Маска любви
Шрифт:
Он изумленно молчал, и Катерина занервничала.
— Наверное, мне не следовало этого говорить! Наверное, цель вашего визита — тайна!
— Я полагал, что да, — ответил герцог.
— Тогда обещаю, что никому ничего не скажу. Вам вовсе не нужно бояться, что из-за меня у вас будут неприятности.
— Едва ли из-за вас у меня могут быть серьезные неприятности, но все же вам лучше не делиться ни с кем своими догадками о цели моего визита.
— Клянусь хранить полное молчание обо всем, что касается вас, — пообещала Катерина. —
Герцог удивился, но спросил только:
— Вы ведь пришли не одна?
— Нет, конечно, не одна, — ответила девушка. — Со мной моя горничная. Она ждет в гондоле под первым мостом от площади.
— Тогда лучше проводить вас к ней, — сказал герцог.
— Я должна идти? — огорчилась Катерина. — Я не могу выразить, что значит для меня просто слышать ваш голос, слышать английскую речь, знать, что я с кем-то с… родины.
Девушка всхлипнула, и герцог спросил:
— Англия действительно так много значит для вас?
— Она для меня — счастье, безопасность и чувство причастности, — ответила Катерина. — Здесь я иностранка, мне нет места в их жизни, в их интересах — ни в чем, что они считают важным.
— Вы привыкнете, — сказал герцог в утешение.
— Хотелось бы верить вам, — промолвила девушка. — Но, милорд, у меня нет никакого желания обременять вас моими бедами. Лучше скажите мне, принц Уэльский по-прежнему устраивает свои блестящие и экстравагантные приемы в Карптон-Хаус?
— Его королевское высочество по-прежнему расточителен.
— И король все гневается на него?
— И отказывается оплачивать его долги, — улыбнулся герцог.
— А люди все так же говорят о миссис Фитцгерберт?
— Ну конечно! А чего вы ожидали?
— Все это так знакомо, — вздохнула Катерина. — А какие спектакли шли в Друри-лейн, когда вы уезжали из Лондона?
Герцог описал последнюю оперу, на которой он присутствовал. Он рассказал Катерине о новом певце, который произвел фурор в Воксхолл-гарденз. Потом описал пару гнедых, которых купил в апреле на конном рынке Татерселз, и которые оказались самыми лучшими в Гайд-Парке.
Катерина внимала каждому его слову.
Ее рот приоткрылся, и грудь под дорогими кружевами бурно вздымалась, будто слова герцога возбуждали ее.
Пальчики девушки были стиснуты так, что костяшки побелели, а глаза сквозь прорези маски жадно ловили его взгляд.
За всю свою жизнь герцог не встречал никого, кто слушал бы его с таким вниманием. Помимо воли чувствовал себя польщенным, но вместе с тем было смешно, что все, что бы он ни сказал, так жадно поглощается.
Закончив, наконец, свой довольно долгий рассказ, герцог поднес к губам бокал вина. Его внимательная слушательница расслабилась и глубоко вздохнула, точно в экстазе.
— Спасибо, — тихо проговорила она. — Я не могу выразить, как я вам благодарна! Я запомню каждое ваше слово. Я буду думать обо всем, что вы рассказали, и это поможет мне. Поможет вынести то, что суждено вынести!
Герцогу стало любопытно.
— Могу я помочь вам? — спросил он и тут же подумал, а не поторопился ли он с этим предложением.
— Вы ничем не можете помочь, милорд, — ответила Катерина, — но я признательна за вашу доброту. А теперь я хотела бы попросить… если это не слишком вас затруднит, не будете ли вы так любезны проводить меня до моста, где ждет моя горничная? Мне как-то страшно идти туда одной.
— Я провожу вас, — сказал герцог, отмечая про себя, что девушка благоразумно думает, что это может быть опасно.
К вечеру шум на площади стал намного громче, и весельчаки в маскарадных костюмах вовсю подшучивали друг над другом.
Кто-то привел туда живого слона, белое конфетти сыпалось словно снег, и уже зажигались гирлянды цветных фонарей, протянутые от столба к столбу.
Обезьянки плясали на шарманках, в сотнях балаганов толпились зрители, а на площади все играла музыка и все кружились и кружились в танце.
Юбки дам взвивались множеством оборок, домино распахивались, открывая струящиеся каскады шелка.
Смех звучал все громче и громче, почти заглушая оркестр.
Держа Катерину под руку, чтобы она не потерялась в толпе, герцог выбрался из ярко расцвеченного волшебства площади в сумрак улицы, ведущей к каналу.
Когда они подошли поближе, герцог увидел под мостом много гондол. Все они были ярко украшены, некоторые — принадлежащие богатым семьям — отличались изысканной резьбой, а гондольеры носили шелковые куртки, короткие бриджи, длинные чулки, красные кушаки и красные шапочки.
Катерина явно не рассчитывала, что герцог будет провожать ее до самой гондолы.
Она остановилась наверху лестницы, спускающейся к каналу, и герцог, не желая смущать девушку, не стал долее навязывать ей свое общество.
— Спасибо, — снова сказала Катерина тем же робким, прерывающимся голоском. — Спасибо, милорд! Я была так счастлива сегодня.
— Для меня честь познакомиться с вами, — ответил герцог. — Позвольте пожелать вам счастья.
В этот момент на мост высыпала шумная толпа масок. Герцог знал, какой грубой и нахальной бывает подвыпившая толпа гуляк, он схватил Катерину за руку и оттащил подальше от лестницы в тень соседнего дворца.
Они встали под аркой. Маски, буяня и насмешничая, задираясь и толкая всех, кто попадался на их пути, наконец благополучно прошли мимо.
— Теперь вы понимаете, — строго сказан герцог, — что такой молодой девушке, как вы, крайне неблагоразумно приходить одной на карнавал. Вам нужно сопровождение для защиты.
— Я понимаю.
Катерина посмотрела на него, и в сумерках герцог различил блеск ее глаз в прорезях маски и чуть подрагивающие губы.
— До свидания, Катерина, — сказал он тихо.