Мария, тайная жена
Шрифт:
— Сказал ли господин де Туаси что-нибудь по поводу отмены пошлин на сахар и на двадцать фунтов табака? Рассматривал ли он возможность снижения налогов и думал ли о том, чтобы облегчить участь плантаторов, разоренных монополией господина Трезеля? Или, быть может, он собирается еще больше увеличить бремя различных поборов? Другими словами, если господин де Туаси хочет, чтобы мы пожертвовали своими жизнями ради утверждения его в должности, то сделает ли он что-нибудь, чтобы облегчить участь тех, кто останется в живых?
Лицо Лефора побагровело от ярости, и было ясно, что долго сдерживать себя он не сможет. Он был не колонистом, а солдатом, который живет одним днем. Мысль о войне скорее радовала его, чем тревожила. Кроме того, он не мог равнодушно смотреть, как слова де Бофора раздражают генерала.
— Черт возьми, сударь, — взорвался Лефор. — Вы хоть соображаете, о чем толкуете? Собираетесь ставить мышеловки в доме, который горит? Вас интересует только ваш собственный клочок земли и вам наплевать, кто правит на острове — французы или англичане.
— Это неприкрытое оскорбление, сударь, — вскричал де Бофор.
— Вне всякого сомнения, если вы, конечно, не достаточно трусливы, чтобы постараться истолковать мои слова иначе.
Бофор ухватился за эфес своей шпаги, но тут патер Шарль Ампто, который стоял рядом, не вмешиваясь в словесную перепалку, положил ладонь ему на руку.
— Сын мой, — проговорил он, — по крайней мере вы должны проявить уважение к дому, в котором находитесь в качестве гостя.
Теперь уже и генерал пришел на помощь священнику.
— Я уверен, — сказал он примирительным тоном, — что господин де Бофор так же сожалеет об инциденте, как и Лефор… Они, я надеюсь, забудут о ссоре, если я напомню, что в первую очередь мы должны хранить верность малолетнему королю. Нам не известно, что происходит во Франции, но каждую неделю к нам приплывают корабли, а это свидетельствует о том, что нас не забывают и что сам кардинал заботится о нас. Если бы не эта забота, откуда бы нам взять продовольствие? Ведь остров не в состоянии обеспечить все население продуктами питания. Монсеньор де Туаси, я уверен, не обманет ваше доверие, которое вы ему окажете.
Бофор послушно снял руку с эфеса шпаги, коротко, с презрительной усмешкой взглянул на Лефора и, повернувшись к генералу, заметил:
— Если бы только Господь внял вашим словам. И вы, сударь, должны простить мою запальчивость, поскольку была задета моя честь.
В данный момент генерал дю Парке хотел только одного: поскорее предать забвению неприятный инцидент. Отбросив всякую мысль о выпивке, он любезно беседовал с несколькими друзьями, когда к нему с обворожительной улыбкой приблизилась Мария. На ее лице дю Парке сумел прочитать обещание всех земных радостей.
— Пойдемте, генерал, — пригласила она. — Ваш завтрак на столе.
Произнося слова благодарности, дю Парке, как бы лаская ее взглядом, уже приготовился последовать за ней, но тут его плеча слегка коснулся патер Шарль Ампто, постоянный советник генерала, неизменно оправдывавший оказываемое ему доверие.
— Я должен поблагодарить вас за своевременное вмешательство, святой отец, — сказал дю Парке. — А то я уже думал, что два негодяя перережут друг другу глотки. По-моему, оба мошенника стоят один другого, хотя Лефор, безусловно, заметно исправился, если вспомнить, каким он был раньше!
— Фактически, — ответил священник, — никто не знает, откуда взялся этот самый Бофор, и он связан с довольно дурной компанией.
— Бофор настоящий авантюрист. Именно такие люди, как он, сеют смуту на Мартинике!
— Вы правы, генерал, — согласился иезуит. — Люди, подобные Бофору, опасны. А потому те, кто управляет островом, должны постоянно лично подавать достойный пример.
Резко повернувшись, дю Парке пристально взглянул на священника.
— Прошу прощения, — проговорил он отрывисто. — Что конкретно вы имеете в виду?
— Не подумайте, сын мой, — сказал патер Ампто, — что я пришел в этот дом только для того, чтобы насладиться вашим пуншем, французским вином и тортом… — При этих словах старый хитрец улыбнулся. — Вовсе нет, сын мой. В действительности мне необходимо довести до вашего сведения важное послание. Я не стану утверждать, что у меня на этот счет есть официальное поручение, но мы, иезуиты, говорили между собой о вас, генерал, и мадам де Сент-Андре…
— В чем дело? — спросил дю Парке резко.
— То, что я скажу, возможно, будет вам неприятно, сын мой, но вы не должны забывать, что я несу ответственность перед самим Господом и королем за добродетельность моей паствы.
— Я был бы очень рад, святой отец, если бы вы перешли к сути дела, — заметил дю Парке.
— Мне не легко подобрать нужные слова, генерал. Говоря об изменениях в характере Лефора, вы сослались на прежние времена, и в этой связи мне хотелось бы напомнить вам о том, как хорошо мы понимали друг друга, когда рассуждали о дурном влиянии, которое оказывали отдельные колонисты и их жены, вступавшие в интимные отношения со своими чернокожими невольниками.
— Разумеется. Уж не предполагаете ли вы, что я теперь одобряю их поступки?
— Нет, сын мой, — ответил священник твердо, — однако своим личным поведением вы потворствуете подобному образу действий. Это мое мнение, но так же считает и настоятель нашего монастыря, патер Бонин. Мне хотелось бы потолковать с вами более откровенно на эту тему, но не здесь, среди этой толпы, где нас могут подслушать.
— Пройдемте в мой кабинет. Там нам никто не помешает.
В кабинете дю Парке предложил священнику кресло, плотно притворил дверь и уселся за письменный стол.