Маска власти
Шрифт:
Я зевнул и потянулся. Разберемся мы с этим Покусом, и не такие пожары тушили… ого, уже почти полночь! Ох, и упился ж я в горьком своем одиночестве! Вроде как и не пьян, но в то же время явно нетрезв.
Я сбросил халат и голышом забрался под теплое пуховое одеяло. Завтра меня ждет сухое горячее лето. В столице сейчас непереносимая жара. Даже как-то странно: сегодня сражался с метелью, а завтра буду глушить ледяное пиво, спасаясь от жары.
В дверь номера кто-то тихонько поскребся. «Крысы у них тут, что ли? – сквозь дрему лениво подумал
Я подскочил на кровати. Точно, в дверь моих апартаментов кто-то еле слышно постучал. Я прислушался. Пансионат уже спал… стук повторился.
«Открою – ствол в рыло, – пьяно размышлял я, – и ищи потом… или тряпку с паралитиком». Любопытство, однако, пересилило осторожность. Я вытащил из-под подушки любимый табельный «тайлер», снял его с предохранителя и бесшумно двинулся к дверям. Осторожно отомкнул замок и мягким кошачьим прыжком переместился назад, держа оружие на уровне глаз. Теперь входящий не имел и тени шанса. Дверь медленно отворилась…
– О Боже, – выдохнула Натали, – ты всегда так встречаешь гостей?
На ней был розовый полупрозрачный пеньюар, не скрывавший почти ничего, но в то же время делавший ее нестерпимо желанной. В руке она держала бутылку дорогого шампанского.
Я почувствовал предательское шевеление в известной части туловища, и, покраснев как рак, использовал офицерский бластер в роли фигового листка.
– О-о-о, – одобрительно прошептала Натали, запирая дверь на замок, – это мне начинает нравиться…
– Заходи, – выдавил я и метнулся в спальню, где поспешно натянул халат и кое-как привел в порядок свои локоны.
– Откровенно говоря, миледи, я вовсе не нуждаюсь в такого рода благодарности, – с умным видом заметил я, возвращаясь в гостиную.
– Ничего себе, – перебила меня она, поднимая с пола почти пустую емкость из-под «Старого Биндера», – ты один это уделал? Все ясно. Сейчас ты вывалишь нечто вроде «Так поступил бы любой офицер, миледи». Тогда я предпочту общаться напрямую с твоим младшим братишкой – он, похоже, соображает лучше.
– С чего ты взяла, что я офицер?
– Не смеши меня, дорогой. И, чтобы развеять твои сомнения, скажу, что я пришла к тебе не только из благодарности. Поэтому брось притворяться и стань наконец самим собой, таким, каким ты был в лесу, то есть крепким, уверенным в себе воякой.
Я сел в кресло и потер лоб.
– Но в самом деле?..
Она достала из бара бокалы и воркующе рассмеялась:
– Бизнесмены Метрополии ругаются совсем не так, как военные. И, как правило, не имеют таких уверенных рук. Да и вообще, ношение оружия поражающей способностью свыше сорока условных единиц есть тяжкое преступление, а? Кроме как для тех, конечно, кому это оружие носить положено.
– Ладно, – я примирительно махнул рукой, – наливай. Мне уже, в сущности, плевать – я завтра уматываю.
– Ты серьезно?
– Вполне. Тебя это огорчает?
– Вот черт… А может, останешься?
– У меня срочные дела… Натали, девочка,
Она присела на подлокотник моего кресла и заглянула в мои глаза.
– Я не знаю, что со мной, не спрашивай… но в тебе есть что-то, что я искала в сотнях мужчин… я понимаю, что это глупо, но что я могу с собой сделать, если это так?
Я вылез из кресла и подошел к окну. Метель уже улеглась, в бездне ночного неба висел привычный звездный узор.
– Натали, – не оборачиваясь, произнес я, – ты непохожа на романтическую девочку.
Она едва слышно рассмеялась.
– Непохожа… Ты веришь в судьбу, Алекс?
– И да и нет.
– Ну а если да?
– Если да – то она очень меня баловала. И очень больно казнила. Если да, то я стал ее бояться.
– Бояться судьбы?
– Бояться боли. Не физической, разумеется.
– Тогда ты живешь в аду.
– У каждого свой ад, Натали. Я свой ад ношу в себе.
– Почему ты не можешь его забыть?
– Забыть нельзя ничего. Мой персональный ад – это плата. Плата за смысл.
– Ты уверен в том, что смысл этот есть?
– Он дает мне силы. Я могу умереть в любую минуту. Смысл укрепляет мою руку.
Я вернулся к креслу, взял со столика сигару.
– Ты сильный человек, Алекс. Но почему в тебе столько грусти?
– Я слабый человек, Натали. То, что ты привыкла считать силой, – всего лишь непонимание природы силы. Моя сила – это воля. Она держит меня.
– Твои рассуждения нехарактерны для офицера. Это росская философия. Философия Гор, если мне не изменяет память. Кто ты?
– Воин.
– Воин без имени?
– Просто воин.
– Я пришла к тебе, воин.
– Я твой, женщина.
Она выскользнула из моей постели в половине шестого утра.
– Не прощайся со мной, умоляю… быть может, ты прилетишь на Кассандану…
Я попал на хренову Кассандану гораздо раньше, чем думал.
Глава 2
Лето кончилось дождями, мерзкий сырой ветер гнал листья вдоль улиц, а я тоскливо глядел на мир сквозь витрину небольшого бара на 54-й авеню. Начало осени не предвещало ничего хорошего. Я чувствовал себя усталым и опустошенным. Вчера мой любимый кот Эрик наложил мне в туфлю, чего с ним не случалось уже много лет. Мерзкий тип отомстил мне за то, что я неделю не покупал ему свежей рыбы. Возвращаться в пустой дом и общаться с мохнатым террористом мне не хотелось, и я сидел в баре за кружкой пива, лениво обозревая крепкие задницы пары ушлых красоток, торчавших у стойки, и размышлял, не стоит ли свистнуть их обеих. В желудке моем сонно переваривался недавно съеденный обед, красавицы не обращали внимания на мрачного типа в дорогом плаще, с вызывающе ценным перстнем на правой руке, и я вдруг подумал: а чем, собственно, я отличаюсь от куска говядины, на сей момент обитающей в моем брюхе? Ей, поди, так же тоскливо, как мне, говядине этой. Подраться, что ли, с кем-нибудь?