Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести
Шрифт:
…Дождь усиливается. Он заглушает гул города. За окном висит серый занавес, разорванный мутными пятнами уличных фонарей. Я стою у книжного шкафа, поглощенная стройными. мыслями, пришедшими ко мне впервые за эти бессонные ночи. Я думаю о новых днях, которые мне предстоит провести среди рискующих жизнью ради жизни наших людей; думаю о том времени, когда сумею, так же как и Зайко и Розыков, бороться с теми, кто однажды отняв у меня любовь, сделал Бориса моим врагом.
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
Передо
Раннее утро. Солнце, поднявшись над зданием педагогического института, залило зелень, окружившую памятник Фрунзе, желтым слепящим светом. Троллейбусы и автобусы, переполненные горожанами, неторопливо плывут по улице. В воздухе висит тихий деловой гул, похожий на шум большого улья. Легкий ветер играет молодой листвой деревьев, разбросанных внизу около дома. Асфальт, только что политый водой, блестя, уходит в обе стороны широкой зеркальной лентой.
Не могу сказать, сколько времени я просидел в это утро один на балконе, не в силах отогнать от себя воспоминания, Я думал о Наташе Бельской. Снова она приходила ко мне — по-прежнему красивая и удивительная… На ее губах дрожала ласковая улыбка, в глазах горел упрек: мне казалось, что она осуждала мое чувство.
С тех пор, как мы последний раз беседовали с нею, прошло три с половиною года. Дело о четверти миллиона, в котором она особенно проявила себя, было давно закончено — преступники сели на скамью подсудимых. Возвращаясь к нему сегодня, я как бы переживаю прошлое, встречаю Наташу и вместе с ней испытываю огорчения и радости. Мне чудится, что мы идем в будущее одной тропой… Наташа не рассердилась бы на меня за такое желание. Ведь это только мысль… Она не оскорбит память о человеке…
Эту историю я начну с сообщения Наташи о пропаже вещей из квартиры сестер Рахмановых…
Кумрихон и Наргуль по характеру и внешнему виду были различны так же, как небо с землей. Сосед Рахмановых, достопочтенный Хасилот-бобо, говорил, что в сестрах живут два дьявола: один — злой, как бешеная собака, другой глупый, как осел. При этом Хасилот-бобо, если сестры были у него, косил глаза в сторону Кумрихон — это в ней, по его мнению, был злой демон.
Мнения Хасилота-бобо, между прочим, придерживался и брат сестер — Уйгун, которого за сварливый и вспыльчивый нрав в переулке звали «Барсом». «Эти бездельницы, — обычно говорил он своим друзьям, — когда-нибудь сведут меня с ума или посадят в тюрьму».
Он, кажется не ошибся…
Поздно вечером у дома Рахмановых остановилась легковая автомашина. Из нее вышли Уйгун и Шермат — друг Уйгуна, пьяница и задира. Сказав шоферу, чтобы он поджидал, они вынули из багажника два тяжелых чемодана и зашли в дом.
Кумрихон и Наргуль еще не спали — сестры только что вернулись из театра и теперь пили чай.
— Полуночницы, — пьяно прохрипел Уйгун.
— Если ишак кричит, не обращай на него внимания, — зло отозвалась Кумрихон.
— Сестра, что ты! — сказала Наргуль. При посторонних она была тиха и застенчива.
— Отвяжись, — встала Кумрихон. — Нализался?!. Что это? — Она указала на чемоданы. — Опять со склада?.. Ох, Уйгун, гляди: попадешь волку в зубы — завоешь!..
— Молчи! — огрызнулся Уйгун. — Совет бабы страшнее укуса ядовитой змеи.
— Уши мои ликуют, когда слышат твои слова, — склонился Шермат перед Уйгуном. — Бери деньги и пойдем.
Уйгун поставил чемоданы под кровать, достал из ящика пачку пятидесятирублевых купюр и, небрежно положив в карман, кивнул головой Шермату.
— Идем!
Оставшись одни, сестры долгое время сидели молча: одна — за столом, другая — в углу комнаты, на кушетке, покрытой толстым ковром. Мысли сестер текли подобно двум ручьям: бурному и спокойному. Они думали о брате, понять которого было так же трудно, как отгадать, что хранилось в сундуках дедушки Хасилота-бобо.
— Наргуль, — наконец, позвала Кумрихон.
— Ну, — отозвалась Наргуль.
— Давай посмотрим чемоданы.
— Не надо! — вскочила Наргуль, — Уйгун убьет!..
— Он не узнает.
Кумрихон открыла первый чемодан и отскочила в сторону: в нем аккуратно были сложены золотые и серебряные вещи.
Утром следующего дня в дежурную комнату управления милиции города несмело вошла невысокая девушка. Поздоровавшись с офицерами, она вдруг упала на стул и громко разрыдалась.
— Что с вами? — подавая стакан с водой, спросил дежурный.
Девушка очевидно не поняла его, взяв стакан, она пристально, не шелохнувшись, несколько секунд глядела в окно.
— Вас кто-нибудь обидел? — нарушил молчание помощник ответственного дежурного.
— Нас обокрали, — проговорила, наконец, девушка.
— Что у вас украли?
— Не знаю… Ничего не знаю, — она встала: ее глаза высохли, над переносицей легла тугая коричневая складка. — Пропали чемоданы брата…
— Ну, стоит ли из-за этого расстраиваться, — радуясь перемене девушки, участливо сказал офицер.
— Да что вы! — крикнула она. — В чемоданах были золотые часы и браслеты… Он работает в кишлаке… в магазине… Вчера приехал в Ташкент… Все получил на складе…
Это была Наргуль.
На место происшествия выехали работники уголовного розыска города: старший оперуполномоченный Исмаилов, оперуполномоченный Курбанов, проводник служебно-розыскной собаки Терещенко, эксперт НТО Чеботарев; к ним через четверть часа присоединились сотрудники отдела милиции старший оперуполномоченный Зафар и участковый уполномоченный Каримов.
Соседи Рахмановых, главным образом ребятишки, кольцом окружили дом и говорили о краже. Хасилот-бобо стоял в глубине двора с племянницами и, покачивая бородой, беспрерывно цокал языком. Уйгуна дома не было — ходили слухи, что он находился в вытрезвителе вместе с Шерматом.