Мария Ульянова
Шрифт:
Грустно было расставаться с привычным жизненным укладом, и лишь меньшие дети — Митя и Маня — радовались поездке по Волге и встрече со сверстниками в милом привольном Кокушкине, небольшом имении близ Казани, куда летом съезжались сестры Марии Александровны со своими детьми.
В Казани все было иначе: дом не так поместителен, нет привычного сада, зато и нет той моральной изоляции, которая окружала семью в Симбирске. В Казани Мария Ильинична впервые вплотную столкнулась с полицией в первый же год их пребывания в городе. Она впоследствии вспоминала: «Чтобы старшей сестре не очень тоскливо было жить одной в деревне, с ней отправили меня, и там мне впервые пришлось столкнуться с полицией, в лице станового пристава, которому было поручено следить за сестрой, как находящейся под гласным надзором полиции. С этой целью он нередко «навещал» нас. В декабре
4
ЦПА ИМЛ, ф. 14, оп. 1, ед. хр. 26, т. 1.
Сколько потом будет в ее жизни арестов, обысков, ссылок и высылок! Но в ее душе навсегда остался морозный звездный вечер, тесная кибитка, звон колокольчиков, скрип полозьев по снегу и сани с полицейским чином. До деревни их проводила Мария Александровна. Маня запомнила спокойствие, с которым мать и брат восприняли присутствие полицейского.
Мария Александровна тут же вернулась в город — ведь Ольга и Дмитрий оставались там, они учились в гимназии.
Первая ссылка Владимира Ильича и Анны Ильиничны. Маленькая деревушка. Старый, холодный дом. Летом, наполненный шумом и смехом детей, хлопотами сестер Марии Александровны, он казался уютным и тесным, так много сюда съезжалось родственников. А теперь часть комнат закрыта, не отапливается.
Свет керосиновой лампы не достигает углов, освещая лишь стол и разложенные на нем книги. Брат и сестра занимаются. Анна делает перевод с итальянского, Владимир читает юридический справочник, а Маняша листает журнал «Нива» или детское приложение к нему. Днем старшая сестра готовит ее к поступлению в гимназию.
«В Кокушкине, — пишет Мария Ильинична, — Володя проводит все время за книгами в своей комнате за письменным столом, и я вхожу в эту комнату с каким-то особенным чувством уважения. А когда он берется заниматься со мной — что, впрочем, в этот период случалось редко, я испытываю глубокую радость, и мне кажется, что все занятия идут у меня куда лучше. Гулять мы отправлялись обыкновенно на речку по льду. Владимир Ильич охотился за зайцами, но, должно быть, неудачно, и сестра часто поддразнивала его этими неудачами. Зимой в деревне жилось невесело...»
В Казани семья прожила недолго. В связи с предстоящим замужеством Анны Ильиничны все переехали в мае 1889 года на хутор Алакаевка близ Самары, купленный по поручению Марии Александровны женихом дочери Марком Тимофеевичем Елизаровым, жившим неподалеку. Свадьба состоялась в июле того же года. У Мани появился новый родственник, ставший, когда она подросла, ее большим, преданным другом.
С Марком Тимофеевичем Анну Ильиничну познакомил старший брат. Сын недавнего крепостного, Марк Тимофеевич проявлял с детства огромные способности. Ему удалось кончить гимназию и поступить на физико-математический факультет Петербургского университета. Он полностью разделял политические взгляды Владимира Ильича и позднее стал его активным помощником. В Самаре за ним наблюдают полицейские ищейки, которые находят, что он может оказать «крайне вредное» влияние на младших Ульяновых.
Когда в семью Ульяновых вошел Марк Тимофеевич, всем стало как-то веселей. Он был завзятый шахматист, и все по очереди играли с ним, но выигрывать удавалось лишь Владимиру, остальным Марк Тимофеевич сразу уступал несколько фигур. Теперь, как и при жизни отца и Александра, собирались у рояля и пели хором русские, революционные и студенческие песни. Приятный басок Марка Тимофеевича выделялся на фоне других голосов, сливаясь с юношеским баритоном Владимира Ильича. Им вторили женские голоса и звонкий детский голосок Маняши. И, как всегда, все много занимались. Лучше всего об этом рассказывает сама Мария Ильинична: «...как дача Алакаевка была очень хороша, и мы проводили в ней каждое лето. Особенно хороши там были степной прозрачный воздух и тишина кругом. В нескольких десятках саженей от старого одноэтажного дома был старый запущенный сад, обрывом спускавшийся к ручью. У каждого из нас был там свой любимый уголок. «Один клен», — говорили мы. И действительно, вторую мою сестру чаще всего можно было застать за книгой около
Террасы в доме не было, ее заменяло крылечко с крышей, достаточно, впрочем, большое для того, чтобы наша семья могла разместиться на нем за самоваром. По вечерам на этом крылечке, чтобы в комнаты не налетели комары, зажигалась лампа, и вся молодежь усаживалась за стол с книгами».
Вполне идиллическая картина, если забыть, что двое из сидящих за столом — поднадзорные, что два-три раза в неделю в дом является полицейский чин, чтобы проверить, не отлучился ли кто без разрешения, что крестьян деревни спрашивают, о чем с ними говорят Ульяновы, какие книги дают читать. К тому же семья испытывает материальные трудности, старшему сыну запрещено учиться в университете, и зимой в Самаре он будет давать уроки для заработка.
Осенью 1889 года Маняша, прекрасно подготовленная Ольгой, поступила во второй класс гимназии. Учение давалось ей легко, но «Мимоза» часто болела, пропускала занятия. Если догонять подруг было особенно трудно, помогал Владимир, так как Оля уехала в Петербург учиться на высших Бестужевских курсах.
Уроки старшего брата оставили неизгладимый след на характере Марии Ильиничны. Он не просто следил, поняла ли она задание, правильно ли его выполнила. Он приучал свою любимицу к точности, аккуратности, к стремлению все сделать наилучшим способом. Он сурово заставлял переделывать небрежно нарисованную карту, используя не глазомер, а циркуль и линейку. На всю жизнь запомнила Маняша упрек и насмешку в его глазах, когда он двумя пальцами поднял сшитую ею для словаря тетрадь и протянул: «Как, белую тетрадь черными нитками!» Если позднее она видела чью-нибудь небрежно или неаккуратно выполненную работу, ей всегда слышался этот возглас старшего брата.
После долгих и упорных хлопот Марии Александровны Владимир получил разрешение сдать экстерном экзамены за юридический факультет. Весной 1891 года он уехал в Петербург. Писал редко. Зато подробные письма о его жизни и сдаче экзаменов приходили от Ольги. И вдруг телеграмма, где Владимир Ильич сообщал матери, что Оля в тяжелом состоянии лежит в больнице, у нее тиф. Мария Александровна не медлила ни часу. Она еще застала дочь в живых, однако дни ее были сочтены. Опять в доме траур. Дети стараются, как могут, утешить мать, но долго еще в квартире Ульяновых не будет ни смеха, ни шуток, ни пения.
Оля была олицетворением энергии, жизнерадостности, благожелательности. Все прочили ей самую блестящую будущность.
В 1977 году в «Правде» были опубликованы новые материалы об Ульяновых и в том числе письмо соученицы Ольги Ильиничны по Бестужевским курсам Веры Емельяновой, написанное ею брату после смерти Ольги: «О, Арсений, если бы ты знал, что за человек была Ульянова. Сколько надежд на нее возлагалось! Смело можно сказать, что в лице Ульяновой Россия лишилась одного честного, неутомимого деятеля-женщины. Об Ульяновой я, кажется, говорила с тобой, что это был человек выдающегося ума, развитой, высокообразованный, талантливый... Она владела хорошо английским, французским, немецким, латинским, шведским языками, она читала лучшие сочинения по политэкономии, по социологии, удовлетворяла все просьбы «разъяснить» своих однокурсниц, хорошо шла по математическому отделению». Так пишет девушка, знавшая Олю лишь около года.
Сдав экзамены, Владимир Ильич вернулся в Самару и занял должность помощника присяжного поверенного. С марта 1892 года он стал выступать в Самарском окружном суде.
Марии Ильиничне 14 лет. Она внимательно приглядывается ко всем, кто посещает их дом. А ведь здесь собираются все самарские марксисты — А.П.Скляренко, И.X.Лалаянц, М.И.Семенов, А.И.Ермасов и другие. Именно в Самаре начинается активная и последовательная борьба Владимира Ильича против народнической идеологии. Он выступает с рефератами, в которых разоблачает антинаучную сущность взглядов народников, пропагандирует марксизм. Трудно было достать произведения Маркса и Энгельса, на русский язык они почти не переводились. Владимир Ильич сам делает перевод «Коммунистического манифеста», читает доклад о книге К.Маркса «Нищета философии».