Марко Висконти

Гросси Томазо

Нужно ли говорить, смутился наш герой при этих словах или возгордился? Этот достойный человек, привыкший хвалить сам себя, не был избалован чрезмерными похвалами других, и потому его лицо осветилось той неуместной улыбкой польщенного самолюбия, которую каждый из нас, считая тщеславие далеко не лучшим украшением, старается подавить или согнать со своего лица; граф, однако, совсем не сдерживался — казалось, самодовольство, сквозившее в его чертах, так и рвется наружу, словно для того, чтобы в самые прекрасные мгновения жизни испортить столь достойные ощущения, возникающие так редко.

— Послушайте, —

сказал наконец граф, — Марко, по правде говоря, оказывает мне слишком большую честь, которой я не достоин… Впрочем, я уже говорил вам, что мы с ним дружили в детстве! Ну, хорошо, если я что-нибудь могу сделать, я весь в его распоряжении. Что же касается нашего разговора о Биче, то повторяю: если она не будет возражать, то я уже сейчас могу ответить вам согласием и считаю, что брак этот был бы очень удачным — он и почетен и приятен мне: вы ведь знаете, как я вас ценю и уважаю. А Эрмелинда, даю вам слово, только возблагодарит небо.

Тем временем отряд достиг Милана. Граф направился к Брера дель Кверга, где находился его дом, а юноша поскакал прямо к Марко Висконти.

Глава X

Как только Марко увидел, что Отторино входит в комнату, где он сидел один, читая какие-то бумаги, он встал и любезно пошел навстречу юноше.

— Уже вернулся? — спросил он. — Ну, как дела в Монце?

— Там царит всеобщее недовольство, — отвечал юноша, — но никто не смеет поднять голову — все боятся герцога Тека.

— С кем ты говорил?

— С вождями гвельфов, которых вы мне назвали: с Гудзино, с Гавацца, с Монечино Дзева и с Берузио Рабия. Рабия, как только ему удастся уехать, не вызывая подозрений, прибудет в Милан, чтобы договориться с вами о планах на будущее.

— А что ты скажешь о горожанах?

— Ничего хорошего. Ваш священник Мартино, которого вы послали туда своим проповедником, говорят, только чудом вырвался из когтей достопочтенных мужей, которых он пытался наставить на путь истинный.

— Неужели они так фанатично преданы антипапе Николаю?

— Если бы они и правда держались за Николая или за Иоанна! Нет, просто эти негодяи хотят половить рыбку в мутной воде, и только.

— Прибыл ли наконец граф дель Бальцо?

— Мы только что приехали вместе.

— Видишь, мой совет сослужил неплохую службу. Теперь, когда он здесь, было бы глупо этим не воспользоваться. Надо бы, чтобы он взялся… Послушай, сделай вот что… Он ведь приехал со всем семейством?

— Да, со всеми своими родными и близкими.

— Завтра я устраиваю для друзей небольшой праздник. Не мог бы ты прийти вместе с ним?.. Эрмелинда… Ну, ее я, конечно, не могу надеяться увидеть, но… вот Биче, о которой ты нарассказал мне столько чудес… Ты не найдешь какого-нибудь способа привести ее вместе с отцом?..

Отторино, который ничего другого и не хотел, проникся уверенностью, что раз уж его господину не терпится увидеть девушку, то он легко простит ему отказ от брака с дочерью Рускони, а потому он тут же обещал сделать все возможное, чтобы выполнить его желание.

На другое утро Отторино явился к графу и объявил ему, что Марко приглашает его в тот же день вместе с Биче к себе в гости и просил его проводить их к нему, что это большая милость и особая честь, которая высоко поднимет его в глазах

всех миланцев, и отказываться от нее ни в коем случае нельзя.

Эрмелинда, которой граф сообщил об этом, как о деле уже решенном, также не высказала возражений. Теперь, когда Отторино по всем правилам просил руки ее дочери, девушка могла считаться его невестой; и было вполне естественно и справедливо, что молодой человек хотел представить ее своему господину, чтобы тот одобрил его выбор и не сердился за нарушение прежнего обязательства, к которому сам имел отношение. Вместе с тем, представляя себе, как ее дочь предстанет перед Марко Висконти, бедная женщина трепетала от тайного страха, вызванного воспоминаниями и предчувствиями; когда она отпускала Биче, которая также казалась глубоко взволнованной ее рассказами об этом человеке, ей показалось, что она выносит приговор, определяющий всю дальнейшую жизнь ее дочери, и она смотрела ей вслед полными слез глазами.

Марко Висконти, окруженный знатнейшими миланскими юношами, сидел в одной из палат своего дворца в ожидании обеденного часа. Всегда блистательно щедрый, когда он чествовал своих друзей и сеньоров, в эти дни он удвоил обычную пышность, доведя ее до великолепия и расточительности, чтобы привлечь к себе новых сторонников и поразить толпу, столь падкую до всякой роскоши. Летописцы отмечают, что великолепием празднеств и пиров, изысканностью нарядов и конских украшений, богатством выходов в сопровождении знатных юношей, пажей и оруженосцев он далеко превзошел своего племянника Адзоне, ставшего владетельным князем Милана.

Одним из главных действующих лиц в этом кружке был Лодризио Висконти, брат самозванного настоятеля монастыря святого Амвросия, ближайший советчик Марко и вдохновитель всех его тайных интриг. Это был видный человек лет сорока, с характером незаурядным, но буйным и беспокойным, который уже стал притчей во языцех, а впоследствии приобрел слишком постыдную известность. Лодризио давно ненавидел Отторино — и из зависти к юному рыцарю, ибо он видел, что Марко отдает предпочтение юноше, в то время как ему хотелось самому быть единственным наперсником своего господина, и из-за судебной тяжбы касательно родового поместья в Кастеллетто на Тичино, которое в конце концов отошло к Отторино. Марко старался их помирить, и с некоторых пор могло показаться, что они стали относиться друг к другу немного лучше. Однако Лодризио не забыл старой обиды и всегда был начеку, выжидая удобной минуты, чтобы погубить своего соперника.

Паж возвестил о прибытии графа дель Бальцо. Глаза присутствующих обратились к двери. Граф вошел, держа за руку дочь. Марко в смятении устремился им навстречу. Когда он увидел Биче, вошедшую в зал с опущенными глазами и разлитым по лицу стыдливым румянцем, ему показалось, что перед ним ее мать, что он видит подлинную Эрмелинду, и его охватило волнение. Однако он сумел сдержаться, встретил отца с учтивым достоинством, с приветливым лицом и ласковым взглядом, который тем не менее внушал почтение, а дочери оказал внимание, подобающее девице знатного рода, и развлекал ее веселым разговором, пока не вошли пажи и не объявили, что обед подан. Все перешли в другой зал. Марко усадил Биче по правую руку от себя, графа — по левую, а остальные приглашенные разместились вокруг стола.