Маска подлеца

Штогрина Анна

— Завтра я устраиваю вечером прием. Ты должна быть. Уедишь послезавтра.

— Я не хочу на нем присутствовать, — еле слышно попыталась отказаться я.

— Ты ведь хочешь наладить наши отношения? — он говорил со странной блуждающей улыбкой, — Всего один вечер, и я обещаю больше не терроризировать тебя.

Я была в шоке. Что это за "прием" и почему Камилю так важно мое присутствие? С другой стороны, если бы он хотел сделать мне что то плохое, то не ждал бы никаких приемов.

Я устало кивнула.

— Если для тебя

это важно, то будь по твоему. Объясни, что от меня требуется и кто будет? — сдалась я.

— Будут разные люди, ничего особенного. Что то вроде маскарада. Это традиция и хозяевам дома присутствовать обязательно. Все, что от тебя требуется, только присутствие, — Камиль посмотрел мимо меня, стараясь не встречаться взглядами.

Ну что ж. Все оказалось гораздо проще. Я даже не думала, что Камиль даст мне шанс на жизнь в этом доме. А сейчас он явно предлагал перемирие.

— Хорошо, — я выдохнула. Чувство тревоги закралось в душу, но я не предала этому значения. Будут другие люди, приглашенные гости. Я помню, когда Жанна с Эрнестом были живы, в доме часто организовывали разные мероприятия. И маскарад, и бал, и игры. Приходили их друзья и соседи. Атмосфера царила веселая и непринужденная. Я очень любила учавствовать во всех праздниках.

Возможно, Камиль решил возобновить старую традицию. Его скорее всего тяготит наступившая тишина и пустота в нашем имении. Вот и решил развлечься и наладить мосты. Только не понятно зачем я…

Глава 23

На следующий день после завтрака, я взяла свой большой альбом и карандаши. Я хотела посидеть возле бабули и порисовать. Давно у меня не было вдохновения. Невзгоды последних дней сказывались на моем творчестве.

Камиля нигде не было, как и его автомобиля. Наверное, уехал раньше, чем я проснулась.

Настроение у меня было хорошее. Спала я относительно крепко, даже не просыпаясь. Чувствовала себя отдохнувшей.

Если мы с Камилем найдем общий язык, жизнь станет проще и легче. Возможно, со временем, я смогу вернуться в этот дом с Мироном. Я верила, что Камиль может не признать в нем своего сына. А даже если и увидит сходство, то я приготовила версию об отце — футболисте. Будто, когда я уехала из дома познакомилась с иностранцем, у которого в нашем городе был короткий контракт. Так уж случилось, что мы были вместе и сын стал плодом нашей короткой любви. Затем его работа была закончена и он уехал, оставив меня беременной. Кстати, так думает и сам Мирон. Поэтому, сможет подтвердить мою версию.

Судя по тому, что Камилю до меня нет никакого дела, он не будет слишком сильно вдаваться в подробности и вычислять по датам, что это его ребенок.

Окрыленная первыми успехами в нашей многолетней войне, я быстро дошла до бабули. Удивилась, когда увидела две красные розы в гербарии, который я вчера оставила на ее столе. Могилу

старушки тоже кто то навещал. Мне стало приятно, что ее помнят. Она была потрясающей, очень доброй женщиной. Возможно, приходил Прокоп…

Кстати, с момента моего приезда, я о нем ничего не слышала. Либо Камиль его уволил, либо водитель сам ушел, так как в его услугах не было больше надобности. Жаль, конечно, но содержать ненужный персонал, это неоправданные траты.

Камиль вчера говорил, что хочет выкупить мою часть дома. Ему настолько неприятно мое присутствие, что он готов хорошо потратиться. И в то же время, когда я отказалась, он легко смирился. Никогда не понимала его!

Я рисовала природу. Высокие березы, которые радовали меня своим видом. Яркое солнце на небосводе. Мне почему то захотелось дополнить пейзаж качелей. На ней я нарисовала абстрактную фигуру девушки и рядом высокого худого парня с развевающимися по ветру кудрями. Он качал ее, и они смеялись.

Это воспоминание родом из детства. Когда мы с Камилем гуляли, я его уговаривала покачать меня. На рисунке наши фигуры были вытянутые, непохожие. Но я знала, что это мы. Счастливы и беззаботные.

Я рисовала с упоением гения, дорвавшегося до любимого дела. Как писатель, вдохновленный историей, который пишет все ночи напролет. Так и я стралась вложить в изображение больше оттенков серого. Это была зарисовка простым грифельным карандашом. Но она была настолько эмоциональная и живая, что я не могла оторваться от работы долгие часы. Стирала неаккуратные линии, растушевывала и снова наносила глубокий след.

Когда я уехала из дома беременная я часто рисовала Камиля. Долгие годы я хранила его портреты и плакала ночами, разглядывая его черные глаза. Но Мирон взрослел и, как любознательный ребенок, часто лазил по шкафам, рассматривал мои работы. Я боялась, что он найдет портреты своего отца. Поэтому я их все уничтожила.

Сейчас мне хотелось снова запечатлеть образ любимого мужчины. Наверное, поэтому я и рисовала с такой жаждой и откровением.

Несколько раз звонил Игнат. Я не могла с ним разговаривать и поэтому не брала трубку. Скинула смску, что вернусь завтра и тогда сама наберу его. Я не могла найти в себе силы врать мужчине, а любезничать с ним, не было желания.

Из за Камиля, я снова очутилась на пустом перекрестке. Хотела бы я выбрать нужный путь, который приведет к счастью. Отрицать свои эмоции к нему глупо. Можно соврать кому угодно, только не себе.

Я решила, что не буду заниматься самоуничтожением. Я его люблю, но понимаю, что вместе мы никогда не будем. Значит, нужно расставить все по местам. Я завтра уеду и неизвестно когда мы снова встретимся. Может через год-два, когда я вернусь с Мироном, показать сыну его дом.

Поэтому у меня еще будет время искоренить ненужное чувство. Потому что находясь с Камилем на одной территории это нереально.