Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
Отрадно, что штаб РККА, при всей опасности искушения, определенно отмежевался от “плана” т. Тухачевского».
Ворошилов ответил Михаилу Николаевичу, ссылаясь на оценку его записки Сталиным: «Она не очень лестна... но, по моему глубокому убеждению, совершенно Вами заслужена. Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и, во всяком случае, враждебной пролетариату системой “красного милитаризма”».
И тогда Тухачевский 19 июня 1930 года отправил письмо лично Сталину: «...Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в ка-
241
ких-либо
Как мы уже знаем, после этого осенью 1930 года Борису Михайловичу пришлось всерьез беспокоиться за свою судьбу, даже опасаться за свободу и жизнь в связи с полученными ОГПУ сведениями о его антисоветских и антисталинских высказываниях.
Катастрофическая волна репрессий, связанных с «Весной», прошла, лишь слегка коснувшись Тухачевского. Казалось бы, уцелев, он должен был порадоваться и успокоиться. Но он предпочел решительное наступление. В конце 1930 года он направил новое письмо в адрес Генерального секретаря ВКП(б). В нем Михаил Николаевич напоминал Сталину об их разговоре во время работы XVI съезда партии и просил в соответствии с этим разговором поручить проверку его предложений ЦКК. Письмо было весьма резким и, можно сказать, агрессивным по тону, с возмущением в адрес начальника штаба РККА Б.М. Шапошникова, и выражало тревогу по поводу ситуации, складывающейся вокруг собственной личности. Тухачевский, в частности, писал: «...Формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР, совершенно исключает для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности, например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где вел этот предмет в течение шести лет. Между тем я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что штаб РККА беспринципно исказил предложения моей записки... И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным...» Таким образом, в своем письме Тухачевский акцентировал внимание на двух аспектах: своей программе модернизации армии и своем руководстве стратегической подготовкой РККА. Непосредственного виновника в сложившейся ситуации он видел в начальнике штаба РККА Б.Н. Шапошникове.
Не странно ли, что доказательно обвиненный в «контрреволюционных» высказываниях и полностью реабилитированный Сталиным, Тухачевский позволяет себе, обращаясь к последнему, агрессивный тон. Еще более агрессивен он по отношению к Шапошникову. Пожалуй, Борис Михайлович с подозрением, неприязнью, презрением относился к Михаилу Николаевичу и его «стратегическому гению». Но в тот момент для Сталина сугубо военные вопросы
242
отошли на второй план. Для него значительно важнее была ситуация в связи с заговорами и борьбой за власть среди партийной и военной номенклатуры. И он, судя по всему, решил сделать Тухачевского своим сторонником. Но для этого надо было, чтобы этот военачальник доказал не просто свою лояльность, но и преданность. Каким образом? По-моему, путь был только один: выдать своих реальных и мнимых сообщников, покаяться. Можно было заодно свести старые счеты с Шапошниковым. Не исключено, что Бориса Михайловича он представил одним из участников заговора, хотя и пассивным, но в то же время умолчавшем о затаившихся контрреволюционерах.
Вряд ли Иосиф Виссарионович полностью доверял Тухачевскому. Но, видимо, он все-таки решил, что самое надежное — иметь его в стане своих друзей. Вот и С. Минаков пришел к выводу: для Генерального секретаря это стало «способом нейтрализации политической активности и оппозиционности М. Тухачевского». Тем более что военно-техническую специальность и соответствующие знания имел Уборевич, а не сменивший его Тухачевский.
Очень показательное, прямо-таки дружеское отношение к Михаилу Николаевичу продемонстрировал Сталин, направив ему 7 мая 1932 года
ПРОФЕССОР, КОМАНДУЮЩИЙ
Командовал Приволжским военным округом Б.М. Шапошников ровно год. Было решено перевести его в Москву. В апреле 1932 года его назначили начальником и комиссаром Военной академии имени М.В. Фрунзе. Кто стал инициатором такого перемещения, остается лишь догадываться. Возможно, это был К.Е. Ворошилов. В любом случае очевидно: Сталин не возражал против этого. Значит, для него было лучше, чтобы Борис Михайлович находился в Москве.
Обстановка в верхних эшелонах власти продолжала оставаться напряженной. Международная ситуация изменилась к худшему после того, как в начале 1933 года рейхсканцлером Германии стал вождь Национал-социалистской рабочей партии Адольф Гитлер. В «Майн
243
Кампф» («Моя борьба») он ясно определил свой политический курс на завоевание восточных земель.
В академии Борис Михайлович сразу же внес ряд изменений в учебный процесс. Он отвел наибольшее количество занятий изучению тактики специальных родов войск, а также военной техники. Такова была его принципиальная установка:
«Будущая война мыслится как война в большей степени, и в особенности вначале, как война маневренная. Затем как война, ведущаяся в условиях громадного насыщения техникой: война, где армии враждующих сторон, в особенности после первых операций, потеряют свой кадровый состав и превратятся в милиционные армии (имелось в виду, что на смену убывшим придут мобилизованные контингенты без должного предварительного обучения. — Авт.). И, наконец, благодаря насыщению техникой будут иметь колоссально возросшие тылы. Вот четыре отправных данных, которые характеризуют будущую войну».
Вот почему «академия должна, с одной стороны, готовить общевойскового и штабного командира, вооруженного знаниями современной теории военного искусства, а с другой — дать армии практика военного дела... Знание военной техники, знание технических родов войск и умение организовать их использование в боевых действиях составляют важнейший отдел обучения в военной академии».
На оперативно-тактических занятиях он ввел метод, которым владел в совершенстве: военные игры на картах и схемах. Начал с профессорско-преподавательского состава; с ними сам проводил занятия. Как писал М.В. Захаров: «Мастерски владея методикой, он мог сутками разыгрывать на картах оперативные комбинации. Его увлеченность передавалась всем участникам, почувствовавшим большой простор для самостоятельного творчества. Много пользы приносил заключавший каждое занятие разбор игры. Борис Михайлович делал его убедительно и тактично. После того как метод военной игры на картах был достаточно освоен преподавателями, его начали применять на занятиях со слушателями академии, а со временем он вошел и в практику командирской учебы в крупных войсковых штабах. <...>
Заслуги Б.М. Шапошникова на этом поприще бесспорны. Но и ему академия дала многое. В проводившихся там теоретических дискуссиях окончательно сформировались его взгляды на характер возможных боевых действий Красной Армии, оформились представления о вероятных формах операций, стратегическом взаимодействии
244
фронтов. Руководство академией явилось для Б.М. Шапошникова важной ступенью к дальнейшей деятельности».
Его преподавательская работа была отмечена наградой — орденом Красной Звезды. В июне 1935 года ему присвоили ученое звание профессора высших военно-учебных заведений как специалисту исключительной эрудиции и больших обобщений, пользующемуся известностью не только в СССР, но и за рубежом.