Марк Аврелий и конец античного мира
Шрифт:
"Итак, подобает, чтобы вы поучали в духе епископа, как вы и делаете. Потому что ваш почитаемый пресвитерский совет, достойный Бога, находится с епископом в том же гармоническом соотношении, как струны с арфой. Вашим единением и вашим любящим согласием воспоется Иисус Христос. Да будет же каждый из вас хором, дабы в полном согласии и единодушии, получая хроматику от Бога в совершенном единении, вы единым голосом воспевали через Иисуса Христа к Отцу, чтобы он услышал вас и признал, по добрым делам вашим, членами своего сына".
Уже ранее воспользовались именем Павла и его отношениями к Титу и Тимофею, чтобы дать церкви род краткого канонического кодекса об обязанностях верующих и клириков. To же сделали и под именем Игнатия. Чисто церковное благочестие заменило воодушевление, которое, в продолжение более ста лет поддерживало воспоминание об Иисусе. Чистота теперь высшее благо; послушание истинный путь к спасению; старец да преклонится
Разительный пример такого отказа от разногласий, которые продолжение более ста лет волновали церковь Христову, представляет Гегезипп. Бывший евионит, но совершенно принятый в лоно правоверия, этот почтенный старец оканчивал в Риме свои пять книг записок начального основания церковной истории. Сочинение начиналось со смерти Иисуса Христа. Сомнительно, однако, чтобы оно было ведено в хронологическом порядке. Во многих отношениях, это была полемическая книга против еретиков и против апокрифичееких откровений, написанных гностиками и маркионитами. Гегезипп доказывал, что многие из этих апокрифов были сочинены очень недавно.
Записки Гегезиппа имели бы для нас чрезвычайную цену, и их потеря достойна не меньшего сожаления, чем потеря сочинения Папия. Это была вся сокровищница евионитских преданий, сделанных приемлемыми для католиков и представленных в духе живой враждебности к гнозису. Часть, касающаяся иудейских сект и семейства Иисуса, была очень развита, очевидно на основании особых сведений. Гегезипп, природный язык которого был еврейский и который не получил эллинского воспитания, был легковерен, как талмудист. Он не отступал ни перед какой странностью. Греки находили его слог простым и плоским, конечно потому, что он был сколком с еврейского, как язык Деяний Апостольских. До нас дошел любопытный образчик его писания в рассказе о смерти Иакова, отрывке столь странном потому, что думается, не заимствован ли он из евионитской книги, написанной стихотворным еврейским языком.
Благочестивый Гегезипп был, однако, всего меньше похож на сектанта. Идея католичности занимает в его уме столько же места, как у автора псевдо-игнатьевских посланий. Его цель доказать еретикам истинность христианского учения, показав им, что оно единообразно излагается во всех церквях и всегда одинаково преподавалось от времен апостольских. Ересь, начиная с ереси Тебутиса (Thebtithis) возникла вследствие гордости или честолюбия. Римская церковь в особенности заменила в деле авторитета древний еврейский закон и создала на Западе центр единения, подобный тому, который с самого начала образовало на востоке епископство родственников Иисуса, происшедших, как и он, от корня Давидова.
Очевидно, что старый евионит очень смягчился. После Гегезиппа уже не видно этой разновидности христианства или, быть может, только в глубине Сирии. Там Юлий Африкан встречал еще, около 215 года, первобытных назареев и услышал от них предания очень сходные с теми, которыми жил Гегезипп. Последний потерпел от прогресса или, лучше сказать, от суживания правоверия. Его мало читали и еще менее списывали. Ориген, св. Ипполит игнорируют его существование. Только пытливые исследователи истории, как Евсевий, знали его, и из этих драгоценных страниц те были спасены, которые позднейшие хронографы включили в свои рассказы.
Другим проявлением зрелости служит послание некоему Диогнету, лицу, конечно, фиктивному, составленное анонимом, красноречивым и довольно хорошим писателем, напоминающим местами Цельса и Лукиана. Автор предполагает своего Диогнета одушевленным жеданием узнать "новую религию". Христиане, отвечает апологет, находятся на одинаковом расстоянии от греческого идолопоклонства и от суеверия, от беспокойного ума, от тщеславия евреев. Вся работа греческой философии представляет лишь ворох нелепостей и шарлатанских обманов. С другой стороны, евреи не правы тем, что своему единому Богу поклоняются таким же образом, как политеисты поклоняются своим богам, т. е. посредством жертвоприношений, как будто они могут быть ему угодным. Их мелочные предосторожности относительно пищи, суеверие насчет субботы, хвастовство по поводу обрезания,
"Что касается тайны христианского культа, не надейся узнать о ней ни от кого. Христиане действительно не отличаются от других людей ни по стране, ни по языку, ни по своим нравам; они не живут в городах, которые бы им принадлежали, не употребляют никакого особого языка; их жизнь не отличается никаким особенным аскетизмом; они не заимствуют легкомысленно воображений и мечтаний неспокойных умов; они не пристают, как столь многие другие, к сектам, носящим имя того или другого; но живя в греческих или варварских городах, куда их занесла судьба, они соображаются с местными обычаями во всем, что касается одежды, пищи и всей вообще жизни, и всех удивляют действительно великолепной организацией своей республики. Они живут в разных отечествах, но как временные жители; они разделяют обязанности граждан и несут повинности иностранцев. Всякая чуждая земля, им родина, и всякая родина им чужая. Они женятся, как все, имеют детей, но никогда не покидают своих новорожденных. Они едят за общим столом, но их стол, однако, не общий. Они связаны плотью, но не живут по плотскому. Они живут на земле, но они граждане неба. Они повинуются установленным законам, но правилами своей жизни они возвышаются над законом. Они всех любят, и все их преследуют, бесчестят, осуждают. Их убивают и этим самым обеспечивают им жизнь. Они бедны и обогащают других. Они всего лишены и преизбыточествуют. Их всячески унижают, и этим унижением они достигают славы. На них клевещут, и через минуту провозглашают их справедливость. За оскорбления они благословляют; на обиду они отвечают почтением. Они делают только добро, а их наказывают, как злодеев. Наказанные, они радуются, как будто им даровали жизнь. Евреи враждуют с ними, как с язычниками; греки их преследуют, и те, которые их ненавидят, не сумели бы сказать за что.
"Словом, что душа в теле, то христиане в мире. Душа проникает все члены тела, и христиане распространены по всем городам мира. Душа живет в теле и, однако, не принадлежит, к телу; также и христиане живут в мире, а к нему не принадлежат. Невидимая душа в плену в видимом теле; подобно этому, хотя присутствие христиан в мире общеизвестно, культ их остается невидимым. Тело ненавидит душу и враждует с нею, хотя душа ни в чем перед ним не виновна, и только мешает ему наслаждаться; мир также ненавидит христиан, а вина их только в том, что они противятся удовольствиям. Душа любит тело, ненавидящее, и христиане любят тех, кто ненавидит. Душа пленница тела, и, однако же, она есть связь, которая сохраняет тело; христиане также содержатся в темнице мира, а между тем они поддерживают мир. Бессмертная душа населяет смертное жилище; также и христиане временно поселены в жилищах тленных, в ожидании нетленности небесной. Душа улучшается страданиями голода и жажды; христиане, каждодневно терзаемые, все более и более множатся. Господь указал им сторожевое место, с которого не разрешено им уйти".
Остроумный апологет сам дает нам объяснение явления, которое желает изобразить как бы сверхъестественным. Христианство и империя смотрели друг на друга как два зверя, готовые растерзать один другого, не отдавая себе отчета в причинах враждебности. Когда человеческое общество занимает такое положение среди общества более обширного, когда оно становится среди государства обособленной республикой, будь оно составлено хотя из ангелов, оно становится бедствием. He без причины ненавидели этих людей, по внешности столь кротких и благодетельных. Они действительно разрушали Римскую империю. Они высасывали ее силу, брали из круга должностного сословия, в особенности из армии, лучших людей. Как ни уверяй человека, что он добрый гражданин, потому что платит налоги, подает милостыню, соблюдает порядки, мало от этого пользы, когда он в действительности гражданин неба и земное отечество считает лишь тюрьмой, где он сидит на цепи, рядом с негодяями. Отечество дело земное, и кто хочет быть ангелом, всегда плохой патриот. Религиозная восторженность во вред государству, Как ни уверяй мученика, что он не бунтует, что он послушнейший из подданных, один уже факт, что он идет на встречу истязаниям и ставит государство в необходимость преследовать его или подчиниться требованиям теократии, есть уже наихудший из мятежей. Всеобщая ненависть никогда не возбуждается без некоторой причины, и у нации есть на этот счет безошибочное чутье. Римская империя чувствовала в сущности, что эта тайная республика ее убьет. Поспешим прибавить, что, вступив на путь усиленных гонений, империя втянулась в самую ошибочную политику, и лишь ускорила результат, которому хотела помешать.