Маршал Тухачевский. Мозаика разбитого зеркала
Шрифт:
Одновременно планировалось ударить по флангам 3-й советской армии. В итоге колчаковцы надеялись опрокинуть обе армии, перехватить стратегическую инициативу и переломить в свою пользу ход летней кампании на Восточном фронте.
Следует подчеркнуть несколько ключевых моментов. Во-первых, белые смогли на практике приступить к реализации своих планов на наступление только после перехода через Тобол. До этого, при отступлении от Челябинска, им это не удалось. На сей раз это стало возможным по причине ослабления сил красных на петропавловском направлении из-за вывода частей в резерв и переброску на другой фронт. Таким образом, Главное командование Красной армии, а вслед за ним и командование Восточного фронта белым объективно помогли. Во-вторых, на участке 5-й армии белые главный удар направляли как раз на Звериноголовский тракт, против постепенно растягивающегося правого фланга 5-й армии, который, после выполнения фронтовой директивы, остался слабо защищенным.
Еще более интересные подробности о подготовке белых к наступлению сообщил А. П. Будберг. Бывший военный министр колчаковского правительства, человек, несомненно, компетентный в военном деле и хорошо осведомленный,
«24 Августа. Утром узнали, что вчера вечером красные внезапным налетом конного отряда захватили станцию Лебежью, с которой только что убрали в тыл поезда Адмирала и Сахарова; очевидно, что красные узнали, что на станции стоит штаб армии и решили попробовать захватить столь ценный приз. Выяснилось также, что все 23 Августа левый фланг 3 армии и ее штаба совершенно обнажены, так как самая левофланговая группа генерала Каппеля, слабая числом и вымотанная боями и переходами, потеряла способность удерживать фронт и, угрожаемая прорывом надвинувшихся красных, откатилась на 30 верст на восток, оставив штаб армии ничем не прикрытым. С занятием Лебежьей штаб 2 армии и находящейся в нем Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий очутились вне всякой связи с соседними штабами армий и со Ставкой. С изумлением пришлось узнать, что вся связь штаба 2 армии шла через станцию Лебежью, т. е. не назад, а вбок и даже немного вперед. Связи назад не было и все просьбы начальника штаба армии об устройстве таковой разбивались об упрямство начальника общего отдела Ставки, который убивал все технические средства связи на подготовку какой-то весьма нелепой сети на случай наступления. Хорошо еще, что в течение всей ночи красные не догадались перерезать железнодорожные провода, в которые были включены армейские станции и нам удалось кое-что узнать и кое-что передать. Не без труда удалось убедить Адмирала, что ему нельзя продолжать разъезжать по частям 2 армии, не имея никакой связи с Омском, и что надо переехать в такой пункт, где бы он был связан и с Омском и со всеми штабами армий. Адмирал крайне рассержен на то, что неожиданный откат левого фланга 3 армии нарушил все расчеты и всю идею «его» наступления, и что теперь придется отнести назад линию развертывания назначенных для наступления дивизий»104.
Иными словами, вносить изменения в свои планы белым приходилось несколько раз. После того как не удалось зацепиться за линию Тобола, линия развертывания для наступления, о которой говорил А. П. Будберг, была перенесена к перегону между станциями Лебяжья и Макушино. К. В. Сахаров в своих воспоминаниях об этом не упоминает.
В данном случае А. П. Будберг демонстрирует хорошую осведомленность.
«Директива о линии развертывания восточнее Лебяжьей.
По общему ходу операции противника фланги нашего Восточного фронта подвергаются нажиму в то время как центр почти не испытывает присутствия красных сил точка.
Приказываю двоеточие армиям перейти в наступление и разбить противника точка. К утру 1 сентября армиям развернуться двоеточие Первой Сибирской армии на линии Тавдинская– Покровское– Омутинская– Куртанская вкл., имея главное направление удара своим левым флангом запятая Второй армии на линии ст. Куртанская иск. до Моршихинское искл. имея слабые резервы за левым флангом запятая Третьей армии ст. Моршихинский вкл. до озера Кара-Камыш вкл. имея главное направление удара левым флангом точка. При выполнении задачи должны быть сохранено тесное соприкосновение с противником авиаотрядами (неразб.) местах армиях которые при выполнении задачи развертывания главных сил не будут подвергаться давлению со стороны противника хотя бы авиаотряды и пришлось бы держать (неразб.) далеко от линии развертывания главных сил. Всем остальным достигнуть указанного рубежа при необходимости (?) самой энергичной точка.
Командарму третьей оставить одну из дивизий резерва моем распоряжении в районе Петропавловска. Командарму 2 выделить в мой резерв… 23 августа НР 460/а
Омск. Главковосток генмайор Дитерихс»105.
Но и в эти планы внесли свои коррективы действия красных – подготовить наступление белые опять не успевали. Под нажимом Особой кавалерийской бригады И. Д. Каширина 23 августа отступила Волжская группа (бывший корпус) В. О. Каппеля. Таким образом, в результате очередного отката линии фронта рухнули территориально-временные расчеты плана белого наступления. Оставленные ими арьергарды оказались слишком слабыми. Ежедневные оборонительные бои и стычки с противником скоро измотали их. Белые заслоны стали отступать быстрее и дальше, чем это предполагалось. Падение Лебяжьей означало, что красные подходят уже к линии развертывания предназначенных для наступления дивизий 3-й армии. Но наступление подготовлено еще не было. И ставке А. В. Колчака пришлось вносить коррективы: отодвигать линию развертывания резервов 3-й армии дальше на восток, ближе к реке Ишим.
«Я еще раз воспользовался случаем и опять доложил Адмиралу, что надо повременить с «его» идеей наступления, так как случай с группой Каппеля предупреждает еще раз, что все пределы сопротивляемости частей перейдены, что нервы у них перетянуты и что с такими больными войсками невозможны никакие наступательные операции… После часового разговора очень расстроенный Адмирал спросил меня, что делать, если не наступать; я доложил опять, что надо отвести все расстроенные дивизии за Ишим, спешно отрекогносцировать и укрепить восточные берега и на укрепленных позициях задержать красных до тех пор, пока мы не произведем необходимые организационные реформы, выправим настроение и снабжение армий, наладим резервы и укомплектования и, вообще, приготовимся к настоящей наступательной операции с полной надеждой на успех… Одновременно с укреплением линии Ишима надо продолжать отход фронтовых дивизий к этой
Иными словами, до последнего момента в ставке А. В. Колчака рассматривали два варианта дальнейших действий.
Вариант А. П. Будберга перехода в немедленное наступление не предусматривал, поскольку обескровленные войска к наступательным боям были неспособны. Он предполагал создание долговременной обороны по Ишиму, чтобы задержать красных на несколько месяцев, пока сибирская зима не прервет боевые действия или до тех пор, пока А. И. Деникин не возьмет Москву. За это время войска должны были окрепнуть, а командование – подготовить резервы. Раз все понимают, что это последний шанс, значит, его нужно использовать с максимально возможными гарантиями успеха.
Интересно, что белое командование в своих планах рассчитывало на еще один фактор, в наличии не имевшийся, но потенциально ожидаемый – занятие А. И. Деникиным Москвы. В августе – сентябре 1919 года все главные действующие лица на Восточном фронте как у красных, так и у белых пристально и крайне заинтересованно следили за событиями на Юге, ходом наступления ВСЮР, и ждали, чем оно закончится. При этом многие у белых, да и сам адмирал, на определенном этапе стали строить свои дальнейшие планы, полагаясь на то, что А. И. Деникин возьмет Москву и с большевиками покончит сам.
Так, А. П. Будберг в своем дневнике еще за 26 июля, перед началом Челябинской операции, записал: «Все катится на восток стихийно, само по себе, и на значительном протяжении фронта даже без боевого нажима со стороны красных; вообще события развертываются так, что к зиме нашим фронтом может стать уже Иртыш. Мои все расчеты зиждутся теперь на Деникине, так как местные средства белой борьбы изжиты, безумно растрачены, а того, что в распыленном виде еще сохранилось, уже не собрать и не сложить в твердые формы; все кругом горит; слишком много всюду грязи, грузно налипшей на идею святой борьбы, а для очистки нет уже времени, так как жизнь уже начинает захлестывать и требует возмездия за потерянное время и за все совершенные ошибки…» И далее 27 июля: «При неуспехе же над нами разражается полная, решительная, никогда и ничем не поправимая катастрофа, могущая гибельно отразиться и на успехе нашего последнего шанса – наступлении армий Деникина». И затем 4 августа: «Я считаю, что наше спасение в Деникине и в том, чтобы нам удалось продержаться до зимы, приступив немедленно к самым коренным и решительным реформам, как в армии, так и во всей системе государственной работы»107.
Наличие таких ожиданий подтвердил в своих записках и К. В. Сахаров. Когда уже в конце сентября он прибыл в ставку требовать пополнений для стабилизировавшегося на Тоболе фронта, выяснилось следующее: «Выслушал генерал Дитерихс от меня подробный доклад о положении армии, о ее нуждах и о том, что напряжение, жертвы и достигнутый успех требуют немедленного продолжения операции, что неподача немедленной помощи из тыла была бы при этих условиях преступной и гибельной… Все же в конце концов мне было обещано направить резервы в армию и прислать теплой одежды. Но затем такая фраза: «Все это не так важно; мне нужно только во что бы то ни стало продержаться до конца октября, когда Деникин возьмет Москву. Нам необходимо до этого времени сохранить Верховного Правителя и министров». Вместе с генералом Дитерихсом я отправился к адмиралу Колчаку, в его особняк на Иртыше; снова сделал доклад о положении на фронте. Вывод был таков: необходимо немедленно продолжать наступление, гнать разваливающихся красных, чтобы до наступления морозов занять горные проходы Урала; для этого необходимо выполнить три условия – немедленная присылка пополнений, теплой одежды и координации действий всех армий. Адмирал Колчак выслушал, как всегда, внимательно весь доклад… а в конце я услышал повторение почти дословно той же фразы: «Я знаю, как армии трудно, но ничего – продержитесь до конца октября, когда Деникин возьмет Москву…»108