Марсианский проект С. П. Королёва
Шрифт:
Энергетически данный вариант крайне невыгоден, а 20–30-тонные посадочные и взлетные элементы могли создать значительные трудности при их отработке в наземных условиях. Да и сборка на ОИСЗ 75-тонных блоков могла преподнести неприятные сюрпризы. Словом, эта схема никаких преимуществ перед той, что была принята Королевым, не имела. При этом нельзя забывать, что речь шла не о том, чтобы попасть на Луну дешевле или проще, а о том, как это сделать раньше американцев. После выговора, полученного от Сергея Павловича, проектанты провели анализ возможных вариантов и пришли к той же схеме, что была принята для марсианской экспедиции.
Такую же схему применили и американцы. Ее почему-то называют «американской», хотя впервые ее придумал и предложил в
Записи в моих рабочих тетрадях достоверно показывают, что работа над проектом лунной экспедиции началась только в сентябре 1964 года. Но откуда тогда взялся миф о «лунной гонке», которую мы якобы проиграли? Тут требуются некоторые пояснения.
В четвертом томе книги Б. Е. Чертока «Ракеты и люди», который мы уже цитировали, весьма подробно описано несколько больших совещаний, предшествующих 1964 году, на которых Королев представлял лунный проект Л3 примерно в том виде, в каком он впервые появился и был утвержден в начале 1965 года. В частности, о нем упоминается в рассказе о заседании экспертной комиссии по защите эскизного проекта ракеты Н1 в августе 1962 года. Так был лунный проект в 1962 году или нет?
Поясню этот парадокс 1962 года. Перед заседанием Королев ознакомился с подготовленными мной материалами по оценке 24 вариантов осуществления экспедиции на Марс с применением ЖРД и с эскизами предполагаемых плакатов. На следующий день ко мне прибежал весьма возбужденный инженер из соседнего сектора Володя Зайцев со словами: «СП вчера поручил нам срочно проанализировать разные варианты экспедиции на Луну и сделать такие же плакаты, как у тебя по Марсу. Мы ничего не поняли, покажи, что у тебя есть». Ознакомившись с моими таблицами и эскизами, он убежал.
Спустя несколько дней на заседании комиссии были представлены плакаты лунного комплекса, экстренно подготовленные нашими проектантами-корабелами вместе с ракетчиками Крюкова. Участники совещаний всегда рассматривали красивые плакаты с интересом. Порой они отвлекали от неувязок и нерешенных вопросов, но никогда у нас не считались «липой». Главный конструктор должен был за короткое время пояснить свою техническую идею большому числу уважаемых и весьма занятых руководителей, не всегда подготовленных к ее восприятию. Пояснять ее «на пальцах» было бы простым неуважением, поэтому прибегали к подобным средствам наглядности. Я к этому заседанию, по поручению Королева, также сделал несколько плакатов марсианского комплекса с аэродинамическим торможением, хотя на тот момент кроме идеи «чиркнуть» по марсианской атмосфере у меня ничего не было. Как и «лунные» коллеги, провел не одну ночь за рабочим столом в КБ, чтобы с утра отдать художникам эскизы. Такую «наглядную агитацию» участники совещаний, в зависимости от степени готовности к восприятию, могли расценивать и как детские картинки, и как фундаментальный проект. Все определялось глубиной проработок. За одним и тем же изображением на плакате могли скрываться как двухдневные упражнения сноровистого инженера за кульманом с карандашом и логарифмической линейкой, так и годы напряженного труда многих коллективов и организаций.
В этом и заключается, объяснение того парадокса, что многие сотрудники ОКБ-1, наблюдавшие всего лишь «лунные картинки» на разных совещаниях, искренне считали и полагают до сих пор, что все эти годы (1960–1964) в отделе Тихонравова вслед за американцами разрабатывался именно лунный проект. А появлявшиеся иногда там же марсианские плакаты, за которыми стояли серьезные многолетние исследования, они воспринимали как красивые иллюстрации к далекой и несбыточной перспективе. Где-то здесь и берет свое начало пресловутый миф о «лунной гонке».
Ранее я кратко изложил, как проходила подготовка к марсианской экспедиции, а теперь пора показать,
Не помню, как именно я оказался в 93 отделе, где мне было поручено заниматься тем же, что и в 9-м отделе — компоновкой, весовой сводкой, составом, но теперь уже лунного экспедиционного комплекса и орбитального корабля. Этим занимались в секторе Виктора Федоровича Садового. В группе, начальником которой был будущий космонавт Олег Григорьевич Макаров, на первых порах работали Валентин Стольников, Владимир Буланов, Изабелла Погосянц, Галина Шишкина, Валентина Лобнева, Галина Балашова, Нина Терешенкова. Я так же, как и в девятом отделе, формировал для всех перечень первоочередных работ ( рис. 4.3.1–4.3.2 ). Позже присоединились Валентин Бобков, Анатолий Нестеренко, Аркадий Калатьян, ставший впоследствии начальником группы вместо О. Г. Макарова.
В сентябре 1964 года мне поручили срочно подготовить состав документов будущего проекта. Я назвал его предэскизным, поскольку это было самое начало работ. При обсуждении Королев одобрил состав, но изменил заголовок на «эскизный». Эскизный, так эскизный — значит, будут соответствующие глубина проработки и сроки исполнения. Но мы с Макаровым буквально взвились от негодования, когда узнали что сдача намечена на Новый год. Вооружив Бушуева и Прудникова аргументами в пользу смещения сроков, мы отправили их на переговоры. Они не хуже нас понимали, что сроки нереальны. Обменявшись мнениями с Королевым, они вернулись сторонниками его позиции — к Новому году. Однако проект делать нам, и мы решили, что «еще не вечер».
В то время появилась книжечка «ПЕРТ», где впервые описывались методы сетевого планирования и управления сложными целевыми программами. Они позволяли увидеть весь процесс разработок, оптимизировать их последовательность — словом, максимально сократить сроки. Заканчивалась эта книжка фразой, что каждый, прочитавший ее, может считать себя крупным специалистом. Одолев книгу за ночь, наутро я уже чувствовал себя «очень крупным спецом». На ватмане, во весь наш самый большой кульман, мы с Макаровым, с помощью начальников отделов, стали рисовать сетевой график процесса проектирования.
К концу второго дня на графике было отмечено 966 работ. Его полагалось обсчитать. Первый обсчет вытянул цепочку критических событий на 13 месяцев. Оптимизировали — стало 12. Оптимизировали еще восемь раз — ужали до 7,5 месяцев, появилось 11 критических путей, а дальше ни с места. Проект мог быть осуществлен не раньше конца первого полугодия следующего года. Доложили Бушуеву — он проникся доверием к нашим заключениям. Пошли к Королеву. Мы с Олегом остались в приемной. Уже через минуту Бушуев стремительно вышел из кабинета и, не взглянув на нас, стал быстро удаляться по коридору вместе с нашим ватманом и табуляграммами. В итоге мы выпустили эскизный проект к Новому году. В эти три месяца впервые были сформированы весьма приблизительный облик, конструкция, состав систем и весовые сводки лунных кораблей. Сохранившиеся в тетради черновики красноречиво говорят о том, что проект только начал разрабатываться ( рис. 4.3.3 ).
Он получился сырым, форсировался под большим давлением Королева, содержал минимальные исходные данные для составных частей, и в дальнейшем мы не один год штопали в нем дыры, восполняя недостающие технические требования. Королев, глядя на готовые тома в красном коленкоре с золотым тиснением, испытывал удовлетворение. Позже я понял, что тома эти нужны ему были для того, чтобы грохнуть ими по столу в одном из высоких кабинетов и сказать: «Вы хотели экспедицию на Луну — вот вам экспедиция на Луну!», но «Где деньги, Зин?».