Марсианин
Шрифт:
— Ваш поход на Олимп.
— Ну ты тут «хватил»! — расхохотался Владимир, и так как именно тема Олимпа ему была весьма близка к сердцу он разразился целой тирадой.
— На гору я залез не потому что там что-то инопланетное или ещё чего-то было, что надо было найти. Я действительно залез на Олимп потому, что надо было себе сделать такую Цель. Просто суперцель. Просто покорить самую высокую гору Солнечной системы. Была такая возможность? Была. Я её использовал. Многие говорят, залез из тщеславных убеждений и целей. Хм… кое в чём они правы. Тут и тщеславие сыграло.
Владимир ухмыльнулся, и прищурившись глянул на Юрия.
— Что, думаешь мне должно быть чуждо тщеславие? Все мы люди. И слабости есть у всех. У меня вот такая. Маленькая. Да и вообще хотелось опередить многих. Ведь
Владимир тут замолк и некоторое время молчал. Юрий же с интересом ждал продолжения. Наконец он продолжил, но совершенно в другой области.
— Вы, ныне живущие при социализме, забываете один наш кризис. Тот кризис, который был преодолён в начале семидесятых. Я его «хвост» застал, потому и помню.
— Тот, после которого в обществе социопсихологов стало много?
— Именно он. И я там, на Марсе с тем самым явлением, что нас тогда так покорёжило, из-за чего пришлось принимать экстраординарные меры, столкнулся непосредственно. Прочувствовал, так сказать, на собственной шкуре.
Владимир поморщился.
— Был нарушен Баланс. Человеку всегда нужен был «Фронтир». Место или область, где можно было приложить максимум усилий. Выложиться до предела. В противовес этому должно было быть место, где можно было бы отдохнуть «от ратных дел» набраться сил для новой схватки с Природой. Второе, сделали — оно нас обеспечило всем необходимым для жизни… А о первом, забыли. Забыли о том, что делает нашу жизнь полноценной. А не пресной. В капиталистическом обществе, они имеют такой «фронтир» — вокруг себя — между собой грызутся как крысы. Эта грызня их обеспечивает острыми ощущениями в избытке. От того они такие на всю голову… раненые. А для нашего солидарного нужен Фронтир природный. Или что-то, чтобы его заменило. Тогда в семидесятые, об этом только подозревали. Но общество начало корёжить. Это отразилось на молодёжи. Им нужны были приключения. Но в том обществе их почти не было. Вот они и кинулись… «во все тяжкие». Изобретать себе развлечения, типа тех, что многие себе делают, начиная изобретать различные поводы для приключений, в том числе и полукриминального свойства. Искать новых впечатлений часто в областях довольно рискованных. Дискотеки и клубы посещать и организовывать — это ведь потому, что в городе тогда было очень мало ярких впечатлений. И ведь, заметь, ситуация, похожа на мою весьма сильно. Тогда в Союзе тоже решили все проблемы с выживанием, с обеспечением народа всем необходимым для жизни… Как тогда это казалось. И всякие там «развлечения» и прочие поводы для острых ощущений, нашим старым вождям, казались ну совершенно излишними и «барскими». От чего и вышел конфликт в верхах. Старой элите причины кризиса просто в голову не помещались. Не на том они были воспитаны. Им борьбы за существование народа и страны было «выше крыши». И эта борьба доставляла им в избытке и острых ощущений, и поводов для перенапряжения. А тут… всё решено, всё сделано, — живи и радуйся… «А эти уроды», почему-то кукситься начали.
Владимир хмыкнул и продолжил.
— Пока разобрались, много дров наломали. После на десятилетие хватило нашим социопсихологам «завалы» разбирать. А у меня такая же ситуация приключилась… Ну сам посуди: сидишь ты в закрытом помещении. Небольшом. Один. Все проблемы связанные с выживанием решены. Кислород — есть, пища, нормальная — тоже есть. Все системы станции работают как надо и никаких причин куда-то там ещё лезть, ремонтировать и перепроверять, нету! Просто сиди, тихо работай, и жди, когда «Антарес» за тобой вернётся. Интересно, вот ты бы, на моём месте, через сколько месяцев, такого «рая» на стенку бы полез?
Взгляд Владимира стал особо ехидным. Юрий же пожал обескуражено плечами и развёл руками.
— Вот и я «полез на стену»… Которая Олимпом называется.
Владимир прервался, опустил взор к полу и слегка помолчал. Когда же снова посмотрел на Юрия в его глазах играло озорство.
— А вообще… Я и не подозревал, что среди нашего учёного люда Первая Марсианская вызовет такую массу пересудов и домыслов! — закончил он.
Зазвонила лежащая на столе мобила.
— О! наши прибыли. Пора открывать, — сказал Юрий и нехотя потянулся за мобилой. Ему сильно хотелось продолжить расспросы, но тут надо было по любому прерваться.
Листок уравнений
Похоже было на то, что всем придётся возвращаться домой затемно. Что мало кого радовало.
Чёрт бы их взял, это начальство, устраивающее Учёный Совет в день получения зарплаты. Получилось так, что сначала, «вся учёная (и не очень) рать» выстояла большую очередь к бухгалтеру факультета, за получением денег, а потом также «строем» отправилась на заседание.
Как всегда в подобных случаях, декану срочно понадобилось оформить степень для какого-то сынка каких-то «особо одарённых материально» родителей. Диссертация была — чушь. Простое перемалывание банальных истин, давно известных учёному люду, не первый десяток лет обращающихся в «теме». Только построена вся эта чушь, естественно, была с претензией на новизну. Хоть той «новизны» и было там — с микроскопом искать надо. Заседание, поэтому, было вполне рутинным, хотя и оформлялись весьма серьёзные бумажки — для того самого балбеса, что вознамерился получить липовую же учёную степень.
Естественно, что и Мирослав, и Семён Викторович не обращали ни на общее действо, ни на самого «докладчика» ни грамма внимания — они увлечённо резались в шахматы на миниатюрной пластмассовой доске, которую всегда для подобных случаев таскал с собой Семён Викторович. Завкафедрой заметил этот «непорядок», но так как работники были очень ценные, и на них держалась большая часть работы факультета благосклонно не стал обращать на это внимание. Главное для него было протащить через Учёный совет детку очередного «спонсора» — а там уже хоть трава не расти. За голоса Мирослава и Семёна он был спокоен — эти всегда голосовали «как надо», прекрасно осознавая факт, что, как метко выразился декан: «в воровские времена — живут по воровским законам». Надо было получить очередной «транш» от очередного же «спонсора» для продления жизни факультета. А для этого в нынешние воровские времена все средства были хороши.
Наибольшую тревогу вызывала старая, помнящая ещё девочкой сталинские времена мадам — доктор физматнаук. Та всегда была непреклонна и на дух не переносила ни пустых диссертаций, ни пустых диссертантов (пустых в интеллектуальном и научном смысле), ни откровенно воровские методы, которыми декан старался на свой страх и риск пополнять бюджет факультета. Вот с её-то стороны и надо было ждать большого скандала. А эти, за шахматами… — эти «философы» были достаточно циничны, чтобы не обращать внимание на пустышек, приносящих деньги. Эти, в отличие отказывающейся по морально-этическим соображениям престарелой доктора наук признавать методы добычи денег за пределами морали, просто скрепя сердце соглашались на это. Соглашались, лишь бы продлить ещё на год-два жизнь важного и очень нужного для будущего страны, факультета. Им вполне хватало тех немногочисленных ныне студентов, кто ещё фанател по физике и тем её разделам, что так необходимы для нормального развития любой страны, претендующей на статус державы, а не сырьевого придатка и холуя развитых стран.
Дикость, конечно, но со стороны государства, интересы которого эти фанатики-учёные отстаивали, сыпались одни неприятности, а не финансирование. Декану уже не раз приходилось отбивать атаки бюрократии, покушающейся на закрытие факультета и «экономию государственных средств». Вполне естественно, что бюрократы эту «экономию» намеревались положить в собственный карман. Хоть и экономии той хватило бы им от силы на год, а то и меньше.
Мадам, сохраняла каменное выражение лица до конца доклада и к началу прений всё больше и больше распалялась. Это было видно по её жёсткому выражению лица и стального цвета глазам, которых некогда так сильно боялись нерадивые студенты.