МАРИНА ЗУДИНА: «ТАБАКОВ ОСТАВАЛСЯ В ДУШЕ МАЛЬЧИШКОЙ»
Шрифт:
Безответная любовь – это невротическая зависимость, как в личных отношениях, так и в профессиональных. Если меня не любят где-то, то и мне становится неинтересно.
–Марина, семнадцатого августа Табакову исполнилось бы восемьдесят пять. Олег Павлович любил свой праздник? – Да, очень! И его дни рожд ения были для меня значимее собственных. В августе мы устраивали застолье в МХТ, на которое приходили те из друзей, кто хотел и мог. Летом ведь многие в разъездах. Однажды мы семьей прилетели из Швейцарии буквально на пару дней, чтобы отпраздновать юбилей, и улетели обратно. На восьмидесятилетие Олега Павловича многие актеры прервали отпуска, вернулись в Москву, чтобы провести этот день рядом с Табаковым. Такое дорогого стоит, верно? Не срежиссировать, не сыграть – теплые искренние отношения возможны лишь по любви. Мы ни разу не отмечали день рождения Олега Павловича вчетвером, дома. Только в компании. Ему было важно, чтобы вкусно, весело, шумно. Когда он преподавал в Бостоне, мы приглашали
В вечерах, посвященных дню рождения Табакова, стремились участвовать все члены труппы, а попасть на них мечтала вся театральная Москва. – Вас занимали как артистку? – Иногда да, занимали. И Павла, и Машеньку. Я была в роли жены, а дети – в роли детей юбиляра. Коллеги прекрасно знали, что значила для Олега Павловича семья. С какой любовью он к нам относился… – Вам легко было обрадовать мужа или приходилось долго и тщательно выбирать подарок? – Как-то, в Америке, я долго ломала голову над тем, что подарить. Это непросто, когда у человека вроде бы все есть. И ничего не придумав, предложила: – Хочешь, расходы за праздничный ужин я возьму на себя и это станет моим подарком? На что он сказал: – Нет, я сам оплачу! Лучше подарок! Это так трогательно! Табаков оставался в душе маль чишкой, ребенком. Порадовать его было легко. В свои дни рождения он брал блокнотик и… записывал тех, кто позвонил. При этом дозвониться до него было трудно, от беспрерывных звонков телефонная трубка закипала, столько людей спешили его поздравить, сказать теплые слова. Чтобы вы правильно поняли, Олег Павлович записывал имена не для того, чтобы сказать: «А вот этот не позвонил!» Наоборот! Чтобы растянуть радость, еще больше порадоваться тому, что и этот человек, и другой, и сотый, и двухсотый потратил время на звонок и сказал добрые слова. Те, кто не дозванивался, писали или звонили мне. – Вы уже установили памятник на Новодевичьем или пандемия не позволила? – Планировала к августу, но не успею. Такой непростой 2020 год… К тому же оказалось, что я осталась одна, без тех помощников, которые всегда окружали Олега Павловича. Была бы команда единомышленников, все двигалось бы быстрее. Вообще многое хочется успеть к юбилею. Делают фильмы о Табакове, переиздают его книгу, но жизнь вносит коррективы. И опыт последних месяцев показал, что не стоит далеко загадывать. Что касается памятника, то объясню, почему до сих пор его нет. В первый год невозможно заниматься этим вопросом, ведь не пережита сама утрата. Затем не было идеи. В деревянном кресте больше смысла, тепла, достоинства и даже жизни, как это ни странно звучит, чем во многих надгробиях. Настоящее и простое – вот что скрыто для меня в деревянном кресте, который временно установлен на могиле Олега Павловича. Там всегда много живых цветов, свеч, даже почему-то игрушек. Видно, что приходит очень много людей. Наконец появилась идея памятника и даже создан эскиз. Отдельное спасибо за него художнику Николаю Симонову. А также скульптору Андрею Наличу за профессиональные советы. Николай полгода ходил на кладбище, обдумывал концепцию. Трудность была в том, что мы не представляли, как изобразить жизнерадостного, энергичного, молодого душой человека, каким был Олег Павлович. Легкий, элегантный, яркий – как передать это в памятнике? Со словом «кладбище» эти эпитеты совершенно несов местимы. Рассматривали разные варианты и в результате пришли к современному реше нию. Все, с кем я обсуждала идею, говорили одно: это не должно быть стандартно и не надо никаких изваяний. Поэтому это нечто другое. В свое время художник Александр Боровский при учас тии Евгения Миронова разработал замечательную скульп турную композицию. В Саратове в сквере, который сейчас носит имя Олега Павловича, напротив Дворца творчества детей и молодежи, шагает юноша из кинофильма «Шумный день». Это Табаков в роли Олега Савина. Мне эта скульптура очень нравится, и даже мелькнула мысль: может быть, повторить? Будто человек уходит с кладбища – и остается жить. Олегу Павловичу это, думаю, понравилось бы. Но не многие оценили бы и поняли смысл «послания», посчитали бы некорректным. Когда эскиз был готов, я показала его Авангарду Николаевичу Леонтьеву, Жене Миронову и другим коллегам Табакова – все одобрили. – Вы не упомянули детей. Они принимали участие в обсужд ении памятника отцу? – Первым, кому я отправила эскиз, был Павел. Потом показала Марии. Им очень понравилась метафоричность языка камня и стекла. – Насколько Маша и Павел повзрослели за это время? Современных мальчиков и девочек отличает инфантилизм, многие и в тридцать еще «дети». – Это верно! Новое поколение продвинутое в плане технологий. А вот ответственности иногда недостает. За всех, конечно, нельзя говорить и причесывать под одну гребенку. Люди разные. Не так давно на премьере нового сезона «Содержанок» ко мне подошла молодая женщина, знакомая Павла. Она была вместе с его друзьями. И сказала: «Марина, хочу вам сказать, что Паша очень сильно изменился. Повзрослел за последний год. Стал настоящим… И я очень этому рада». Мне были приятны эти слова. Сама кардинальных изменений не замечала, слишком часто общаемся, но со стороны виднее. Знаете, и Павел, и Ма рия особых проблем никогда не доставляли. Маша – нежная, деликатная, терпеливая. Мы с ней всегда и обо всем договариваемся, поэтому ни споров, ни пререканий не бывает. За все четырнадцать лет ее жизни я всего раза три повысила голос, раздражившись на несобранность. Три раза – это по чти ничего. Пока подросткового кризиса не случилось, может быть и обойдется. Вот у сына он был, причем ранний, лет в одиннадцатьдвенадцать. Как-то взял у папы деньги, не знаю, что наговорил, как объяснил, зачем ему понадобились. И арендовал студию в нашем же доме на последнем этаже, чтобы устроить одной девочке праздник. Тогда как раз дочь родилась и я настолько уставала, что многое не замечала и пропускала. Вообще, все сложности подросткового возраста Павла были связаны с влюбленностями. Он что-то бесконечно придумывал, сбегал с уроков. – Чего вам хотелось бы, чтобы присутствовало в детях? Какие качества? – Если говорить о сыне, то это «сказал и сделал» – без напоминаний и откладывания на потом. Прекрасное мужское качество. Что касается дочери… В ней сильно развито женское начало. Мария – не пацанка, хотя в детстве ее постоянно принимали за мальчика из-за подвижности, азартности. Мне нравится, что хотя разные девчачьи радости ей не чужды – накрасить ногти, посидеть у зеркала, – дочь совершенно лишена жеманства. Не «воображала», как говорили в моем детстве о капризных девочках, которые много из себя строят и себе на уме. – Павел давно не живет с вами, вам не одиноко? – Во-первых, со мной дочка, мы практически неразлучны. Во-вторых, когда я люблю, то не эгоистична. Как-то договорились с сыном, что заедет ко мне, но он не смог: – Мариш, извини! Я поразилась. – Зачем ты извиняешься? Ну не получилось – ничего страшного. Главное, чтобы тебе было хорошо. Павлуш, не переживай, это не проблема, – успокоила сына. Вот когда мы с ним договариваемся о каких-то принципиальных вещах, когда требуется помощь, – это одно. А просто повидаться, в радость – совсем другое. Все, что со знаком плюс для моих детей, то для меня самой прекрасно. Поэтому, кстати, никогда не ревновала их к няням. Был период, когда Маша не давала мне себя потискать, а так хотелось… Ей тогда было года два. Вырывалась. Вот няня – пожалуйста. Причем это не та история, когда мама постоянно отсутствует и ребенок обиделся. Нет. Мы проводили много времени вместе. И я радовалась тому, что с няней у них такие теплые отношения. – А к девушкам сына как относитесь? – Смею вас уверить, никакой ревности. Даже если я не в восторге, никогда ему об этом не скажу. Пусть сам сделает ошибки, проживет свой опыт. Знаю примеры, когда мамы пытаются что-то объяснить своим взрослым сыновьям. А в ответ глухая стена. Мои родители никогда не лезли в мою личную жизнь, за что я всегда им благодарна. – Между вашими детьми большая разница в возрасте. Их можно назвать по-настоящему близкими людьми? – Между ними одиннадцать лет – это прилично. Сын как-то сказал в интервью, что был счастлив, когда родилась сестра, потому что внимание родителей моментально переключилось. Марии было четыре, когда ее брат поступил в театральный колледж, переселился в общежитие. Не скажу, что ему было тогда интересно беседовать с ребенком или что у пятилетней девочки и шестнадцатилетнего юноши могли быть общие интересы. Но ведь это и необязательно. Хорошие отношения – это не когда рот не закрывается и люди наговориться не могут. Мы и с Олегом Павловичем не разговаривали с утра до вечера. Сейчас Маше четырнадцать, Паше двадцать пять. Разница постепенно стирается. «Если хочешь посоветоваться насчет мальчиков, звони Павлику, – говорю дочери. – Можешь меня не посвящать в тему, если не хочешь. Брат всегда даст самый лучший совет». Вижу, что они друг без друга скучают. Когда Павел приходит, Машка его заводит, задирает, смешит. Они относятся друг к другу нежно. Между ними есть связь, и достаточно крепкая. Иногда застаю иде альную картину: сидят рядышком на диване, сериал какой-нибудь смотрят. – Интерес к театру у девочки уже есть? – Раньше был, она выступала и в школьных постановках, и на юбилеях своего отца. Но после его ухода даже не смотрела в сторону театра. Но, кажется, что постепенно интерес возвращается. Если захочет попробовать свои силы – пожалуйста. Я никуда ее не направляю, пусть сама выбирает собственный путь. Марии всего четырнадцать . Думаю, пока рано говорить на эту тему. Хотя наедине мы обсуждаем некоторые вещи. Когда сын пришел в нашу профессию, рядом был Олег Павлович, гениальный педагог. Он мог подсказать, заметить важное. «Каждый артист должен встретить своего Табакова», – сказал кто-то. Так и есть. Потому что никто лучше него не видел талант в юных ребятах, никто не мог бы дать старт мощнее, чем это делал Олег Павлович. Сейчас, когда его нет рядом и я не понимаю, что ждет два его театра в будущем, немного растеряна. Я начала сниматься в замшелые советские времена, когда интерес к кино был невероятный. В любом кинотеатре стояла очередь за билета ми. Буквально почти каждый фильм окупался. А сейчас это исключение. Поэтому не скажу с уверенностью, что мечтаю видеть дочь в актерской профессии. Но выбор за ней. Всегда есть возможность получить два высших образования. Театры также претерпели колоссальные перемены, прежними они не будут точно. Полюблю ли я изменившиеся МХТ и «Табакерку»? Не знаю. Я играю всего один спектакль в «Табакерке» и буду ли там работать дальше, тоже пока не знаю. В Московском Художественном театре я остаюсь приглашенной актрисой. Но как заявил художественный руководитель, приглашенные ему не нужны… Пока доигрываем свои спектакли. Отношусь философски к этому вопросу. И обсуждаю эти темы с Марией. Говорю о том, что безответная любовь – это невротическая зависимость, как в личных отношениях, так и в профессиональных. Если меня не любят где-то, то и мне становится неинтересно. С уходом Олега Павловича моя любовь к театру сильно изменилась. Сказать, что я не могу жить без театра, без сцены, – наверное, нет. Другое дело, что я человек азартный и мне всегда интересно принимать участие в чем-то выдающемся. Всегда было важно ощущение того, что мы делаем об щее дело. Меня радовал успех нашей большой театральной семьи, где талантливы все – и актеры, и режиссеры. Где одна задача на всех. Увлекает – участвую, нет – занимаюсь другими проектами. – Какими? – Что касается театра, то были предложения не в МХТ и не в «Табакерке». Но сначала я отказалась, поскольку не могла представить поход «на сторону», настолько была эмоцио нально привязана к этим театрам. Но прошло время, и я поняла: хочу работать с теми, кто заинтересован во мне. – Павел не работает больше в театре (он ушел из «Табакерки» по собственному желанию, вскоре после назначения на пост худрука Владимира Машкова. – Прим. ред. ). Вас это расстраивает? – Рада, что театр снова входит в его жизнь. Сын репетирует одну интересную пьесу. Начали онлайн, пока были на самоизоляции. На периоде разбора это допустимо, но это не МХТ и не «Табакерка».
Конец ознакомительного фрагмента.