Маршал Тухачевский
Шрифт:
Для меня, конечно, было важнее, что Михаил Николаевич любил и понимал музыку, посещал концерты, сам играл. У него дома всегда звучала музыка.
С первого дня нашей дружбы я проигрывал Тухачевскому свои сочинения. Он был тонким и требовательным слушателем. Иногда просил повторить то или иное место, а порой и все произведение. Замечания его неизменно били в точку.
У Михаила Николаевича я познакомился с великолепным музыкантом Николаем Сергеевичем Жиляевым, которого считаю одним из своих учителей. К Жиляеву Тухачевский относился с огромным уважением, но это не препятствовало,
Часто мы встречались втроем. Обычно я играл что-нибудь новое, а Николай Сергеевич и Михаил Николаевич внимательно слушали и затем высказывали свои соображения. Иногда диаметрально противоположные. Надо ли говорить о том, как были полезны для меня, молодого композитора, эти оценки и споры!
Каждую свободную минуту – а такие у Михаила Николаевича случались не часто – он старался проводить за городом, в лесу. Порой мы выезжали вместе и, прогуливаясь, больше всего беседовали о музыке.
Меня восхищала уравновешенность Михаила Николаевича. Он не раздражался, не повышал голоса, даже если не был согласен с собеседником. Лишь однажды вышел из себя, когда я легкомысленно отозвался о композиторе, которого не любил и не понимал. Помнится, Тухачевский высказался примерно так:
– Нельзя безапелляционно судить о том, что недостаточно продумал и изучил.
Затем, развивая свою мысль, Михаил Николаевич упрекнул меня:
– Вы против обывательщины в суждениях, а сами судите по-обывательски. Вы хотите стать композитором (признаться, я уже считал себя таковым. – Д.Ш.), а к оценке произведений искусства подходите легкомысленно, поверхностно.
Наша беседа затянулась далеко за полночь. Возвращаясь домой по пустынному Невскому, я испытывал чувство обиды. Но, всерьез подумав над суровыми словами Михаила Николаевича, понял: он прав. Его резкость объяснялась величайшим уважением к искусству и художникам, а кроме того – добрым отношением ко мне, за которое я ему всю жизнь благодарен.
Сейчас мне уже много лет, и нередко посещает мысль о том, что следует приняться за воспоминания, рассказать о людях, сыгравших определенную роль в моей жизни, в моей музыкальной судьбе. Одним из первых среди них был Михаил Николаевич Тухачевский.
Наша дружба продолжалась и после того, как его опять перевели в Москву. Всякий раз, приезжая в столицу, я заходил к Тухачевским. А Михаил Николаевич, бывая в Ленинграде, неизменно встречался со мной.
И вдруг настал ужасный день, когда я прочитал в газетах о расправе над Михаилом Николаевичем. Потемнело в глазах. От горя и отчаяния я ощущал почти физическую боль. Чувство было такое, будто пуля, сразившая его, направлялась в мое сердце…
Началась Великая Отечественная война. На долю нашего народа выпали тяжкие бедствия. Как часто я вспоминал в те годы моего друга – замечательного человека и талантливейшего военачальника Михаила Николаевича Тухачевского!
Его светлый образ неизменно приходил мне на память, когда я беседовал с нашей молодежью. Она знала, кто такие Колчак, Деникин, Юденич, Врангель. Но стоило спросить: «А кто же разбил этих лютых врагов молодого Советского государства?» – и тотчас начиналась невообразимая путаница. Чаще всего звучало одно имя: «Сталин». Как это было несправедливо!
Теперь наконец названы имена истинных героев наших побед в годы гражданской войны. И среди них в первом ряду имя верного сына партии и народа – Михаила Николаевича Тухачевского.
Более двух с половиной десятилетий его нет с нами. Сколько пережито за эти годы! Но я и теперь постоянно чувствую, как мне не хватает Михаила Николаевича. Не хватает в радостные, светлые минуты и в минуты горькие, тяжелые…
ВНИКАЯ ВО ВСЕ
И. А. ТЕЛЯТНИКОВ
29 июля 1920 года части Красной Армии, продвигаясь на запад, заняли Белосток. В боях за город участвовал и кавалерийский полк 4-й стрелковой дивизии, в котором я тогда служил. 30 июля полк достиг реки Нарев с ее коварными болотистыми берегами и получил приказ сосредоточиться у селения Кнышин, привести себя в порядок и быть готовым к строевому смотру, который проведёт командующий войсками Западного фронта.
Ночь мы провели почти без сна: чистили лошадей, пригоняли амуницию, репетировали построение. К утру все эскадроны были выведены на большой луг у самого Кнышина.
Над дорогой от Белостока появилось облако пыли. Из него вскоре вынырнули две легковые автомашины. Командующий войсками фронта прибыл в сопровождении члена Польского ревкома Феликса Кона, члена Реввоенсовета фронта И. С. Уншлихта и командарма-15 А. И. Корка.
Никого из них я не знал в лицо и поначалу принял за М. Н. Тухачевского первым вышедшего из машины человека с редкой бородкой, в очках и с серебристой шевелюрой. Но это был Феликс Кон. Командующий оказался самым молодым из прибывших. Ему нельзя было дать даже его тогдашних 27 лет.
Подвели коней. М. Н. Тухачевский легко вскочил в седло и зарысил от эскадрона к эскадрону, опрашивая, нет ли жалоб. Красноармейцы дружно отвечали:
– Нет!
После строевого смотра была проведена лихая кавалерийская атака, а потом состоялся митинг. Михаил Николаевич поблагодарил красноармейцев, командиров и политработников за ратные труды. Особенно похвалил полк за майские бои в районе станции Зябки и пообещал, что наиболее отличившиеся при этом будут представлены к награждению орденом Красного Знамени. Это была моя первая встреча с М. Н. Тухачевским.
А вторая произошла глубокой осенью 1920 года. Поезд командующего прибыл в район расположения войск, выделенных для ликвидации банд Булак-Балаховича. М. Н. Тухачевский сдержал свое слово: он привез обещанные награды кавалеристам, отличившимся в боях с белополяками. В числе награжденных оказался и я – военком полка.
В третий раз мне довелось увидеть М. Н. Тухачевского в. 1922 году, когда учился на курсах военкомов при Политуправлении Западного фронта. Был февраль. В старых казармах на окраине Смоленска, где размещались наши курсы, свирепствовал адский холод. На занятиях мы сидели в шинелях, а некоторые не снимали даже головных уборов.