Маруся и близнецы
Шрифт:
Она совсем одна — иногда это неплохо. Особенно, когда собираешься готовить сложное блюдо и предвкушаешь провал.
Когда до ее уютной маленькой квартирки остается пара десятков метров, Маруся бросает взгляд на свое окно и хмурится — оно почему-то приоткрыто. Неужели с утра забыла захлопнуть? Странно.
Маруся делает еще несколько шагов, и ее сердце начинает колотиться как бешеное.
На подоконнике лежит букет ромашек…
Она взлетает по ступенькам в одно мгновение, распахивает незапертую дверь и роняет сумку, из
Макар разворачивается от окна и шагает к ней, заключая Марусю в крепкие медвежьи объятия. Слезы брызжут из ее глаз сами собой, заливая его футболку. Он пахнет трубочным табаком, нагретой на солнце кожей и ей кажется, что — морем.
Почему-то не находится никаких слов, и приходится обойтись без них. Долго стоять вплотную, глядя друг другу в глаза, словно не решаясь. А потом медленно и робко, словно в первый раз, коснуться губами губ. И судорожно обняться, всхлипнув от невозможной нереальности этого объятия. Кому нужны девичьи мечты, когда можно наконец отпустить себя и вволю выплакаться в тонкий свитер на твердой горячей груди?
Когда из открытого окна начинает тянуть холодом, приходится все-таки вернуться в реальность. Запереть дверь, собрать раскатившиеся помидоры, включить свет, посмотреть друг на друга… И судорожно начать срывать одежду, с трудом замедляясь, чтобы расстегнуть много мелких пуговиц на длинном платье Маруси и протолкнуть сквозь тесные петли железные болты на джинсах Макара.
Когда он входит в нее, они стонут оба. Громко, в голос, замирая в тот момент, когда соединяются до упора. Взгляд в глаза, медленный выдох — и Макар начинает двигаться, нависая над ней на вытянутых руках. Она пытается притянуть его к себе, чтобы коснуться голой кожей, но он мотает головой и продолжает любоваться ее тонкой фигуркой. Ему кажется — или ее грудь стала чуточку больше?
Аккуратная поначалу нежность разгорается все сильнее, оборачиваясь страстью.
И вот он уже наматывает светлые волосы на руку, оттягивая ее голову назад, когда жестко врезается бедрами в упругую задницу, оставляет на груди лиловые засосы, а на внутренней поверхности бедер — следы зубов. Шлепает ее так, что звон взвивается под потолок маленькой комнатки. Когда Маруся кончает — ей приходится сжать зубами край подушки, чтобы не переполошить своими воплями соседей.
— А где… — первой нарушает молчание Маруся, когда все заканчивается, и Макар долго пьет из бутылки воду и пытается отдышаться.
— Не знаю, — говорит он странным голосом, и его спина напрягается. — Ты все правильно сказала про двух капитанов. Поэтому мы разделились. Я решил, что одного пиратского капитана в мире будет достаточно и решил уйти в дипломаты.
— Куда? — ахает она. — Зачем?
— Ну как — зачем, — Макар возвращается к ней под одеяло, сграбастывая сильными мускулистыми руками и прижимая к себе. — У дипломатов особые визы, право на пересечение границ, работа опять
— Это… ради меня? — она поднимает взгляд на своего невыносимого сводного брата, испортившего ей все детство одним своим присутствием. Малолетнего сопляка, от которого были одни неприятности. Противного подростка, мерзким голосом комментировавшего ее внешность, ее поклонников и ее увлечения.
Смотрит в его светлые голубые глаза и ничего не может сказать из-за комка в горле, с трудом сдерживающего потоки слез.
— Это будет не сразу, — он касается сухими губами ее лба. — Сначала надо доучиться. Но у меня будут каникулы и практика. Связи твоего отца помогут устроиться, куда нужно.
— Ты… сказал папе, зачем тебе быть дипломатом?
— Нет, конечно, — ухмыляется Макар. — Я не самоубийца. Зато-о-о-о-о… Знаешь, что я узнал?
— Что? — спрашивает она сиплым шепотом и сердечко ее сжимается от тревоги.
— Я узнал, где в этом городе найти белую карету и шестерку коней.
Он так доволен собой и так улыбается во всю морду, что Маруся никак не может сказать ему, что не понимает, зачем ему карета. Секунду не понимает. Две не понимает.
Три не понимает.
А потом — понимает.
— Четверку… — шепчет она. — Четверку лошадей. Ты перепутал.
— Да? — он чешет в затылке. — Ладно. Много не мало. Думаю, ты переживешь такое нарушение планов.
— А платье?.. Я же не могу… — Марусе кажется, что она спит.
Совершенно точно спит.
Макара просто не может быть в ее крошечной квартирке, уже пропахшей им насквозь.
Чтобы не разрушать сладость сновидения, она подыгрывает своему воображаемому сводному брату. Притворяясь, что всерьез обсуждает с ним свою свадьбу.
— Мы купим самое шикарное платье, что сможем найти, — заверяет ее Макар. — Уверен, что кто-нибудь из французских кутюрье обязательно придумал платье пышное, как у принцессы, но при этом удовлетворяло бы строгому вкусу твоей мамы.
— Мы скажем маме? — пугается она.
— Мы никому не скажем, — заверяет Макар. — Даже нашему брату.
Маруся молчит. Этот сон слишком реален.
Особенно реальным он становится, когда Макар вновь переворачивает ее на живот, кладет под бедра подушку и долго медленно трахает ее до искр из глаз.
Подозрительно умело — ей кажется, или он за прошедшие месяцы научился кое-чему новому? Щепотка ревности придает ее наслаждению дразнящую остроту.
И не только ее — когда дело доходит до ее язычка на его разбухшей головке, Макар тянет ее за волосы и сквозь зубы шипит:
— С кем это ты так научилась?
Маруся прячет тайную улыбку.
Она хорошая ученица и вполне способна прокачаться исключительно в теории.
Улыбка тает, когда она думает, что кое-что он еще не знает.