Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Ну, Ростиша, прощай, что ли? — обратилась Мария к младшему брату, присела, обняв руками за щёки. — Не забудешь меня?
— Тебя забудешь, пожалуй! — неожиданно важно ответил Ростислав, и все опять засмеялись.
— Не забывай нас, Мария, — сестра уже стояла рядом, глядя на Марию своими чудными глазами, на сей раз распахнутыми во всю ширь. — Не забудешь?
Сердце Марии дало сбой, защемило — до того вдруг стало жалко сестру. Мария внезапно завозила руками по шее, вытянула за цепочку небольшой серебряный нательный
— Давай поменяемся, Филя?
Феодулия улыбнулась, тоже сняла нательный крест, сама надела на сестру, поцеловала.
— Будь счастлива, Мариша.
Мария повернулась, села в возок, и князь Василько тут же укутал её в меховую полость, ободряюще улыбнувшись.
— Трогай! — махнул рукой.
Сани резво взяли с места, затопотали копыта сопровождающей конной стражи, и спустя миг всё осталось позади — родной терем, отец и мать, сестра и младший братишка, Ростислав, ковыряющий в носу.
Небо было похоже на небелёный холст — серое, мутное, то и дело сыплющее горстями мелкий, колючий снег. И дорога, прорубленная в лесу, была похожа на небелёный холст, и где-то впереди эти холстины смыкались намертво. Сосны и ели по сторонам стояли нахохленные, заснеженные, время от времени роняя скопившиеся снежные шапки, падающие на землю с глухим стуком.
— Э-эй, подтянись! — донеслось откуда-то сзади.
Княжеский поезд находился уже где-то вблизи границы владений Ростовских. Копыта глухо топотали по снегу, сани то и дело мотало и подбрасывало — дорога здесь была уже сильно разъезжена, местами до ледяной твёрдости. Большой, видать, город Ростов, раз так много народу тут ездит…
Сани в очередной раз рыскнули в разбитой колее, и Мария, укутанная в меха чуть не до глаз, судорожно схватилась за своего мужа. Князь Василько улыбнулся ей, и сразу стало теплее.
— Замёрзла?
— Нет, что ты! — улыбнулась в ответ Мария — Тепло мне.
— Потерпи, Мариша. Сегодня уж в земле Ростовской будем, а завтра в самом Ростове. Отдохнёшь, отоспишься…
Мария вздохнула, прижалась к мужу сильнее.
— Завтра… Уже завтра… А моя бы воля — так бы вот ехала и ехала… Ночевали бы в лесу где-нито…
— Вот те раз! — рассмеялся Василько — Нешто мы разбойники лесные?
— Боязно мне, Василько, — призналась вдруг Мария. — Никого-то кроме тебя у меня в Ростове нету… А ну как невзлюбят меня?
Князь Василько только улыбнулся — настолько дикой показалась ему мысль.
— Невозможно сие, Мария. Не любить тебя никак невозможно.
Дым медленно клубился под застрехой, выползая наружу, но ветер снаружи противился этому, то и дело вталкивая дым назад, и от этого чуть першило в горле.
Двор, в котором они остановились, принадлежал местному тиуну [управителю. Прим. авт.] князя Василька, потому как это уже были его владения. В большой, продымлённой крестовой избе нашлось место всем людям князя, так что в конюшне с лошадьми нынче никто не ночевал — да и мороз завернул к ночи. В печи пылали могучие сосновые поленья, распространяя жар и терпкий запах смолы. Печь, кстати, была примечательная. Громадная, со стороной чуть не в полторы косых сажени, сложенная из дикого синеватого гранита, она стояла точно посреди избы, выходя в каждую комнату отдельной гранью. В сводчатый зев этой печи, наверное, мог бы пролезть бык, а по сторонам зева были устроены кованые железные ставни, с мелкой узорчатой просечкой.
Молодожёнам отвели ту часть избы, в которую выходил зев печи, чтобы можно было любоваться на огонь. Из соседних помещений доносились голоса княжьих кметей-охранников — над клетью избы, сложенной из толстых брёвен, было общее свободное пространство, сейчас заполненное дымом, озаряемым мерцающим светом лучин в смежных комнатах.
— В добром ли здравии господин наш князь, и молодая княгиня? — донёсся голос из-за двери. — И примет ли нынче верных слуг своих?
— А, Елферий! Заходи, чего стоишь за дверью? — подал голос князь Василько.
Склоняясь в низкой двери, в горницу степенно вошли трое: один пожилой уже боярин, с окладистой русой бородой, двое помоложе, и густые бороды аккуратно подстрижены.
— Здрав будь, Василько Константинович! И тебе, матушка княгиня, доброго здоровья!
Неожиданно для себя Мария фыркнула, давясь смехом — до того смешным показалось обращение. «Матушка», надо же…
— А чего не так? — спросил, улыбаясь, старший боярин. — Князь Василько отец нам всем, несмотря на малолетство, а ты жена ему — стало быть, матушка…
— Вот, Мариша, познакомься. Это вот воевода Елферий Годинович, а это бояре мои ближние, Воислав Добрынич да Дмитрий Иванович. Сподвижники мои во всяком деле, руки мои, а когда и головы.
— Здравствуйте, господа честные! — поклонилась Мария, блестя глазами. Вот они, эти люди, сподвижники её Василька. Те, с кем придётся ей жить бок обок, видеться каждый день… Как-то оно будет? Вроде незлые они, на вид…
— Мы как услыхали, что поезд твой в Ростовскую землю вошёл, так и наладились навстречу, не утерпели.
— Ростов город бесхозно бросили, да? — пошутил князь Василько.
— Ништо, за одну-то ночь не растащат, — в тон ему отозвался Воислав Добрынич — Завтра уж дома будешь, матушка княгиня. — обратился он уже к Марии.
Боярин улыбался открыто, дружелюбно, и Мария улыбнулась ему в ответ.
— Просто Марией зовите меня.
— Ну разве что иногда, наедине, — ещё шире улыбнулся боярин. — А так ты беспременно наша матушка княгиня, и никак иначе.
И все дружно, весело засмеялись, так, что у Марии отлегло от сердца. Всё будет хорошо.