Марья-Искусница и Хозяин костяного замка
Шрифт:
— Что тут написано? — говорит.
А почерк там мелкий, слова некоторые размыты, но вижу, что романское письмо, знакомое мне. Я пальцем водить стала и читаю.
— Возьми три меры мандрагоры молодой, когда месяц в стрельце будет, добавь полмеры тимьяна, в меду сваренного…
Тут я на колдуна взглянула — мол, убедился? А он головой покачал и велел:
— Дальше читай!
— …десятую часть меры на шерсть мышиную, помета нетопыриного полмеры…
Тут я вспомнила порядок, который у бабы-яги навела, и снова устыдилась. Но читать не перестала.
— А теперь повторяй. Наизусть, — Мерлин мне сказал, и книгу отобрал, под мышку себе сунул.
— Странные у тебя забавы, свет мой ясный, — сказала я с тревогой и лоб ему потрогала. Сначала ладонью, а затем, как положено, губами прикоснулась. — Да нет, — заключила, — горячки нет вроде.
— Ох, Марья, Марья, — с улыбкой покачал он головой, и я так от этого растаяла, что и забаве его противиться не стала. Ладонь ко лбу уже своему приложила, чтобы сподручнее вспоминать было, и начала перечислять:
— Мандрагоры молодой три меры, и чтобы месяц в стрельце был, полмеры тимьяна…
Я говорила, говорила, затем на него жалобно взглянула.
— А мне все повторять, да? Язык сейчас отвалится.
— Хватит, — колдун махнул рукой, а сам на меня с удивлением таким смотрит, что я загордилась. — Так ты же сплошь из талантов состоишь, Марья.
— А то, — сказала я и приосанилась. — Может, я и не так умна, как ты, но тоже кое-что умею!
— Ты не глупая, — сказал он рассеянно, о чем-то задумавшись. — Ты наивная и увлекающаяся. А усердия твоего на три ума хватит, только его контролировать нужно и прикладывать правильно. Ну-ка, — поднял Мерлин голову, — пойдем со мной.
— Куда? — испугалась я, еще не решив, похвалил он меня сейчас или обругал.
— Проверить я кое-что хочу, — проговорил он. — В мастерской моей.
Завел меня в комнату на вершине башни. Как и в прошлые разы, со всех сторон зелья разные или кипели, или булькали, или туманом разноцветным исходили, а по стенкам полок видимо-невидимо, и там места пустого нет от кувшинчиков, горшочков, мешочков, чем-то заполненных, плошек, пучков трав.
Сначала он эти горшочки и мешочки снимать начал и мне давать трогать, нюхать и даже на язык пробовать. Половину полок попробовали, уж я умаялась, и проголодалась-то! А затем взял Мерлин с маленькой жаровни горшочек, в котором зеленое что-то медленно варилось, на стол поставил, ложку большую достал, меня к себе поманил. Я на ложку посмотрела, на горшок, и головой в ужасе замотала.
— Нет-нет, я хоть и не ученая, как ты, Мерлин сын Мерлина, а уж ты меня на всю жизнь научил, что не надо зелья пробовать!
— Да не бойся, — говорит он, — я тебе ничего опасного не дам.
— Не буду пробовать, — повторила я непреклонно и отвернулась.
— Значит, врала, — хмыкнул он вкрадчиво, — когда говорила, что на вкус можешь определить, что в похлебке есть, а чего не хватает?
— Так то похлебка! — возмутилась я. — А тут зелье твое! Попробуешь и в нетопыря обернешься
— В нетопыря не обернешься, — сказал колдун честным голосом и опять меня к себе поманил.
Я поняла, что не отвяжусь от него. Подошла, глаза зажмурила, рот открыла и с ложки все проглотила. А открыть глаза не смогла.
— Ну что, — со смешком поинтересовался Мерлин, — запомнила состав? Не бойся только, сейчас я тебя расколдую… это зелье окаменения.
А сам подошел ко мне со спины, и по голове меня гладит, и от рук его как мураши теплые разбегаются. Приятно, аж мурчать хочется. Надо злиться, а я млею.
«Ну, — думаю лениво, — только расколдуй. Я тебя так окаменею!»
Как двигаться смогла, глаза распахнула — Мерлин передо мной стоит. Я рот открыла, чтобы все высказать… и вдруг чувствую, что-то не так. Голову свою пощупала, ниже руками провела — а там волосы мои на месте! Пусть не ниже колен, как были, а до пояса, но это ж не растрепка моя короткая, которую никакими лентами в порядок не приведешь!
У меня даже дыхание перехватило и слезы на глаза выступили. Я к зеркалу метнулась, одним боком повернусь, другим, руками всплескивая, собой любуясь — а затем быстро ленту, вокруг головы повязанную, сняла и косу заплела себе. И к Мерлину повернулась.
— Спасибо тебе, — сказала дрожащим голосом, и в пояс ему поклонилась. — Думала, не видать мне больше красоты моей! Я тебя отблагодарю!
— А как? — заинтересовался колдун, зачем-то ближе подходя.
— Да я тебе… — я слов не находила, — я тебе…таких оладий напеку, каких ты никогда не ел!
Он засмеялся невесело и по носу меня щелкнул.
— Ты лучше скажи, что в зелье окаменения было?
Я задумчиво губы с остатками зелья облизала, а колдун вздохнул и отошел на несколько шагов.
— Корень пырея, — начала я пальцы на руке загибать, — яичная скорлупа, панцирь черепаший толченый, маково зерно, масло кунжутное… и еще что-то, не признала я.
— Я тебе и не давал того, что не признала. Чешуя василиска — ее попробовав, можно и навсегда окаменеть, — проговорил Мерлин с удовольствием, а я поежилась и пообещала себе никогда и никуда в мастерских колдуна не лезть. — Но и того, что ты перечислила, довольно.
— Для чего довольно? — насторожилась я. А сама улыбаюсь — приятна мне похвала!
Он пальцами по столу постучал, косу свою рыжую потеребил.
— Слишком много я мазей и зелий создал, а записи все разрозненные, вон где лежат, — и он на стол в углу указал, на котором ворох листов бумажных свален был. У меня опять руки зачесались там порядок навести. — Есть на полках и отца моего зелья, и деда — записи либо утеряны, либо вообще их не было. Давно хочу я книгу учетную создать с рецептами, да некогда мне. А ты мне помочь можешь. Дам я тебе амулет защитный — никакое зелье на тебя не подействует. И будешь зелья пробовать, названия с горшков и кувшинов списывать и состав записывать. А я уже сам потом по памяти меры буду проставлять и недостающие ингридиенты. Поможешь мне, Марья?