Марсианские войны (сборник)
Шрифт:
Когда мы дошли до садов, нас повели в сторону от храма, вместо того, чтобы вести к нему. Дорога велась по очаровательному парку. Его замыкала стена, окаймленная таким же пышным лесом, какой я видел у подножия гор в долине Дор.
Толпы черных людей тянулись в том же направлении, что и мы. Когда они загораживали путь, то стража грубо отталкивала их и освобождала дорогу. Наконец, мы пришли к месту нашего назначения. Это был большой амфитеатр, возвышавшийся на дальнем конце долины на расстоянии мили от садовых стен.
Черные люди бросились в амфитеатр через массивные сводчатые ворота
Через этот вход нас ввели в помещение под местами зрителей, обнесенное крепкой решеткой. Здесь находилось уже некоторое количество других пленников, согнанных вместе под присмотром воинов. Иные из них были в кандалах, но большинство казалось такими запуганными присутствием стражи и всей окружающей обстановкой, что всякая возможность бегства для них была исключением.
Пока мы вместе шли из Шадора, мне не пришлось поговорить с моим товарищем по заключению; однако теперь, когда мы были благополучно доставлены и заперты в надежном загоне, наши стражи ослабили бдительность. Я смог, наконец, подойти к юноше, к которому чувствовал такое странное влечение.
— Что это за сборище? — спросил я его, — и чего они хотят от нас? Должны ли мы сражаться на потеху перворожденным, или нам предстоит испытать что-нибудь еще худшее?
— Это один из ежемесячных обрядов Иссы, — ответил юноша. — Время, когда черные люди смывают грехи со своих душ в крови людей, пришедших из внешнего мира. Если случайно во время этих сражений оказывается убитым черный человек — это является уликой его неверности Иссе и считается смертным грехом, если же черный человек выживает в борьбе, то он освобождается от обвинения, которое навлекло на него необходимость защищаться.
Иногда мы должны принимать участие в очистительном обряде. Виды борьбы — разные, количество черных людей иногда вдвое больше. Нас могут также заставить вступить в единоборство с диким зверем или каким-нибудь знаменитым черным воином.
— Ну, а если мы выходим из борьбы победителями, — спросил я, — тогда что — свобода?
Юноша рассмеялся.
— Ждите! Единственная свобода для нас — смерть. Никто из вступивших в царство перворожденных никогда не покидает его. Если мы окажемся искусными бойцами, то получим позволение сражаться часто. Если же мы слабые бойцы, то… — рассказчик только пожал плечами. — Впрочем, рано или поздно мы умрем на арене, — прибавил он.
— А ты часто сражался? — спросил я его.
— Очень часто, — вспыхнув от удовольствия, ответил он. — Это моя единственная радость. Меньше чем за год я отправил на тот свет несколько сотен черных дьяволов на этих обрядах Иссы. Моя мать очень гордилась бы мною, если бы только она знала, с какой честью я поддерживаю славу отца.
— Твой отец, наверно, был могучим воином, — сказал я. — В свое время я был знаком с большинством воинов Барсума; вероятно, я знал и его. Кто был твой отец?
— Мой отец…
— Идите же, идите! — раздался грубый голос стражника. — Марш на арену!
Вслед за этими словами мы были грубо вытолкнуты на крутой спуск, ведущий в расположенные далеко внизу клетки, из которых был выход прямо на арену. Амфитеатр, как и везде на Барсуме, был
Как раз напротив моей клетки возвышался трон Иссы. На нем на корточках, сгорбившись, сидела ужасная старушонка, окруженная сотней красавиц-рабынь, облаченных в роскошные уборы. Блестящие переливчатые ткани странного покроя образовывали как бы балдахин трона.
По четырем сторонам трона, в нескольких футах ниже его, выстроилась локоть в локоть стража из вооруженных до зубов солдат. Напротив этой группы находились высшие сановники этих мнимых небес — ярко-черные люди, усыпанные драгоценными камнями; лбы их были украшены золотыми обручами, знаками их достоинства.
По обеим сторонам трона расположилось множество людей, заполнявших снизу доверху весь амфитеатр. Женщин было столько же, сколько и мужчин. Все были одеты в доспехи удивительно художественной работы, с обозначением общественного положения и рода. При каждом черном было от одного до трех рабов — людей внешнего мира. Черные все «благородны», среди перворожденных простонародья нет. Самый последний солдат является богом и имеет прислуживающих ему рабов.
Перворожденные не заняты никакой работой. Мужчины, правда, сражаются — это их священная привилегия и долг — сражаться и умереть за Иссу. Зато женщины ничего не делают — ровно ничего. Рабыни их моют, одевают и кормят. Есть даже такие, за которых рабыни говорят. Во время обряда я видел одну женщину, которая сидела с закрытыми глазами, а рабыня рассказывала ей о событиях, происходивших на арене.
Первой частью церемонии нынешнего дня было принесение жертвы Иссе. Эта жертва знаменовала собой кончину несчастных, которые за год до этого лицезрели божественную славу богини. Их было десять — блистательные красавицы из гордых дворов могущественных джеддаков и из храма святых жрецов. В течение года они служили в свите Иссы; сегодня они платили жизнью за эту божественную привилегию. Завтра они украсят собой столы придворных чиновников.
Девушек вывели на арену. За ними вышел громадный черный человек. Он тщательно их осмотрел, пощупал их тела и потыкал между ребрами. Затем, выбрав одну, он повел ее к трону Иссы и обратился к богине с несколькими словами, которых я не мог расслышать. Исса кивнула. Черный поднял руки над головой в знак приветствия, схватил девушку и потащил ее с арены через небольшую дверь, находившуюся под троном.
— Исса вкусно пообедает сегодня, — промолвил находившийся возле меня пленник.
— Что ты хочешь сказать? — спросил я.
— Это ее обед; старый Тэбис потащил девушку на кухню. Разве ты не заметил, как он выбирал самый жирный и нежный кусок?
Я пробормотал проклятия по адресу чудовища, сидевшего напротив нас на пышном троне.
— Не кипятись, — увещевал меня мой сотоварищ. — Ты увидишь кое-что похуже этого, если проживешь хотя бы месяц среди перворожденных.