимой Тарусы.
Глава 2
Понтик
В ближайшие месяцы после смерти матери своенравие четырнадцатилетней Марины выходит из берегов. С энергией и упорством она начинает выстраивать собственную жизнь без оглядки на чьи бы то ни было авторитеты. Словно пар из-под плотно закрытой крышки, вырывается вдруг фонтан подавленной воли; он выплескивается буйным потоком, с водоворотами и мусором молодого эгоизма, вольного и своенравного «я так хочу!». Мать справлялась с такими порывами простым поднятием брови – теперь Марине никто не указ.
Бедный Иван Владимирович! Здоровье его пошатнулось за последние годы, а после смерти Марии Александровны он слег и долго болел. Он и раньше не вмешивался в воспитание детей, целиком передоверив это жене, – теперь, убитый горем, он совершенно беспомощен перед своеволием своих младших.
С ним заодно ниспровергнут и авторитет домашнего уклада. В доме появилась немка-экономка Елизавета Карловна; она старательна и хозяйственна, порядок налажен, но девочкам нелегко привыкнуть к переменам, которые появились, и они бунтуют. На помощь отец призывает из Ялты знакомую учительницу Бахтурову, «Мартысю», о которой еще недавно сестры вспоминали с восторгом и тоской. Но когда та приезжает, выясняется, что прежняя близость куда-то исчезла. Контакт пропал, и бедная горбунья спустя несколько месяцев вынуждена уехать восвояси.
В ближайшие четыре года Марина сменяет три гимназии.
В каждой она держится особняком, не сливаясь с классом. Соклассницы запомнили ее независимой, резкой, эксцентричной, насмешливой. Но близкие подруги – они все же появлялись – отметят совсем иные черты: незащищенность, ласковость, доверчивость. Марина вся состоит из таких крайностей: безудержность бурного оживления и нелюдимая закаменелость; то резкость – то нежность…
На уроках ее можно и не заметить: сидит себе тихо на последней парте, читает или что-то пишет. Другое – на перемене. Тут иногда она ошеломляет гимназисток: вдруг появляется около какой-нибудь группки беседующих и приводит всех в замешательство странным вопросом, неожиданной репликой или цитатой.
Гимназия фон Дервиз в Москве
Гимназия Алферовой в Москве
Реакции ее непредсказуемы, но сама их внезапность органична. Много лет спустя Цветаева признается, что мать Волошина, например, мила ей более всего тем, что по-немецки зовется das Einfall и что сама Марина переводит как своенравную игру жизненных сил. Но это – и ее собственное врожденное свойство! Другим оно кажется нарочитым, на самом деле его исток – природа…
Коса, с которой она приехала из Италии, отрезана, теперь у Марины мальчишеская стрижка с челкой. Жесты тоже мальчишеские, странно-угловатые. Но походка легкая, неслышная, летящая. И прелестный жемчужно-розовый цвет лица.
Свободу и независимость от принятых правил и мнений она проявляет когда и как вздумается. В седьмом классе однажды она появилась с волосами, выкрашенными в соломенный цвет, и с голубой ленточкой в прическе. Соученицы поначитаннее решили, что это в честь «Золота в лазури» – только что вышедшего сборника стихов Андрея Белого. Пройдет время, и Марина сделает шаг еще более решительный: обреет голову и наденет черный чепец.
Она никогда не интересуется тем, «что задано», но с гимназической программой, в общем, справляется. Правда, ей ненавистны точные науки, сложны ее отношения с математикой и физикой, а химия интересна лишь постольку, поскольку в опытах смеси получают иногда красивый цвет.
Классные дамы избегают делать ей замечания, а учителя не слишком часто вызывают отвечать урок. Это мудро: спокойнее игнорировать ученицу, способную ответить дерзостью. Но когда однажды учитель истории задает ей какой-то конкретный вопрос о Французской революции, Марина встает и отвечает – пространно и без запинки, с постепенно возрастающим увлечением, совсем не по учебнику и не так, как излагал тему на уроках сам учитель. Она рассказывает подробно и конкретно – имена, события, эпизоды… В полной тишине ее завороженно слушает весь класс, а вместе с ним историк-учитель. И только звонок на перемену оборвет блестящий монолог.