Марк Ганеев - маг нашего времени. Трилогия
Шрифт:
По домам учеником принялись расхаживать отдельные преподаватели. Однажды поздно вечером Зинаида, наша классная руководительница, пришла к моей маме, они тут же уединилась в нашей комнате и, косо поглядывая на меня, принялась о чем-то шушукаться. Меня же так подмывало узнать тему их разговора, но, сколько бы я не крутился поблизости от этих женщин, ни одного слова так и не услышал! Я уж совсем собрался прибегнуть к своей магии, чтобы их подслушать, но поостерегся, так как хорошо помнил слова Чары о том, что моя мама "великая ворожея".
К тому же времени я уже почти два месяца занимался магией с испанской ведьмой Мерседес, которая почему-то оказалась профессором МГУ факультета философии. Так что мне не составило бы особого труда подслушать, о чем же перешептывались эти две женщины. С большой осторожностью я все же перешел Рубикон, прошептал небольшое заклинание и с кухни стал прислушиваться к тому, о чем Зинаида шепталась с моей мамой.
Оказалось, что с приходом Валентины Александровны в школе начали твориться самые настоящие бесовские дела. Скандал с ее участием следовал за скандалом, крепкий преподавательский коллектив рассыпался на наших глазах, превращаясь в настоящий террариум. Директор Гельфанд оказался слабым человеком! Он всем преподавателям говорил о том, что не может противостоять всему тому вздору, который о школе, об ее преподавательском коллективе несла новая преподавательница английского языка. К тому же вдруг оказалось, что Валентина ходит в полюбовницах самого директора нашего РОНО!
Но самое страшное во всех этих делах заключалось в том, что Валентина Александровна меня особенно невзлюбила, сделала своим личным врагом. Теперь на каждой встрече преподавательского состава она всем учителям рассказывала, что я полный тупица, невежа и вообще недостоин того, чтобы учиться в такой замечательной школе, как наша. Она уже разговаривала с Гельфандом по этому вопросу, тот пока держится, но скоро сломается, так как сейчас больше думает о том, как бы удержаться на своем директорском месте, а не о защите каких-то там учеников.
В этот момент мне перезвонил Борька, он с отцом пока еще не уехал на юг в военный госпиталь. Он начал мне подробно рассказывать о своем новом увлечении, авиамоделировании, говорил, что это интересное занятие, советуя попробовать. Но получилось так, что в тот момент моя голова все еще переваривала информацию, подслушанную из разговора мамы и нашего классного руководителя. Тем более, что в этот момент шушуканье женщин закончилось, мама посмотрела на меня и улыбнулась мне своей ласковой, нежной и такой загадочной улыбкой, словно она и была Монной Лизой! По той теплоте, которую сейчас излучали обе женщины, я сразу же догадался о том, как теперь тяжело придется нашей англичанке Валентине Александровне.
А меня все еще будоражила эта мамкина улыбка, только один раз в жизни мне пришлось наблюдать у нее такую же ласковую и нежную, как и сейчас, улыбку. Это случилось, когда я в возрасте четырех лет насмерть подрался с Коммунистом беспортошным, это так у нас на дворе барака прозвали одного моего старого дружка. Причем мы дрались на крыше подсобных сараев, которые во множестве были построены между жилыми бараками. Тогда я уже почти победил этого своего дружка, но эта гадина в последнюю минуту вывернулась из моих рук, убежала, Коммунист беспортошный где-то от меня спрятался.
Во время его поисков я нос к носу столкнулся с семнадцатилетней Танькой, которая в тот день почему-то тоже оказалась на крыше сараев. Она тоже кого-то там разыскивала! В тот момент эта девчонка была очень сердитой, слегка подвыпившей. Увидев меня, Танька что-то зло пробурчала себе под нос, она ловко наподдала мне мыском своей ноги. А я возьми, и кувыркнись с крыши этого сарая! Честно признаюсь, я столько бы раз я не падал или не прыгал с крыш этих сараев, никогда со мной ничего не случалось. Если и получал какую-либо ссадину или царапину, то через день-два она на мне заживала, как на собаке!
Но в тот раз я своей попкой приземлился на какое-то бревно, из которого торчал острие ржавого гвоздя. В итоге я получил настоящее боевое ранение, кровоточащую рану на своей попке. Я не побежал сразу же к своей маме, чтобы перед ней похвастаться своим боевым ранением, а некоторое время все еще пытался разыскать Коммуниста беспортошного, чтобы ему показать, где раки зимуют. Мама же в тот момент сидела в палисаднике нашего барака, вместе со своим подругами обсуждала последнюю свару, которая в этот день произошла на общей кухне.
Мои дружки, увидев, как по моей ноге из-под трусов стекает струйка красной крови, они меня тут же потащили на лечение к матери. Мама же, увидев кровь на ноге, тут же с меня стащила трусы, это при всех-то присутствующих женщинах, своих подругах. Затем она схватила меня на руки, промыла рану марганцовкой и поинтересовалась тем, как я получил это ранение. При этом она так ласково и нежно улыбалась мне, что испугался и все про Таньку рассказал! После этого Танька с исцарапанным лицом дня три-четыре не выходила во двор погулять!
Сейчас снова увидев эту загадочную мамину улыбку, я сразу же понял, что это зря Валентина Александровна плетет против меня какую-то свою интригу. Но время шло, приближались летние каникулы, а мой дневник пестрил одними двойками по английскому языку и замечаниями о моем плохом поведение на уроках английского языка. Я не знаю, ходила или не ходила мама к завучу школы, Тамаре Алексеевне, своей давней подруге, по этому вопросу, но Валентина Александровна все-таки доняла меня до кишок.
Одним словом, я рассердился, решил этой учителке отомстить. Я начал ей каждый день сниться, причем, каждый ее сон старался превратить в сплошной кошмар. И знаете, мне это легко удавалось. Перед тем, как самому заснуть, я в мысленном диапазоне находил Валентину Александровну, вежливо с ней здоровался, а затем интересовался тем, о чем будет ее сегодняшний сон. Оказывается, наша учителка страшно не любила сны о мышах. Так что я развлекался по полному разряду!
На уроки Валентина Александровна приходила не выспавшаяся, какой-то разбитой, всем недовольной женщиной. Начиная урок, она со страхом посматривала на меня, но продолжала упорно ставить в дневник незаслуженные мной двойки и писать замечания о моем плохом поведении. Эти замечания с каждым разом становились все более похожими жалобами на меня же моей же маме! Не выдержав мук, ночных кошмаров, Валентина Александровна уволилась, но меня она все-таки оставила на второй год. После чего, мой брат Витька, знакомя меня со своими корешами, всегда с какой-то гордостью произносил: